Своё неведомое | ходы игроков | Новая встреча

Внутри зазвенит, заворочается тот самый вопрос без ответа. Часто даже и без вопроса. Ничего не понятно о нём, тёмный лес. А если вдруг очнуться не сразу?
Если дать привычному кончиться, а чему-то ещё начаться?

Там в лесу нет дорог и не слышно даже шума машин, чтобы выйти к шоссе. И темно так, что скоро будет светать. Предрассветный час.
Но вот если там задержаться и больше прислушаться, то почудятся вдалеке голоса. Шепелявые и весёлые. Кто-то есть! А где есть, там и что-то будет!

Звук выводит к опушке. Вот они уже близко, кто-то! Разговаривают по-прежнему.
За последними деревьями открывается вид — и на них, и на окружающее. И что-то в груди проваливается, а что-то взлетает.

Потому что они похожи на пушистый дым перед зеркалом. Вовсе не на людей!
Потому что в своём тёмном лесу вы вдруг встретили кого-то, кроме себя. И кто их знает...

Но смеются они не страшно. Делом заняты — хозяйственно перчат горизонт, приговаривая: "Расссти звезда, большшшая и лассковая".

По счастью, из леса выходят другие люди (кажется, люди?): другие странники, столь же не потерявшиеся.

— Чууу, — бормочут пушистые клубы химер, заигрывая. — Чччеловечесским духом пахххнет.
Хюхюхю

Весело им, проказливым.

Гошшшшти.
Дддааа.
...о пожаааловать...
Чаааю?

За ними дом приветливо окнами светит, теплом манит.

— О, Бенедикт! — узнают вдруг кого-то из вас химеры и прекращают трясти перечницами. — Ссс возвращщщением! Как делаа?

В домике химер безвременье - или вечность, - там день сменяет ночь, и вечер - утро, там весело хозяевам и бесконечное лето, и Бенедикт знает, что в Грезе так бывает часто, если не всегда. А он наполовину человек, и вскоре после ухода сира Эмира с его захватывающей и будоражащей душу историей паренька тянет на приключения. Не в привычках его народа сидеть на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, феями, химерами… он рожден странствовать, узнавать новое, всегда добиваться своего. Он рожден меняться. И однажды утром его постель оказывается несмята, а в воздухе после него остался запах дождя и нерасцветших ландышей.

Сколько прошло для химер? Он не знает, но для него минуло два года - он побывал в Бостоне и Сан-Франциско, дважды переплыл океан зайцем на огромном лайнере, нашел новых друзей и расстался с ними - бессчетное число раз. Трудно дружить с эшу - они уйдут на рассвете, не сказав ни слова, а когда встретят снова - обнимут как ни в чем не бывало, осыпят вас похвалами и комплиментами, словно бриллиантами, и вы никогда не будете знать, что у них на душе.

Бенедикт научился улыбаться. Свежо, искренне, радостно, как будто бесконечно счастлив вас видеть, даже если это случается впервые. Но он не делает это часто. Какая-то тень былого еще довлеет над ним, изредка заставляя замирать и думать о чем-то своем, далеком и сложном, но уже сам выходит из этих состояний, стряхивая их с себя, как капли дождя. Он распрямился - еще не гордо, как и положено кому-то с золотым гербом на груди, но уже не сутулится и не смотрит по большей части себе под ноги, словно согнувшись под тяжестью не такой уж и большой котомки. Он научился держать одежду в чистоте - теперь видно, что это изумрудно-зеленый бархат камзола века эдак шестнадцатого (?), на пару тонов светлее обтягивающие кожаные брюки - именно брюки, не шоссы и не панталоны, что сразу делает весь его облик на пару веков ближе к современности, высокие кожаные же сапоги до колен - коричневато-песочные, яркие и блестящие. Кружев на белоснежных манжетах тонкой рубашки, похоже, прибавилось. На голове залихвацкий зеленый берет с пушистым алым пером, которого не найдешь в реальности. Ему уже четырнадцать, он слегка подрос - хотя все еще выглядит и юным, и хрупким, как и в прошлый раз, - и боевой палаш на его боку отливает золотом отделки, хоть и слегка потускневшей.

Он снимает берет и церемонно кланяется присутствующим: “Добрых дней, веселых ночей!” - он обнимает химер - всех по очереди, гладит их теплые пушистые бока, чуть приминая и снова отпуская, чтобы те мягко пружинили, - и восклицает, звонко и радостно, как в первый день весны:
- Вы помните! У меня новая свирель, и для флейты мне сплели кисточку, - хвастается он и показывает. - А у вас как тут?

Он вернулся сквозь дождь, туманы и морскую непогоду, на его одежде здесь и там переливаются редкие капли, но в целом он не выглядит как кто-то вымокший и продрогший. Дорога эшу была легка, как и должна быть, и у химер он оказался, идя совсем в другое место. Пути Грезы неясны и непонятны, даже ее обитателям, так что стоит ли удивляться тому, что путь вывел не туда, куда вел?.. Его позвали друзья, и он откликнулся на их зов о встрече, но его ждали в другом месте - куда он и пришел. В соответствии с правом рождения.

А вопрос…. вопрос остался всё тот же, ведь в прошлый раз он нашел здесь утешение, но не ответ.

Эн, с животрепещущим интересом:
— А что значит: весёлых?

Анта не сразу заметила, что пространство вокруг неё неуловимо изменилось. Ещё минуту назад она шла, не разбирая дороги, полностью на автопилоте, погружённая в свои мысли. И вдруг как будто очнулась - вокруг лес, который пахнет чуть иначе, чем она помнила. Что-то таинственное и манящее было в этом запахе, что-то, что звало навстречу приключению.
Голоса тех, кто оказался рядом, окончательно привели её в чувство. Она увидела клубящихся созданий, которые совершенно точно не принадлежали её миру. Увидела мальчика, одетого как принц, который сошёл со страниц какой-то сказки. Кто-то ещё стоял поблизости, но Анта не могла отвести глаз от этих существ.
Головой она понимала, что так не бывает, что наверное сейчас следовало бы испугаться или убедить себя в том, что всё происходящее нереально, что она ударилась головой и бредит. Но в груди расправляло крылья ощущение, которое знакомо наверное всем детям на свете - предвкушение чего-то радостного и очень интересного. И вопреки голосу разума Анта как-то сразу поверила, что всё - правда, что всё настоящее.

Она приблизилась к химерам и Бенедикту, но пока не сообразила как вступить в разговор. Несмотря на это щекочущее чувство внутри, Анта не знала как реагировать на происходящее, что сказать этим невероятным существам. Ей привычней сначала осмотреться и прислушаться, немного освоиться в незнакомой компании.

Услышав вопрос, Бенедикт оборачивается к № и видит юношу (?) в просторных светлых одеждах (?). Подходит ближе.
- Веселый - это алый цвет, цвет жизни и радости. Он может мерцать в фонаре или кровью на острие клинка, как поется в песне,* - кому что больше нравится. Я предпочитаю отсветы костра в счастливых глазах возлюбленной. А ты? - он наклоняет голову, изучая собеседника, слушает ответ, если он есть, и кивает, а потом мягко улыбается Анте, протягивает ей руку, и если та вкладывает в нее свою - целует девушке кончики пальчиков.

Химерам ласка приятна, они урчат и тоже норовят Бенедикта погладить. Со всех сторон примагничиваются, тянут шшупальца к кисточке, одновременно и отвечая, и задавая полсотни вопросов. Ну как позабыть! А повидался ли Бенедикт снова с Ежи? А с кем? А много ли новых встреч? А старых? А историй, историй? А приключений? А откуда новая свирель? Подарили? Нашёл? А кто сплёл кисточку? а из чего пачиму зачем что это значит И, безусловно, самое важное:
— Ты ссс ней играешшсся?
Они бы за ней поохотились.
— Туут, как у нассс, — отвечают тоже, покачиваясь с кисточкой синхронно, гипнотично, — в сссамом деле ааа!

Ну, так и есть. Они в самом деле ааа, что бы это ни значило.

И все эти пушистые говорливые чудики так и последуют за Бенедиктом к Анте, шепча как шорох камышей на ветру.
В такое либо уже вливаться, как некогда Алиса, либо подпрыгивать, кричать и убегать от них в лес со всех ног.
Химеры, возможно, всё же почувствуют тонкий момент.
— Шсссмотри какаааая кисссточка, — обратится одна из них к Анте мягенько, осторожно.
Словно Анта пушистый кроличек.
— Шсссмотри какаааая. Бенедикт, покажиии ей тожеее, пожалуйсссста.

Дымные клубы свернутся, не позволяя себе лишнего, станут похожи на бутоны в горшке. Они явно надеются, что так Анте будет среди них проще.
— Вы пришшшли поиграаать?

Эн улыбается, разводит руками, предполагает:
— Отсветы пожаров?

Улыбка открытой книги. Правда, эта книга сама бы не отказалась прочесть свой краткий пересказ. Особенно с выводами. С какими-нибудь мудрыми комментариями.
О, мудрых комментариев прям отчаянно не хватает.
Но что ж теперь.

Он подойдёт ближе к Бенедикту и Анте.
Тоже, наверное, любопытно посмотреть на кисточку.
Или посмотреть на то, даст ли Анта поцеловать руку. И как.

Ижво тихо вышла из леса и осталась стоять на краю поляны, прижавшись к дереву. Вот она здесь, куда шла, и что теперь. Путешествие через лес, через темноту, чащу, ветки, кочки и лужицы под ними избавило, отрезало от того, что было до, снаружи.
Прислушалась к себе.
Ни холодно, ни жарко. Ноги гудят, но не болят. Усталая, но не голодная. Вроде, не опасно здесь.
Прошлого нет, есть только она и то, что она сделает.
Стоит, прислонившись к дереву, и внимательно смотрит за происходящим, почти ничего не понимая. Вот кто-то идет, открытый и общительный, за ним какой-то рой существ. Вот кто-то стоит, вот они общаются. Как будто бы все тут знакомы друг с другом и понимают, что происходит.

Ей нужно какое-то время.

Бенедикт легко дается на погладить, как будто он кот или даже целая клубящаяся химера, а не сказочный принц (нет, он не принц, конечно, всего лишь сын графа, но фейскому барду вроде него зазорно выглядеть чересчур скромно, к тому же в его облике и так слишком мало золота - для его народа). Нет, с Ежи он не повидался, не до того было, зато повидался с Маленой, и с Карлом, и с Петерсоном, и с… он может долго перечислять всех, но вряд ли это будет интересно всем присутствующим, поэтому он замолкает, ограничиваясь расплывчатым “много”. Много новых и много старых, и историй, конечно, прорва и приключений - например, в Бостоне ему удалось переместить всю честную компанию в музей в полночь и они знатно там побузили, но об этом как-нибудь в другой раз. Свирель он выиграл на турнире бардов в Сан-Франциско, а кисточку - он делает таинственное лицо - сплела Малена, новая любовь, муза и вдохновение. Он ее давно не видел - целых два месяца! И, конечно, это значит, что они будут вместе - какое-то время. А что потом? А потом он не загадывает!
- Я на нее смотрю, когда новые стихи пишу, - задумчиво, - так что, наверное, да…
И заметив, что химерам нравится следить за кисточкой, водит ее из стороны в сторону, даже подумал о том, чтобы сыграть - так интереснее и кисточка будет дергаться быстрее и непредсказуемее, но откладывает эту мысль на потом.
- Ах, ну если ааа, то это, наверное, хорошо! Очень рад за вас.

С сомнением смотрит на Анту: разве ей интересна его кисточка? Но химерам не отказывают, так что он протягивает девушке флейту - кисточкой вперед, чтобы удобнее рассматривать. И №, конечно, покажет, потому что Малена стоит того, чтобы ее работу расхваливать.

На вопрос об отсветах пожаров пожмет плечами - № виднее. Если для него так, значит все правильно. В конце концов, была же тут Руби, которой без огня и страсти скучно и пресно… № похож на нее? Все может быть.
- Наверное, - улыбается он.

— Мне не писали стихов, — ответит Эн, глядя Бенедикту в глаза то как взрослому, то как подростку. — В этом всё дело.

И приветливо встретит кисточку, будто она — небольшое животное. Изучит её (если можно) с ловкостью слепца и не снимая перчаток.
К Бенедикту, предполагая:
— Они думают, пожалуй, что это теперь твой символ.

Это бы объясняло, отчего химерам понадобилось кисточку показать Анте. Хотя не исключено и то, что они просто желают делиться прекрасным по простоте душевной.

— А там ещё кто-то есть... — про фигуру у дерева. — Не нужна ли ей помощь?

Свист ветра усиливался, со временем перерастая в пронзительный гул, и на какое то мгновение Лорин почудилось, что она не слышит даже собственных мыслей. Недоумение, ужас и опустошающее душу одиночество – вот что осталось после того, как стена вихря отделила ее от мира, поглотив и растворив в себе, оторвав от всего, что она так отчаянно хотела запомнить и сохранить.

Хлопок, разорвавший тишину, ударил в уши почти знакомым звуком. Лорин почувствовала, что падает, проваливается лицом вниз, и инстинктивно дернулась, выставив руки перед собой.
Она упала на колени, приземлившись ладонями на поверхность, выстланную мягкой и пушистой травой.

Она долго ждала, застыв в темноте, пока не поняла, что шум, который она слышит - это не привычный рев ветра, а что-то совершенно другое. Что-то, чему она никак не могла подобрать название, отчаянно напрягая слух, и пронзившая ее мысль была такой невозможной - Лорин может слышать. А значит ей есть - чем. У нее снова есть тело.

Вокруг было темно и пусто, но пространство перестало быть пугающим и чуждым.
Она не могла сказать точно, что именно натолкнуло ее сознание на этот вывод, но Лорин поняла наверняка – она оказалась в том единственном месте, которое могло ей помочь.
Лорин почти не верила в то, что смогла каким-то чудом попасть сюда – она лишь поражалась тому, что это случилось.

Хотелось рухнуть лицом вниз на пушистый ковер из травы и лежать так еще очень-очень долго. Но надо было встать и осмотреться.
Встав и сделав шаг в полумраке, Лорин увидела опушку леса и дом. Она откуда-то знала, что этот дом - место, где она может быть любой, где ей нечего бояться и можно расслабиться. Здесь можно будет отдохнуть.

Бенедикт изучает № - в его мире не каждый становится вдохновением для барда, но эшу и героических поступков немало, так что всегда есть надежда, что если не тебе лично, то твоим деяниям что-нибудь да посвятят - хотя бы пару шуточных строк "в альбом" на балу... Он не предлагает написать № стихи - для него это значило бы больше, чем он может сейчас отдать незнакомцу, но принимает его ответ и отзывается спустя пару вдохов:
- Когда-нибудь напишут. Что-нибудь очень хорошее.
Смеется, слыша про символ. Вся жизнь фей состоит из символов и знамений - нет ничего удивительного в том, чтобы связывать одно и другое, живое существо и близкий ему предмет, а потом через предмет обращаться к тому, кого он означает... Как-то так и работают чары.
- Вполне может быть, - легко соглашается он и смотрит туда, куда и № - на фигуру у дерева: - Даже не знаю, - с сомнением. - Мне кажется, если мы подойдем все вместе - она испугается...

Анта вкладывает свои пальцы в ладонь Бенедикта, и внутри неё что-то одновременно сжимается и расправляется, когда юноша целует её руку. Румянец приливает к её щекам, ещё никто не приветствовал её так, даже в шутку.

Когда Бенедикт протянул ей флейту, Анта протянула руку к кисточке на её конце, но замерла в паре сантиметров и не стала прикасаться. Мало ли, вдруг этот предмет настолько дорог его владельцу или есть другие причины, по которым к кисточке нельзя прикасаться? Она встречала такое в некоторых сказках и фэнтези.
- Очень красивый узор, - улыбнулась она.

- Мне тоже ещё никто не писал и не посвящал стихов, - улыбнулась она N. - А для весёлые ночи - это ночи в кругу близких, когда можно говорить обо всём: о смешном и грустном, и чувствовать себя хорошо.

Существа рядом выглядели совершенно не страшно. Они как будто с любопытством смотрели на Анту, и она почувствовала любопытство в ответ. Но прежде чем задавать вопросы, Анта решила осмотреться - её не покидало чувство, что в лесу вокруг есть кто-то ещё.
- Давайте я подойду и узнаю как она (?), - Анта поддержала Бенедикта. - Я тоже думаю, что если мы пойдём все вместе, то можем испугать.

Всем на опушке

За домом поднимется ветер. Свистит, нарастая, его внезапный порыв. Только, против ожиданий, не затрепещут тени деревьев, не задрожат лёгкие стены чайного домика и не свалится с крыши одинокая химера, собирающая опавшие звёзды. Что-то хлопнет за домом и – тише – упадёт в траву. Ветер тут же утихнет, как его и не было.

Химеры прекратят галдёж и отвлекутся от кисточки. Клубы их потираются друг о друга.
Необычноооо
Ддааа

Они пойдут посмотреть, хотя с вами останутся несколько (или это одна?). По пути ушедшие клубы растекутся двумя причудливыми ручьями: один – в дом, а другой потечёт вокруг.


Лорин

В лёгком нарядном доме кто-то живёт. Виден мягкий золотистый свет сквозь бумажные окна и слышится перестук посуды и плеск воды.
Из-за дома волнительно выглянут дымные щупальца. К ним добавится ещё одно, удерживающее в завитке своём бумажный фонарик, похожий на яркую тыкву.
Хюхю
Донесутся от тыквы проказливые звуки.
Гошшшти?
Ддаааа
Осссторожненько
там невосссспиитанная лозааа


Ижворатюя

Ей нужно время, и у неё есть время.

Ничего плохого в этом странном краю пока не происходит. И это хорошо.
Правда, все живут. Движутся. Говорят. И это сложно.
Картинка не складывается.
Проказливые голоса потусторонней шепелявости почти все удаляются. Суматоха удаляется с ними.
А без большого их шумного семейства на поляне вдруг остаются трое незнакомцев. Или уже немножко знакомцев? О чём-то они всё беседуют. И в сторону Ижворатюи даже поглядывают.


Бенедикт и Анта

Химеры успеют поумиляться, прежде чем утечь.
Они довольны, что Анте тоже понравилась кисточка. Наш человек! И кто-то из них попытается объяснить про талисманы, а кто-то – спросить про таковой у Анты, но в остальных возобладает мнение, что некие таинственные игры начинать лучше в доме и сообща. Так они и договорятся.

— Давааайте, — скажет Анте оставшийся пушной-дымный клубящийся чудик.
Что "давайте" он скорее всего не знает. Но ему понравилось, как Анта это сказала.

— Зовиии, ессли што, — предложит он.

А когда Анта пойдёт к Ижворатюе, химера (она же "чудик") обратится к Бенедикту:
— Знаачит, ты нашшшёл ссвоё сообщессство?

Это, вполне возможно, та самая дотошная химера, которая вела игры в прошлый раз. Уж очень конкретные вопросы.

— И тебя ждалоо шшшто-то нооовое или хорошшшо забыыытое сстааарое?

Эн переведёт выразительный взгляд с Анты на Бенедикта, с Бенедикта на Анту. Он явно хотел пошутить, но что-то поймёт и не станет.

— У меня есть сведения, что чай никого не испугается... Ммм, и быть может она не испугается чая?
У него такие интонации, словно это хитрый-коварный план.
Сориентирует Анту:
— Вон там, если обойти, будет лестница на веранду — где всё происходит обычно.

Когда химера заговорит с Бенедиктом, как с хорошим знакомым, то, не отвлекая, укажет носом на дом.

Румянец на щеках говорит ярче слов: кто-то увлекся. Несложно увлечься, когда ты в Грезе, сложно отличать тех, кому здесь непривычно. Бенедикт учтет, незачем делать домик нечаянных химер местом смущения и неловкости.
- У Малены хороший вкус, - соглашается он с Антой. И руки ловкие, быстро мелькают, когда та плетет из золотых или обычных нитей. А потом просто кивает: да, пусть Анта сама подойдет к той фигуре у дерева - если там и правда девушка, им будет проще найти общий язык.

Обернется на ветер, запрокинет голову в небо - что это?.. Кто-то так путешествует или случайность?

Рассмеется на шутку №:
- Чаю повезло быть не робкого десятка, но он, наверное, видел много и многих…? - смотрит на юношу в светлых одеждах, как будто тот должен знать всю историю чая в домике химер.

- Сообщество? - искренняя улыбка сползет с губ подростка, как будто потеряла что-то в траве и надо срочно найти. Он опустит голову и качнет затем ею: - Нет, не нашел.
Новая улыбка наползет совсем грустная:
- Но было много нового, да, - он кивнет еще раз, как старик, когда и сказать нечего, и разговор оставлять неохота.
Заметит жест № и кивнет еще раз. Он вдруг становится медленным и неповоротливым, остается там, где он есть, и никуда не идет, пока не станет ясно, что все ушли и ему тоже, наверное, пора. Тогда он пойдет за химерой на веранду - или, может быть, за №?..

Анта восприняла ответ существа как руководство к действию. Да и Бенедикт утвердительно ей кивнул - надо идти смотреть кто там стоит у дерева. Ей привычней роль ведомой, когда есть кто-то, кто говорит как делать. Но в непривычных обстоятельствах ведь можно попробовать что-то новое?
Она пошла в сторону Ижворатюи, стараясь выглядеть максимально безобидно. Как именно должен выглядеть безобидный человек - Анта представляла себе смутно: она не пушистый котёнок (вверх безобидности по её меркам). Поэтому просто старалась не делать резких движений и держать руки на виду.

Анта остановилась примерно в полутора метрах от Ижворатюи и сказала:
- Привет! Меня зовут Анта. А тебя?

А потом добавила, сама не зная зачем (ведь до этого проблем с коммуникаций ни у кого не было):
- Ты меня понимаешь?

Эн согласится напевно:
— Даже спокойствие настоятеля –

Но не продолжит.
Потому что всё встанет вдруг на свои места.

Он впитает перемену, произошедшую с Бенедиктом. Он узнает её сразу. Его глаза расширятся, посветлеют как дерево, спиленное под корень.
— Ты живёшь не первую жизнь?..

Он обнаружит, что говорит это. Быстро, взволнованно.
Он обнаружит, что рад.

Эн попробует эмоции в воздухе кончиком языка.
Вкус потерянной улыбки и осенней листвы. Золото щекочет. Пепел горчит. Доверчивая нота румянца. Огонь Анты светит без копоти...

Он погладит, проверяя на приятность плотную материю рукава своих верхних одежд. Она не кусается. Она мягкая и противится времени. Она шепчет о том, что её творцы не в ладах со смертью. Им страшно, но чаще весело.
Д. нарочно её выбрал? Подобное к подобному? Если вообразить, что ему есть дело и вздумалось бы преподать урок: "Видишь, милый, как несравненна их изобретательность. Она не знает ограничений и не выбирает своего применения. Всё, как ты любишь." Тот голос, чья насмешливая хвала безжалостней высокой морали.

И всё-таки это забота. Её можно, наверное, предложить – и он предложит барду руку, согнутую в локте.
— У вас нет... — какое слово выбрать? — путей, ведущих в былое?

Ижво уже какое-то время внимательно вслушивалась и всматривалась. Понятнее не становилось. Значит, придется как есть. Пока что ясно только, что надо идти на веранду. Хорошо. Веранда. Сейчас.
А вот кто-то идет сюда. Ну что ж, так даже лучше.

- Привет, Анта. Я Ижво.
Протянула руку для рукопожатия.

Арника точно помнила, что отправилась в свой лесопарк при свете дня, однако, продравшись через очередные плотные кусты на пути она обнаружила, что стало совсем темно. Вообще-то, тут не должно было быть ни полянки, ни домика, ни этих могучих высоких деревьев (где вы видели в черте города что-то выше среднестатистической сосны?) Но оно было.
Наверное, она прошла бы дальше по краю поляны в поисках того места, где в прошлый раз ожили ее татуировки, но клубящиеся создания наворачивающие круги около людей в странных одеждах не могли не привлечь внимания. С одной стороны, стало страшно, лицо в момент окатило горячей волной и ноги намертво вцепились в землю воображаемыми корнями. А с другой - ну если это не то самое странное место, то какое же оно должно быть?!
Пока Арника боролась с корнями из ног, на полянке началась движуха и народ начал расходиться-расклубляться в разные стороны.
Ближе всего были две девушки, и, судя по всему, с ними можно попытаться начать разговор.
- Дамы, простите, пожалуйста, что прерываю ваш разговор. А вы, случайно, не знаете, как пройти в библиотеку где мы?

Постояв какое-то время в вертикальном положении Лорин привыкает к ощущениям в теле. Голова кружится, она чувствует себя очень уставшей и стоять ей довольно тяжело.

Немного проморгавшись Лорин видит фонарик. А что держит этот фонарь? Лорин пытается внимательно разглядеть происходящее и видит существ похожих на туман.
Они не кажутся ей опасными, наоборот, Лорин чувствует волну дружелюбия и любопытства. Голоса существ мягко прошуршали предупреждением о невоспитанной лозе.

Услышав слова туманных комочков - Лорин напрягается. Ей не хочется сейчас сталкиваться ни с чем имеющим прилагательное «невоспитанный».
Она еще раз оглядывается по сторонам и не видит никакой лозы. Вот и хорошо, - думает Лорин.

Она смотрит на туманных существ и неуверенно машет им рукой.
Привет!

Боже, как хорошо - из кустов вышла чудесная и сразу стало спокойно и понятно, что и не должно быть понятно.

- я не знаю, где мы, но нам определенно надо вон туда, на веранду. Идем?

Он поймет шутку про настоятеля и улыбнется ей. № напомнит ему одного знакомого из далекой страны, рассказывавшего трагические истории о неразделенной любви. Монастыри и настоятели в них тоже время от времени присутствовали.

Быстро взглянет на № после его догадки.
- Верно, но забыл многое. Больше, чем хотел бы.

Идет под руку с новым знакомым к веранде.
- В прошлое ведет много путей. Одни из них - истории, рассказанные у очага, другие же требуют долгого путешествия за пределы обитаемой вселенной, а третьи…
Он ненадолго замолкает и, уже когда ступает на деревянные ступеньки, заканчивает:
- …Я слышал, есть способ переписать прошлое, но никому из тех, кто я знаю и кто владеет этим искусством, не удавалось вернуться больше чем на десять минут назад. Тем не менее есть истории о том, как удавалось целые века пустить по иному пути. Так людьми забыта кровопролитная война фей с фоморами - остались легенды, рассказываемые феями, но среди людей нет очевидцев и их потомков. Для них история оказалась иной.

Помолчит, усаживаясь за стол.
- А ты как узнал, что я жил прежде своего рождения?

Анта потянулась, чтобы пожать руку девушке, но не успела - из леса вышла ещё одна незнакомка.
После слов Ижворатюи Анта добавит:
- Я тоже пока не очень понимаю как здесь оказалась и где это "здесь" находится. Но местные обитатели ведут себя вполне дружелюбно. Мне кажется, мы здесь неспроста. Давайте и правда все вместе соберёмся на веранде и выясним у хозяев дома что происходит.

Анта развернётся в сторону дома и улыбнётся спутницам:
- Пошли!

Лорин и все-все-все, когда подходят ближе

Существа помашут в ответ своими дымными клубами, стараясь не напугать. Часть из них забегает по веранде, зажигая новые фонарики, вывешивая их за перила и пытаясь разглядеть, куда лоза... уползла? Во всяком случае, их явно волнует, где её невоспитанность теперь обнаружится и за каким занятием.
Оставшиеся встречатели зашелестят приветливо. Голоса их путаются, как паутинки, и склеиваются в общий радушный узор.
Доброо пожаааловать
Мы нечаааянные хххимееры
Вот нашшш дооом

На веранду выносят котацу*, раскладывают вокруг подушки и раскатывают футоны, вдруг кто-то из гостей захочет прилечь.
Сверху, сквозь перила веранды, к Лорин вдруг свесится дымный хвост и протянет ей вязаную шаль.

Чьи-то невидимые лапки топочут по матам и циновкам, позвякивая сервизом на подносах. Потянет душистым согревающим ароматом горячего напитка.

Во всём происходящем есть ощущение подготовки к празднику в семейном кругу.
И в то же время Лорин точно не будет лишней.
Проххходи, у нассс теплооо и мяяяягенько
Синхронными движениями клубов, будто подтанцовка, химеры завлекают подняться к ним на веранду. Но если Лорин им не верит, они угомонятся.

Будьте как доооома
Встречают они подходящую рука об руку пару из юноши в светлом пальто и подростка (реконструктора? ролевика? мага? что ещё может подумать Лорин?) в историческом костюме.

Расссполагааайтессь
Радуются они трём девушкам, которые, как и Лорин, возможно, впервые здесь – читается что-то такое в их лицах. Одна из них в костюме клоунессы.

Химеры расставляют чашечки и готовы разливать чай. Им отчего-то при этом необходимо и чайник облить, и первый раз из чашечки за перила плеснуть, но дальше они уже не чудят.
Одна из них раскладывет на столе яркие карты и даёт всем желающим посмотреть их.
— Возззьмите сссебе однууу, — говорит она. — Такууую, как видят вассс другие.

Лорин подходит ближе к веранде и улыбается химерам.

Предложенная шаль трогает ее до глубины души, она не привыкла к тому, что кто-то может беспокоиться о ее комфорте, и она не знает как стоит реагировать на проявление заботы, хотя та трогает Лорин почти до слез.
- Спасибо - тихо говорит Лорин.

Немного поколебавшись она с благодарностью принимает шаль и закутывает озябшие плечи. Ей нравятся покачивающиеся танцы химер, и немного полюбовавшись ими, Лорин решает подняться на веранду.
Котацу кажется ей очень привлекательным и мягким. От аромата чая кружится голова и подгибаются коленки.
Услышав слова "Распологайтесь" и "Будьте как дома" - она осторожно снимает туфли, садится за стол и просовывает ноги под одеяло.

Лорин внимательно разглядывает Бенедикта и Эн.
- Здравствуйте! - говорит Лорин всем подошедшим.

Она берет чашку чая и благодарно улыбается химерам. Теплая чашка приятно согревает замерзшие пальцы. Лорин делает маленький глоток чая и чувствует как постепенно согревается и расслабляется ее тело.
Какое-то время Лорин рассматривает разложенные на столе карты. От каких-то карт ей становится тревожно, до мурашек по спине, другие карты кажутся ей красивыми, но не похожими на правду. В итоге после недолгих раздумий она выбирает одну из карт.

Ижво забирается на циновку, укутывая ноги до колен чем-то мягким и теплым. Непонятно откуда в руках уже какой-то ароматный напиток, и как будто бы так было всегда.
Карта.
Выбирает карту. I:3:2.

Анта наблюдает, как удивительные существа быстро обустраивают веранду. От их мельтешения немного кружится голова, но обстановка очень знакомая - эти невероятные клубы дыма явно знатоки ритуалов одной из стран родного мира Анты (и когда это она успела смириться с мыслью о множественных мирах? Но Бенедикт, который для Анты выглядит как существо из сказки, и второй незнакомец, в чьих чертах лица, словах и движениях есть что-то иное (чужое? чуждое?), явно пришли из мест, Анте незнакомых).

После приглашения Анта снимает обувь и садится за маленький столик. Некоторое время обдумывает уместно ли будет засунуть ноги под одеяло, потом всё же решает попробовать. Тепло окутывает её стопы, и вместе с этим в груди поднимается чувство, что всё правильно: она в нужном месте.

Когда на столике появляются карты Анта долго как зачарованная смотрит на них. За каждой картинкой ей видится какая-то история, но сердце ёкает только на одной из карт.

Эн снимет обувь и оставит её на ступенях. Прислушается к словам. Ещё больше прислушается к молчанию.
— А они бы вернулись – дальше чем на десять минут... если бы умели? Даже зная, что это может всё изменить не только для них, но и для всех, кто на это не подписывался?

Вопрос Бенедикта он сначала примет за шутку.
Потом, разобравшись (?), присядет коротко рядом, но спиной к столу и свободно на него облокотившись. Посмотрит на сдержанный профиль подростка.
— По привычке.
На самом деле ответов там столько, что можно лишь выловить для начала какой-нибудь один наугад.
— Твой возраст тебя не объясняет. Детёныш бы иначе ответил на мой первый вопрос. Детёныши большая новость себе самим, откуда есть проистекает их эпичность, не побоюсь слова.
Эн улыбнётся плечу барда:
— Ты для себя не новость... ммм?
Поспорит ли с этим Бенедикт?

А дальше переляжет на ближайший футон, лицом к перилам, чтобы любоваться цветением. Но никак не может найти своё место.
Вздохнув, он сядет и спросит у любой из химер:
— Нельзя ли это послание *указывая на одежду* у вас обменять на другое? Что-нибудь о том, как в объятиях лунного света паутинка меж балками крыши дрожит под тяжестью крошечных капель росы. Иначе *трагично* это печаль и беда, беда и печаль.

Впрочем, беда и печаль быстро позабудутся, когда он отвлечётся на карты, а затем почувствует взгляд. Ему нравится, когда его рассматривают. Всегда нравилось.
Лорин греет пальцы о чашку. Это покажется уютным, и захочется вспомнить как. Он дотянется к столу, возьмёт себе одну из чашек. Не пьёт, просто держит.
— Благодарю?
— Меня можно называть Эн. Это не должно принести несчастья.

Арника рада, что ей так быстро развернулись навстречу.
- Меня зовут Арника. Как цветок. Лекарственный.
Скажет она своим новым знакомым, пока все вместе направляются в сторону веранды.
- А вас как?
Она немного нервничает, поэтому говорит быстро, и еле сдерживает себя, чтобы не начать сыпать лишними вопросами и непрошенными комментариями.
Суетящиеся с фонариками химеры кажутся очень милыми, чувствуется, что они рады гостям. Поднявшись по ступеням, Арника аккуратно ставит свою обувь в дальний уголок и с удовольствием забирается по пояс под одеяло. Устроившись между девушками, она оглядывает остальных гостей.
- Привет! - говорит она всем.
На столике прямо перед ней материализуется маленькая чашка с тёмным чаем, от которой отчётливо веет чабрецом, мятой и чем-то ещё, смутно знакомым. Лучшее средство скрыть волнение - взять чашку, крутить ее в ладонях и пить содержимое маленькими глотками. Ты, вроде бы, занят делом, а вроде бы и в компании продолжаешь находиться. Всю сознательную жизнь Ника терпеть не могла чабрец. Запах - как от кирзовых сапог. Но в последнее время вкусы начали меняться, и всё чаще она стала ловить себя на нехарактерных предпочтениях. Оливки, чабрец, мидии... Теперь это стало вкусно. Наверное, вот так выглядит взросление)
Эн и Бенедикт (Ника услышала, как они друг к другу обращаются) привлекали внимание своей непохожестью. Так волшебно звучат их речи, когда все слова понятны, но сама Арника никогда бы не подумала, что их можно сложить между собой таким способом! Каждый раз оказываясь рядом с людьми, которые ведут такие высокоуровневые беседы, она чувствует себя студентом на совещании профессорского состава кафедры. Очень интересно, тоже хочется так же, но пока нет такой возможности...
Так, стоп, хватит таращиться на соседей по приключению! Это может смутить кого угодно. Надо срочно отвлечься на что-то ещё, помимо чая.
Ага, карты!
Арника долго рассматривает предложенные картинки. Многие из них находят отклик. Но это отклик на то, как она сама себя видит. Откуда же можно знать, что там в глазах у тех, кто находится за пределами ее головы? Так или иначе, что бы она ни выбрала, это всё равно будет иллюстрацией к ее собственным представлениям. Пусть с некоторой поправкой. Она вспомнила, какие фотографии чаще всего показывает друзьям и знакомым, особенно тем, кто сейчас далеко и может наблюдать за ее жизнью только через социальные сети. Когда долго не можешь обняться, что-то теряется. Поэтому она выбирает ту карту, которая будто бы была взята из галереи ее телефона.

- Многие - да, - серьезно кивает он на вопрос №, пока еще идут к дому. - Если такова была их клятва, или обещание, или случайно брошенное слово. Многие из нас - узники того, что однажды сказали или сделали. А многие сделали бы это для любимых или для себя… Мало кто из фей считается с последствиями - без безумства не будет истории, без истории не будет нас.
Он наконец улыбается почти легко, потому что судьба его народа не трагична для него.

Ах, по привычке!
- Значит и ты живешь не однажды, - мягко отзывается он на объяснения и с легким возмущением (первый вопрос - это ведь про веселые ночи?) добавляет: - Мой текущий возраст не детеныш! В четырнадцать самая любовь начинается!
Он усмехается уже совсем спокойно - № потерял счет времени. Видимо, не рождается каждый раз заново… Так происходит и с теми, кто не прошел ритуал.

Вопрос про новость он не особо поймет, поэтому пожмет плечами с улыбкой:
- Иногда.
Иногда бывает странно вспоминать то, что не помнил прежде. Думать обо всем так, как будто не знал вспомненного. Иногда он теряется: кто он? Как повлиял на него человек в его теле? Спящий, но все осознающий и влияющий без его, Бенедикта, осознанности. Наверное, он был другим в предыдущем рождении и будет другим - в следующем, хотя воспоминания останутся прежними.

Подойдя к остальным, он снова снимет берет с алым пером и поклонится, поздоровается с новыми лицами:
- Добрых дней, теплых ночей!
Возьмет чай и будет пить его маленькими глотками, не чувствуя вкуса, но остро ощущая его горячую горчинку где-то глубоко внутри - в воспоминаниях?..

Он сидит на коленках, опираясь ими о подушку, но когда все начинают разуваться, безразлично встряхивает головой и сапоги пропадают, оставляя ступни босыми. Поставив чашку, он просовывает их вместе со всеми под одеяло, немного перепинывается ими с упрямой кошкой, после чего переползает на футон между столом и перилами, рядом с №, но не на его футон, а на соседний, и смешливо показывает кошке, оставшейся под одеялом возле горшка с углями, язык.


- Бенедиктом зовут, - представляется он последним и пророчески добавляет: - но скоро это имя изменится.
И снова пьет чай как ни в чем не бывало.

Карту выбирает легко и не глядя на другие - она тянет его, примагничивает, она теплая на ощупь и словно сразу липнет к руке, едва он, привстав, протягивает ее к столу.
- Эта! - объявляет он, показывая карту всем, и возвращается на футон, кладет ее перед собой. Может быть, это еще не сейчас, может быть, эта карта - на будущее, но в нем, похоже, смешались времена и он уже готов к чему-то новому, скребущемуся в двери его судьбы.

Пожааалуйста
Говорят химеры Лорин, радуясь, что шаль понравилась.
А сссааам?
Говоря химеры Эн. Намекая, вероятно, на то, как Арника встретила свой чай, а Бенедикт расстался со своими сапогами.

Одна химера, любопытно урча, заглянет в каждую карту и так обойдёт весь стол.
— Ссейчасс я задам вам вопроооссы. Верьте проссстым отвееетам. Есссли они удивииительны, но очевииидны, очевиидны, но удивииительны — им вееерьте осссообенно. Вееерьте тому, чшто говориит вам вашшша подууушшка. Вееерьте тому, чшшто говоритт вам розееетка.

Химеры вокруг засмеются, и как будто бы с ними засмеются весь дом, и небо, и лес, и ручей. И обувь. И даже кошка под одеялом хрюкнет.
— Это играааа, — напомнит химера. — Не ссссочинение. Не экзааамен. Вееерьте отвееетам, котооорые вассс щщекочут. Не верьте тееем, у которыххх есссть сссправка ссс печааатями.

Она выдержит паузу, оглядывая вас. И закончит чуть-чуть серьёзнее.
— В проссстых ответах есссть чувссство. А в чувссствах ессть беззащитносссть: вссё нассстоящеее можно рааанить, и есссли вам захочется его ссскрыть, никто вам не помешшааает. И вссе вассс поймут, повеерьте.
— Но ещщщё я хочу вам сссказать, что волшшебссствооо всссегда возвращает нам то, чшшто мы вклааадываем.

Эн заметит, что Бенедикт ни о чём у него не спрашивает. Так что посидит слушателем, и если фея оглядывается на него, подтверждает своё внимание каким-нибудь жестом или звуком. Или репликой вроде "А, вот как?"

Сам заметит любопытство Арники. Нет, оно не смущает. Оно нравится.
Поймав её взгляд, покажет на себе там, где у Ники татуировки.
— Я немного влюблён.
Явно про них.

А затем химера скажет свою речь. Последние слова зацепят. Эн их запомнит и отложит на потом.
Снимет перчатку, коснётся своей карты.
(! дальше есть цитаты вопросов химеры)

Ижво очень нравится порядок, в котором мы сидим.
Она с любопытством участвует в предлагаемой игре, не спешит знакомиться ближе. Пока никто не вызывает опасений, кроме Бенедикта, поэтому не интересует, кто с чем пришел. К счастью, он не взаимодействует, поэтому можно не думать и про него, что там у него в багаже.

Ответы на вопросы химер под спойлером.

Ника опустила глаза на свои руки. После слов Эн несколько усиков душистого горошка и жучок аккуратно поползли по предплечьям в сторону тыльных сторон ладоней, явно намереваясь оказаться поближе к тому, кто их похвалил.
"Ну вот, опять началось..." - подумает она в замешательстве.
Но виду не подаст, улыбнется в ответ и покажет два больших пальца: ага, спасибо, они мне тоже нравятся!
" ...пока не шевелятся..." (безмолвное уточнение)

Отвечает химерам не отрываясь от картинки. Казалось бы, ничего особенного, но изнутри поднимается так много её автопутешествий, коротких и длинных, в одиночестве и с друзьями, по делам и "просто кружочек по МКАДу навернуть".

Бенедикт не спрашивает, потому что он уже видел такое и не раз. Ему понятно, кто такой №, пусть самому № и не понятно и он для себя новость. Новые феи возвращаются из глубин Грезы, мало что о себе помня поначалу. Туманы никого не щадят. Осознание и воспоминания приходят со временем, когда фея обвыкнется в новом теле, пропитает его своим волшебством, позволит и живущему в нем человеку увидеть то, что она знает всегда. А те Забытые, что покидают свои владения в наши неспокойные дни, и вовсе ничего не понимают, ведь они пропустили всё веселье! Совсем как №. Ничего, со временем всё придет, незачем торопить события.

Улыбнется, услышав это "немного влюблен", упадет на футон, уставится в потолок, смешливо размышляя, помнит ли он сам, что значит быть "немного влюбленным"? Решит, что нет, потому что сильные чувства в памяти есть, а нежных, едва уловимых почти и не осталось - они развеялись призрачной дымкой над морскими просторами, каплями пены в волосах, запахом сирени и жасмина за давно осыпавшемся осколками разноцветного стекла окном, которое он всегда открывал, когда писал поутру баллады в Замке из Белого Песка.

На вопросы химер отвечает "с потолка", регулярно советуясь с прокопчеными балками и крохотным паучком в углу, сердито пытающемся усидеть на колышущейся паутинке.

Эн чуть-чуть заскучает.
Спросит:
— Бенедикт, а почему ты поцеловал пальцы только одной, а не всем? И не мне?

Улыбнётся стремлениям жучка и усиков горошка. Жаль, что Арника их прервёт неожиданным новым жестом.
— У них своя воля или они это ты?

- М? - Бенедикт удивленно обернется. Разве непонятно?.. Изучит скучающее выражение юноши в светлом пальто и ответит иносказательно: - Разве для чувств есть причина или повод? Ты просто знаешь - что ты очарован, рассержен, завидуешь или немного влюблен. Я не спрашиваю у тебя, почему ты влюблен всего лишь немного, не на треть, не на четверть, не на одну десятую, а именно немного. Сколько для тебя - это немного. Бессмысленно об этом спрашивать - ты так чувствуешь, и в твоих чувствах скрыта правда. Так и у меня. Я так почувствовал. В моменте. Сначала было настроение, а потом уже нет.

Анта внимательно слушает разговоры за столом. Вся её энергия ушла на тот порыв, позволивший заговорить с незнакомцами, а не стоять столбом посреди полянки перед домиком невиданных созданий ("химер" - всплывает нужное слово в голове, но Анта не уверена слышала ли она это слово от самих существ или от кого-то из своих нечаянных спутников).
Сейчас можно расслабиться и не изображать никакую активность.

Анта рассматривает соседей по столу, старается делать это незаметно, чтобы не никого не рассердить своим вниманием. Больше всего ей интересно узнать историю Бенедикта и Ижворатюи - эти двое привлекают внимание в первую очередь своей необычной одеждой, Анта уверена, что те кто одевается подобным образом живут очень интересной жизнью.
Арника почему-то кажется очень уютной (интересно, можно ли так говорить о другом создании?) и... своей? Да, похоже это верное слово. Её татуировки завораживают, кажется, они живут своей жизнью.
Эн и Лорин пока две самых больших загадки. Два чёрных ящика, сидящие рядом. Анта вспомнила слова своего инструктора по первой помощи: "Всегда обращайте внимание на самых тихих пострадавших. Тот, кто кричит громче всех, отвлекает от тех, кто по каким-то причинам не может сообщить о своём состоянии. Начинайте осмотр с тех, кто молчит". К Лорин явно надо присмотреться получше.

Когда химеры задают вопросы, Анта вдруг чувствует, как будто её сознание разделилось на неё саму и кого-то, кто смотрит на всё как бы со стороны. "Ну-с, давайте посмотрим что там думают другие" - говорит этот некто.

— М.
Эн подтвердит контакт.
— Одно время я думал, что мой урок – перестать таким быть.
Опустит руки на колени, убедительно изобразит всем собою прилежное и благовоспитанное, послушное создание. Только природу своих глаз изменить не может и поэтому смотрит вниз.
— У нас не везде это хорошо принимают. Немало культур и существ следуют не настроениям отнюдь, а воле, обету или решению. И следуют так, как будто и невозможно иначе. *помолчит* Встречал я и тех, кого направляют обычаи и традиции... не важно, как называть – но неизменно порядок чего-то большего, нежели они сами. С ними всё вообще любопытно —
Он не продолжит: это уводит от темы.
— Феи звучат как народ с традициями. И клятвами. Так что могло оказаться.

Он улыбнётся, не договаривая. Не оказалось же.
Наденет перчатку, которую снимал, чтобы касаться карты.

Дроби влюблённости изумительны. Эн дотронется до кончика носа. Или рукавом спрячет улыбку.
— ... три щепотки ненависти на пять частей нежности, добавить надежду по вкусу... удобно *явно про что-то своё*
Вернувшись из мыслей.
— Но вообще это устойчивое выражение там, откуда я родом... *покачает ладонью неопределённо* Я говорю через переводчик, а он не вполне справляется, как ты, возможно, уже заметил. Наверное, потому что феи ему неведомы и —
Обведёт жестом всех за столом. Там явно такие же затруднения. Вряд ли он хорошо понял слова Арники про машину.
Но что-то понял. Уже чудесно.
У пальто есть общее с одеждой трёх из четырёх гостий. Эн признается.
— Я размышляю добавить к нему послание... но есть риск.

"Разве для чувств есть причина или повод?"
— А ты это полностью исключаешь? Я не могу исключить. Смотри... *покажет на карту* Для меня образ сейчас послужил причиной немалых чувств. Так что, наверное, меня легко спровоцировать. Мои струны затронут, и я отзовусь по-своему. Кто-нибудь этим пользуется. А вот как оно с феями – тут как ты скажешь. Я только заметил, что определённый вопрос химеры почти... *прикусит язык, сформулирует проще, избегая устойчивых выражений* сильно-сильно на тебя повлиял. Очень-преочень. Я даже узнал то, что увидел. Ммм... разве что то была не причина, не повод или не чувство?
Вопрос без подвоха.
— Беда с посредством переводчика и различием воспитания в том, что я не удивлюсь, Бенедикт, если выяснится, что мы очень разные идеи называем сходными именами. Так что поправь меня там, где я ошибаюсь. Или ошибается преобразование.

Тут он посмотрит на собеседника и укажет себе над головой ребром ладони.

Бенедикт улыбнется этому утвердительному “М”, оно покажется ему довольным и даже немного пресыщенным, поэтому он скосит глаза на перчатки № и спросит:
- Таким - это каким?
Даже если из дальнейшего что-то становится понятно - что-то, но не всё, - важно, чтобы тот сам как-то определил себя, иначе Бенедикт снова всё решит сам и унесется в воображаемые дали споро и с готовностью.
- Ты думал, я целую дамам руки, потому что такова традиция? В чем-то ты прав.
Кивает на вывод о феях:
- И в этом ты тоже прав. Это именно так. Это не значит, что каждое действие продиктовано обычаем или что обычаи для всех одинаковы.
Чуток помолчал.
- Я не аристократ. Мой отец… был им, и его назначение было хранить традиции всего общества, вершить суд, показывать пример. Я не родной сын ему, я даже из другого рода… - он замнется, пытаясь объяснить такое простое и понятное ему и таинственное всем остальным: - Рода фей различаются больше, чем человеческие. Например, у одного из наших родов есть рога и копыта, у другого - хвосты, а некоторые почти во всем как люди - в истинном облике. Главная традиция моего рода - следовать своему пути, каким бы он ни был. Если я отступлю от нее, то даже если все остальные будут исполнены - я не исполню своего предназначения. Эшу - так называется мой род среди фей - собирают и хранят легенды, рассказывают истории, показывают жизнь такой, какая она есть, со всей красотой и грязью, идеализацией и враньем, разными правдами и выжигающей сердце истиной. Мы лишь свидетельствуем о том, каковы традиции фей, помним всё, что случилось, но следуем всегда только зову сердца. Если сегодня оно велит соблюдать каждую запятую кодекса на тысяче страниц - будь спокоен, так и будет. Но если завтра мы будем черпать вдохновение в отрицании всего и вся - то же самое. Мы перекати-поле, у нас нет цели, которая бы окончила наш путь. Наша цель и есть путь. Когда история этого мира закончится, не останется эшу, чтобы рассказать ее.

Хитро улыбнется произнесенному рецепту чувств - как-то и звучат некоторые заклинания фей, и слова № звучат знакомо и почти по-родному.

Вопрос о причине и поводе заставит его слегка остановиться. Для него нет вдохновения в этом вопросе. Если он станет объяснять, он неизбежно потеряет частичку себя, но на то он и эшу, чтобы выворачивать такие события наизнанку, заставляя звучать даже сломанное и беззвучное.
- Ты говоришь, что всё взаимосвязано? Что-то происходит, мы что-то испытываем и наши чувства становятся причиной наших слов и поступков, а те в свою очередь приводят к событиям и мы снова что-то испытываем - и так по цепочке? Но всегда ли есть только одна возможность? Только одно чувство? Только один вариант событий?
Посмотрит на карту №, увидит что-то среднее между закатом и струнами, поймет, что это флажки, сильно впечатляющие самого №. Продолжит значительно мягче:
- Я пришел сюда, потому чтобы хотел, чтобы на меня повлияли. Я не знаю, будут ли здешние изменения к добру или к худу, но там, где я был, я больше не хочу быть. Мой путь влечет меня дальше. Чтобы исполнить свою судьбу, я должен меняться, иначе моя история застынет и в ней не будет развязки.

Химеры принесут и поставят на стол мисочки свежесобранных ягод из сада и усядутся печь каштаны. В ночной свежести потянет дымком и праздничной традицией.
Поищщщем
Обнадёжат они Эн и пальто.
Если Лорин задремала, то уложат её поудобнее и заботливо подоткнут одеяло.

Звёзды пока не сдаются рассвету. Луна над краем леса неторопливо растёт, а затем начинает убывать. Фонари на перилах тихонько подмигивают.

Химера-ведущая слушает каждый ответ и радуется, даже если пугается.
— Угощщщаайтесссь, — пригласит она затем. — Очшшень слааавно. Как вы сссааами? Всссё хорошшшоо?
— Вы доверяете сссебе, мне и друг другу, доверяете чшштоо-то личное. Важно было сссказать, решшшитьссся. Теперь важно уссслышшшать, и чтобы вассс уссслышшали. Васс увидели. Вам сссказааали: Вооот чштооо я вииижу в твоей кааарте. Воот чшто я слыыышу в твоих ссловааах. Воот чшто мне всссспоомнилоссь вдруг в связи... зачасстую невееедомой, но ведь всспоомнилоссь. Вот чштоо я почувссствовал. Вот каков ты в моём сссердце, в моих глазаххх. Вот чштооо мне захотееелосссь тебе вдруг повееедать. Вот чшшто мне шшшепнул паучооок сссс потолкааа.

Она и начнёт, развернувшись клубами к Анте.
— В девушшке на твоей кааарте я вижу умеение и увеееренноссть, я вижу намееерение. Она знаает, зачем сссмотрит. Она понимааает, чшшто видит. В ней уже есссть дееейсствие. Каарта очень крассиивая, ссветлая. Девушшшка тооже крассивая. Кто-то любуууетсся ею, пока она занята деелом. Кто-то люююбит её оччень. И она ссебя любит. Посссмотри на её наряд! И плааатье, и причёссска – всссё ей к лицууу, вссё подхххоодит. Ей ххорошшо не тоолько за делом, ей хорошшо в ссебе. И её мир, посссмотри, какой он красссивый, чисстый и ссооолнечный.
— Ты не вызываешшь у меня жаалоссти и недоумееения. Ты вызываааешшь у меня рааадость от тогооо, чшшшто ты ряяядом. Мне пушшшисстее. Мне теплееее. И ты учассствуешшь, замееть!
— Мне кааажетсся, ты былаа той девушшкой, которая только ждёёёт. Но всссё уже изменилоссь. И большшше неееет вилки сссценааариев: или тааак, или по-другоому натуужно. Осссталась только привыччка к ним, а происссходит уже инааче. Ддааа.

Как бы сама Арника хотела знать ответ на вопрос Эн!
- Понимаешь, они оживают сами и ведут себя так, как им заблагорассудится. Я не управляю их перемещениями. Но просыпаются они тогда, когда у меня случается эмоциональный всплеск. То есть, с этой точки зрения, причина, всё же во мне. И я пока не знаю, как это устроено и чего ждать... Иногда мне кажется, что с ними можно разговаривать. Только пока мы друг друга побаиваемся и контакта не происходит. Надеюсь, что ответы найдутся. Рано или поздно, так или иначе.
Ника попросила Анту дать ей рассмотреть карту поближе. К концу дня глаза устали и в мягком освещении веранды мелкие детали начинают расплываться.
- Какая теплая и яркая карта! Я вижу здесь девушку, уверенную в себе, гибкую, сильную. Она явно замышляет что-то дерзкое!
Она в дорогом шелковом платье стоит возле колонны на веранде большого дома, в котором живёт её семья, её род. Пока в комнатах проходят скучные приёмы и ведутся официозные беседы, она предпочитает провести своё драгоценное время там, где плещутся волны и воркует ветер, подсказывая, к чему действительно стоит прислушиваться, когда следуешь своему пути. Подзорная труба в руках - не для того, чтобы тихонько подсматривать, а чтобы приближать желаемое и чётче составлять план действий!
Конечно же она умеет производить впечатление и вести себя соответственно тому кругу, к которому принадлежит, однако её мир намного шире того скучного и вылизанного газона, который обычно одобряется социумом. В нём есть место любопытству, экспериментам, прямым вопросам и таким же на них ответам. Она доверяет себе, верит, что все ее задумки и проекты сбудутся. В чём-то она очень наивна. Но ведь никто не рождается с мудростью старца! Опыт приходит с каждым новым шагом, с каждой новой идеей и каждым новым чувством.
- Знаешь, тебя хочется "позвать играть", не потому, что жалость или сочувствие. Скорее, потому что я чую, что будет весело! Что с тобой можно бегать, лазить, смотреть сквозь стёклышки на солнце и придумывать истории. Очень детское предвкушение радости и движения, то, что так быстро забывается, когда ты взрослый и ответственный человек.
Ника улыбнется и тихонько толкнет Анту своим плечом в плечо.

Нике
Эн улыбнётся обрадованно.
— Понимаю. Очень понимаю. Удивительно, как во всех я встречаю что-то знакомое – с кем бы мне пока ни довелось говорить. Моё "они" изначально со мной. Оно присутствовало во мне, а я в нём, до того как я умел различать. Это взаимно. Наверняка и ты их слышала раньше, даже если не находила им подтверждения. Что-то звало тебя очень сильно, раз ты дала им *снова покажет на себе, где у Арники татуировки* право. Это было болезненно? И заняло время. Но оно того стоило, ты не жалеешь.

— Детёныши моего народа – так считается, – проходят через напряжённую пору встречи-борьбы-распознания, что там делить в одном присутствии. Это довольно буйная фаза, но затем они обретают чудо – и хранителей большей жизни.
— Я могу ошибаться, сравнивая, но похоже, это скорее твой ближе-чем-друг, нежели захватчик, Арника *нараспев припомнит её слова* как цветок, лекарственный.

Бенедикту
На вопрос Бенедикта он ответит не сразу.
Уже было сказано так много слов, и ещё много будет. Слишком много становится снова ничем. Он поставит себе упражнение: ухватить суть в этот раз наиболее кратко. Каждый новый ответ зачёрпывать и возвращать безмолвию, пока на дне сита не заблестит лунный свет.
Так бывает, когда рябь на воде, в которой воображение находило то одно, то другое, – вдруг успокаивается. Так бывает, если долго смотреть себе в глаза.
Так каким же таким?
Эн покажет ладонью на сердце Бенедикта так будто касается.
— Носителем схожей идеи.

Дальше не страшно.
Чуть кружится от былого усилия голова.
— И не то, и не то... Не бессвязны, но и не столь однозначно связаны. Всё наслаждение – в союзе знания и тайны. *потянется носом к луне*
Да-да, вот поэтому предыдущее упражнение далось так трудно.
— У тебя есть чувство судьбы и предназначения – вот что-то такое... (?)
Больше не с чем сравнить.
— Мой народ *что не значит: я* полагает, что за пределами нашего понимания почти всё связано... Если отбросить интеллектуальную скромность, они чувствуют *подчеркнёт: чувствуют*, что всё связано. Наверное, вроде того, как ты чувствуешь верность своему предназначению. Разубедить в этих чувствах, как сам понимаешь, совершенно нет никакой возможности.

— Там, где ты был? Я... не очень улавливаю. По твоим рассказам у тебя много хорошего: дружба, любовь, музыка – и признание. Даже кисточка *в шутку* во всей её неотразимости.

Бенедикт, наверное, подразумевает некое другое "там". Но если вдруг ему невыносимо в первом, тогда поворот изумителен.

Анте
Слушая химеру и Арнику, Эн улыбается чаю.
Чай вроде советует не беспокоиться. Протянуть руку за картой Анты. Осторожно коснуться всех ожиданий. Их там столько, что сначала они покажутся собственными и весьма озадачат, но потом он поймёт: говорит пальто. И особенно тот, кто последним его касался.
Говорит, давай мы достанем весь твой багаж. Разложим его красиво. И расскажем, как страшно жить.
Всё будет правда.

Но не про Анту, и не про эту карту.
— Она не там, где происходит страшное. Это, наверное, самое главное.
— Хотел бы я знать, как ей это удаётся.
— И уметь так же. Иначе уязвимость живого меня страшит.

Приходится провести рукой по волосам, погладить их ласково, чтобы прогнать смуту.

Чай советует теперь посмотреть на Анту. Эн посмотрит.
— Ты её секрета не знаешь. Наверное, это такой, какой не должен быть назван, иначе будет отвергнут. А пока ты не знаешь, всё происходит как нужно. И хорошо.
Ещё посмотрит.
— Или не всё. Не вполне. Если бы не было причины его отвергнуть, а значит и причины совсем не знать, было бы точнее. Вы бы лучше понимали друг друга.

Только Анте известно, чепуха ли это.
Он улыбнётся.
— Я думаю, тебе его не хватает. Хотя оно есть. Тайна без знания надёжней в каком-то смысле, ты не наступишь ей на ногу, но и не пригласишь на танец.

Бенедикт смотрит на карту Анты, улыбается словам химеры и Арники. Он видит отчасти то же, но больше свое, путешественное:
- Да, она ждет, глядя вдаль, на безбрежный и бесконечный океан, опасный и прекрасный. Она ждет своего капитана, который обещал вернуться к сегодняшнему празднику, но отчего-то задерживается. Она беспокоится, что его - их - корабль попал в шторм и капитан пострадал. Думаю, она владелица корабля, а с капитаном ее связывает симпатия, но пока не любовь. Они слишком мало друг друга знают. Но она хранит надежду, что на самом деле все хорошо и от воссоединения и совместного празднования с остальными горожанами их отделяет что-то глупое и неопасное, какая-то обычная задержка вроде затянувшегося досмотра в порту или пережданной на необитаемом острове бури. Капитан обещал в следующий раз взять ее с собой, когда путешествие будет менее опасным. Она немного сердится и готовится сказать ему, что нельзя заставлять девушек так волноваться!
- Ты выглядишь для меня сильной и смелой, но немного одинокой - из-за того, что не можешь решиться высказать всё как есть. Может быть, открывшись, ты будешь нравиться другим больше или найдешь верных друзей. Но надо созреть, да.
- Вечное ожидание - довольно популярный мотив в разных историях, мне вспоминается, как Пенелопа ждала своего мужа Одиссея из-под Трои - двадцать лет днем ткала саван, а по ночам его распускала, храня верность. Мне кажется, девушка на этой картинке счастливее - ей не придется ждать так долго.

Эн
- Перестать быть носителем схожей идеи…
Задумается. Ему непонятно. Для него это звучит как "перестать быть собой", т.е. умереть. Вряд ли Эн живет в обществе, где убийство сородича одобряется, - долго они бы так не протянули.

- Они чувствуют так, а ты иначе. Тебе одиноко среди них?..

Кивнет на последний вопрос.
- Это всё было снаружи, не внутри, даже кисточка.
Улыбнется, посмотрит на кисточку еще раз, погладит переплетение нитей.
- Хотя кисточка, может быть, уже внутри… или музыка.
Он не знает. Он пришел сюда в том числе узнать и это.

— Я никогда не смогу рассказать им о почти всей моей жизни.
Эн это признает, словно идёт по канату и вниз смотреть не собирается. Увлекательное занятие, по-своему.
— Если бы среди здесь присутствующих кого-то выбирать на роль моей семьи, я выбрал бы Анту. *к Анте* Я бы выбрал тебя.

Вот, наверное, потому и возник порыв разложить багаж перед ней. Не только в пальто дело. Хотя Д. не занимать проницательности.
— Так что сам понимаешь...

И сам понимает тоже, но другое. Очевидное.
С багажом трудно бегать, лазить, смотреть на солнце сквозь стёклышки. Истории в нём тяжёлые.

Эн всё же снимет пальто, не дожидаясь замены. Пора уже из этого выбираться, а не придумывать, как бы так, чтобы всё не зря.

К Анте, вспомнив:
— Я хотел тебе сказать, но немного провалился в себя. Про действие. Как ты не участвуешь *ему забавно* – а при том легко привела её *укажет носом на Ижворатюю*. И не только её, но и *нос на Арнику*, а о ней мы даже не ведали. То есть за тобой, включая тебя, пришла половина собравшихся.


Упоминание идеи относит его к собственной карте, ко всей той истории. Он себе отдаст отчёт, как защита выдвинулась на позиции.
— Я пришёл сюда, чтобы поговорить... ну, очевидно, потому что молчание не помогло мне. А сейчас ты спрашиваешь, и я понимаю, что мне совсем не хочется говорить. Хм.
— Ещё недавно было проще. Когда мы были больше между собой незнакомы, словно не имело значения, что я скажу.
Он разгладит на брюках несуществующие складки несуществующего подола.
— В любом случае, не принимай на свой счёт. Идея, может, и схожая, но не вполне совпадает. Я дальше буду говорить о том, как я её знаю, без оглядок на фей.

Всё, неуверенное вступление окончено. Эн расслабится, как будто выйдет на сцену.
Прежде всего он напомнит о том, что Бенедикт опустил. Ему важно.
— "Одно время". И меня очень о том просили.
Способ, конечно, сродни предлагать потоку задушить себя плотиной, но кто бы тогда мыслил в этих метафорах. Закон истории в том, что всё очевидно в ретроспективе.
— Знаешь, что меня смущает в идее? Уже не по чужим просьбам. Теперь самого смущает. Не зов сердца, с кем мне провести вечер, хочу ли я чая, какие перчатки надеть, чтобы в прятки сыграть с жуками – а то, может, лоцию прочесть, свесившись с потолка. Это и ценно, и безобидно. Меня смущает... хотя бы взять твой пример. Допустим, кому-то сердце велит изменить прошлое, и он знает при том, что это повлечёт многие жертвы чужими жизнями. Но это его не останавливает. Получается, зов его сердца безразличен до сопутствующего ущерба: во всяком случае, если ущерб не своим любимым. Если бы не зов, а некое существо отдавало мне такие приказания – а так когда-то и было – какой бы я о нём сделал вывод? И стал бы я служить ему добровольно?

Он отодвинет пальто подальше.
— ... значит, ни любви, ни дружбы внутри?
Если по лицу Бенедикта хоть как-то понятно, что об этом можно шутить, то Эн и не подумает быть серьёзным. Серьёзным (постепенно) он станет далее.
— Но почему – в твоём случае? Ты разделяешь чувства и взгляды фей. Что-то другое *"мешает", он хочет сказать, а скажет* случилось?
Рассеянный взгляд сосредоточится на золотом гербе на груди Бенедикта.
Эн пока сам не знает почему.
Он вспомнит слово "был", когда Бенедикт говорил об отце, но относилось ли оно к "был аристократом" или был вообще. И запинку вспомнит.

Ижво не обращает внимания на происходящее за столом, она собирает все свое внимание, чтобы участвовать в игре.
Чувствует, как будто попала в пространство игры во взаправду, как в фильме Джуманджи. Но выходить не хочет. Держала паузу до последнего, согрелась, вытишилась, проговаривает вопросы.

Карта Анты - солнечная, летняя. Древний берег с прозрачным морем. Там, далеко лежит себе далёко, как и лежало, как и будет. Девушка юна и открыта миру, ей задорно. Ей не страшно беспокоить далёко, ей любопытно, как оно там.

Анта - открытое, безопасное. Как будто точно знает, что ее любят.

От тепла и уюта глаза закрывались сами собой.
Лорин осознала, что она задремала, только когда открыла глаза. Она сонно моргнула, с трудом осознавая, где сон переплетается с явью, а где нет.

Просыпаться было приятно и сладко, как в детстве. Она лежала на футоне, кем-то заботливо укутанная одеялом. Лорин немного отдохнула и чувствовала, как ее отпускает липкая обморочная усталость.

Сон был слишком странным, чтобы уходить так быстро. Дрема была пропитана тонким, на грани слышимости, завыванием ветра. Это был правильный сон – она не помнила наверняка, но знала, что так и должно быть. Знала, что привыкла по ночам отдаваться вихрю, которому была предназначена.

Лорин потянулась. Она чувствовала себя смущенной.
Что подумают другие? Она просто хотела на секунду прикрыть глаза, а провалилась в сон.
Между тем, вокруг кипела жизнь, на столе появились лакомства, а беседа продолжалась.

Она попыталась вспомнить, что было до того, как она отключилась.
Хрипловатым спросонья голосом Лорин улыбнулась и спросила:
- Что я пропустила?

Арника заметно повеселела с момента начала карточных историй. Общаться она любит!
- Лорин, мы тут рассказываем про удивительный внутренний мир наших карт. Сначала про свою, а потом про соседей. Начинаем с Анты.

Арнике
Лорин улыбнулась Арнике.
- Спасибо! Я поняла.

Она оглядела всех присутствующих. Немного поразглядывала Эн и то, как он выглядит без пальто. Оказывается юноша уже успел разоблачиться, а Лорин все проспала. Она вежливо послушала разговор Эн и Бенедикта, но ничего не поняла, хотя ей стало грустно от слов "ни любви ни дружбы", но вмешиваться в чужую беседу она не стала. Вместо этого Лорин улыбнулась Анте.

Затем Лорин оглянулась по сторонам, пытаясь найти свою карту. Та обнаружилась под столом, видимо она слетела со стола, когда Лорин уснула.
Девушка глубоко вздохнула.
Удивительный внутренний мир, значит. Туда действительно стоило посмотреть.

Химера захлопает в свои дымные клубы, слушая всех вас. Или это она горячий каштан перебрасывает.
— Уххуху, — по-совиному восхитится она, так что мыши забеспокоились бы. — Кааак тебе, Антааа?

Мрр? — спросит кошка, попытавшись под столом поймать руку Лорин.
Упустив добычу, она вылезет из под одеяла, сядет рядом толстым мохнатым боком и пытается мягкой лапой заиграть карту.

— Попрошшшу не отвлекаааать, — возразит хыщнику химера.
Несколько её дымных подобий аккуратненько подкатятся тем временем к Эн, листая журнальчик с набросками. Их очень воодушевляет согласие добровольной модели. Возможно, чересчур воодушевляет. Мало кто сдаётся в хоботки этих энтузиастов.

— Бенедииикт, — обратится химера дальше, — в твоей кааарте я вижу вессну и леето, тепло и сссоолнце, веетер и лёгкоссть. Вижу деетство, игру и забааву. Слышшшу смехх и визг. Есссли это взросслые, они ищщщут просстоты, и ессли найдут, то вессселятся как деети. А есссли ищут единения ссс веетром, движееением и сссветом, тогда внутри щщщекотка. Прекрасссная карта. Безззаботносссть. Нассстоящее. Сссовершшенно не важно, что было и чшшто буудет. Момент жииизни. Тебя виижу то ссветом, то теенью. Как будто качааются дееети не таак, как нарисссовано, не под яссным небом ссс опорой на воздуххх, а под дереевьями, напримеер. Качели всяякими окружены иссториями, когда кто повессил иххх, что происссходило сс теми, кто раадовалссся здесссь, дерево загаадки загааадывает. Стаарое-дооброе, сейчасс говорят мноогие госссти, но другие-то поомнят, что ссстааарое-недооброе, вот ссс чего начинааалось всёё. И то вверххх полетиит – на ссолнце, жмуурится, то в глубокую тень, глубоокую, даавнюю. То в тепло лучеей, то в земляной хоооолод. И в полёте ссреди вессны не отпуссскает зиимнее дыхххание. Хочетссся, можетссся, но не надолго, не усспеваешшшь сссогретьсся, оттаять, а уже внизссс, обраатно. Не пуссскааает.
— Поээтому счассстье.
— Ссс качееелями, обязааательно. У зееебры должны быть пооолосы. Рооовное поссстоянсство банаально. Тихххая жиизнь, дооолгое счаастье — эээто сссойти со сцееены. Чеем большше жиизни возвращщается в зеемлю, тем боольшше из неё вырасстает. В интересссные временаа жииить сложжно, но песссни расстут из ниххх.

Ижво трудно. Изо всех сил старается что-то понять в происходящем, ощущения не совпадают. Никогда так не бывало, чтобы настолько непонятно и при этом не враждебно.

Карта Бенедикта совсем не такая, какой он.
Карта - летящая, летне-утренняя, замкнутая в себе, как в стеклянном шаре город.
Бенедикт - бредущий, закатно-сумеречный, пахнет листвой, разомкнут.

В какой момент народ превратился для Эн в семью? Бенедикт не улавливает связи,, возможно, это что-то культурное - незнакомое ему лично, но для Эн неразделимое, как небо и море, сливающиеся на горизонте воедино.

Бенедикт не понимает. В его жизни так много того, о чем он не рассказывает. Никому, всем или кому-то определенному. Молчание оттеняет слово. Если умеешь говорить - умеешь и молчать. Желание "рассказать всё" ему незнакомо. Он так много говорит всю свою жизнь, что иногда теряется в этом обилии историй,которые с ним случились далеко не все. Иногда, заходя на новый круг, просыпаясь в новом теле, он поначалу путает то, что было на самом деле и то, о чем он любит рассказывать. Бенедикт знает, что рассказывая истории, он никогда не встретит двух одинаковых слушателей, а еще он знает, что каждый переживает и осознает рассказанную историю по-своему. Это превращает его истории в калейдоскоп, чей рисунок никогда не повторяется. Зная и наблюдая это годами и столетиями, он давно отчаялся быть понятым - а раз так, к чему тогда стремиться "всё рассказать"?.. Одиночество - вечный спутник долгоживущего. Эн к этому еще не привык.

- "Одно время".. - задумчиво повторит он за Эн. Раз просили и он прислушался, значит ему была ценна и значима та просьба… или те, кто просил?.. Ему не хочется это комментировать, звучит как что-то очень личное, а известно пока слишком мало… Можно ненароком попасть в мягкое и больное.

Внимательно вслушивается в дальнейшее.
- Ты не фея, Эн, - делает он внезапный вывод. - Ты смотришь на свой зов сердца чужими глазами. Смотришь и оцениваешь. Откидываешь его от себя на приличное расстояние, как будто боишься или стыдишься. Ты не в моменте с ним. Поэтому это уже не твой зов или не твоего сердца. О своем…
Он хочет сказать "ты бы не задумался", но говорит:
- …Я бы не задумался. Потому что моё. Это я и есть. Не сделаю, не последую - и меня не будет. Будет кто-то другой, не я.

Феи для людей порой бывают жестоки или непредсказуемы, но и люди порой не лучше к людям относятся. Бесполезно думать за других - всё равно не получится. Думать и решать можно только за себя.

Улыбнется грустно и мягко в ответ на вопрос о дружбе и любви:
- А бывает иначе? Бывает - внутри?..
Ему хочется верить, что да, но он так давно не чувствовал ничего такого…

- Почему в моем случае что? Почему разделяю чувства и взгляды фей?.. Мои чувства и чужие взгляды.
Для него это достаточное об'яснение, но Эн продолжает спрашивать, и Бенедикт воспринимает вопрос в отрыве от предыдущего разговора:
- Многое случилось, - неопределенно. - Возможно, я слишком надолго остался на одном месте - и мой путь исказился… Если бы я ушел раньше, ничего бы не случилось.


Химере - отклик
- Да, - улыбка узнавания, - солнце и ветер, и легкость, обязательно легкость!

От этого внутри у него всё замирает, как на качелях, и внутри чувствуется движение, парение, свободное падение!.. Весело и боязно одновременно - чувствуешь: есть, что терять. Нет бесконечного отупляющего равнодушия. Есть важное! Значит, есть и он сам.

Слова о качелях царапают больно, словно расковыривают по старой ранке - всё зажило и вот опять… Но он соглашается:
- Хорошая история - это всегда драма. Или трагедия. Трагедия лучше драмы, - потому что это так и есть.
Но он не хочет себе ни драмы, ни трагедии. Хочет жизни на берегу моря и чтобы ветер дул в лицо, принося не перемены, а запахи. Много запахов. Запах дыма и аромат жасмина, запах вяленой рыбы и ароматы фруктов, а еще - запах чистой кожи и жемчуга. Как пахнет жемчуг? Счастьем.

Эн пошутит:
— А если своими глазами? А если это такой зов моего сердца?
Он дразнит легко, всерьёз не покушаясь на мнение Бенедикта.
Вообще на всерьёз не покушаясь.

— Бывало же когда-то? *о любви и дружбе внутри* Твой опыт лучше тебе ответит.
Зачастую он бы этим и ограничился.
Дальше уже откровенность.
— Фея последует своему зову сердца за твой счёт, но раз и ты поступишь так же и вы оба это знаете заранее, я могу представить такую честность. Это просто другое... другая почва для жизни. Я знаком с теми, кто на ней растёт, и они вполне себе внушают – это могущественные существа, но для меня она всегда была отравой. Кто-то из них потому презирает или жалеет меня, но по правде это как птице жалеть рыбу.

— Ты живёшь своей жизнью, я в ней не имею никакого значения. Я понимаю это, Бенедикт. Мой интерес не связан с тем, чтобы ты согласился со мной.
— Мне любопытно, как и на что ты смотришь... ну вот хотя бы потому, что с теми могущественными существами я так не поговорю – чревато. Откровенность с ними небезопасна, ложь с ними небезопасна тоже. Исключительно танцы полуправды, стратегии вместо отношений.
— Это не делает их ни плохими, ни хорошими. Но это что-то делает со мной. Я почувствовал, что начинаю задыхаться в пещерах, потому что даже дышу уже как будто частично и стратегически.

Эн попросит дать ему карту следующим. Положит её на пол между футонами: своим и Бенедикта.
— Ни безумств, ни трагедий, ни узников. *прервётся, заметив* Опять я начинаю в духе *процитирует себя вольно и с выражением* "главное, что она не там, где страшное".
Коротко улыбнётся своим причудам.
— Давай начну по-другому. У вас бывает и так? *про карту* Ты, конечно, такого не описывал, но ты упомянул отца, и я осторожно делаю вывод, что у фей родители растят и защищают детёнышей, а не выкидывают их в колодец под настроение; семьи живут вместе. Я к тому, что зов вашего сердца бывает устойчивым и *поищет слова* с мирными последствиями.
— Но затем если добавить сюда то, что ты описывал, то становится ясен подвох. Как бы так не очень мрачно? Пока ты ничем не дорожишь внутри – тебе нечего терять. Ты неуязвим, ну там ценой одиночества и омертвения, но кого это когда останавливало.

Постучит безымянным пальцем по карте.
— И тут опасность. Как только что-то появится внутри, по-настоящему живое и желанное, это материал для новой трагедии. Раз трагедии вам нужны, сам понимаешь – значит, чужими или своими руками эту карту *вовсе не карту, конечно* нужно будет... разорвать, скажем так. Порочный круг получается.

Эн подвинет карту к Бенедикту, возвращая.
— Беседа с тобой вызывает у меня ностальгию, которая всё окрашивает в приятные оттенки. Но я по-прежнему не знаю, какой ты внутри. Единственное, меня не покидает странное чувство, но я не уверен, стоит ли про него говорить.

Бенедикт ответит внезапно серьезно:
- Тебе решать, твои или нет, твой или нет. Никто тебе этого не скажет.
Он не скажет, что ему сложно представить того, кто будет намеренно мучить себя продемонстрированной № раздвоенностью, - поэтому он и решил, что № смотрит на себя чужими глазами, но если тот внезапно держится за эти мучения… держится легко и непринужденно… Ну, кто знает, как оно там на самом деле.

Качнет головой - неопределенно:
- Почти не помню. Ощущения быстро истаивают. Факты помнить проще, чем то, что чувствовал когда-то.

Внимательно слушает откровенность, не прерывая. Потом кивает:
- Ты правильно сделал, что ушел. Теперь у тебя будет новая жизнь среди тех, кто ближе к тебе по… почве. Это отличная новость!

Обратная связь
- У нас бывает по-всякому. Не у всех фей есть родители. Я бы сказал, это новая привычка, взятая нами у людей, - с тех пор, как мы заперты в их телах. Отец-аристократ, о котором я рассказывал, усыновил меня, найдя среди людей. Я не знаю, зачем он это сделал. Ради жены?.. Может быть. Он не мог не знать, что со временем я стану полноценной феей. Конечно, может быть, он не видел мой род…
Бенедикт задумчиво посмотрел куда-то вдаль, не закончив: “...не видел мой род и не знал, что я уйду”. Аристократам всегда важен наследник для их империй, какими бы маленькими и скромными они ни были. Он подумает еще и добавит:
- Я не помню своих настоящих родителей - тех, что были в самом начале, когда я впервые появился на свет. Вполне возможно, у меня их и нет - у фей так бывает, родители бывают не всегда. Но если задуматься, то отношения между детьми и родителями среди фей бывают разные. Некоторые могут и выбросить в колодец под настроение, а другие растят и любят.
И пояснит:
- За убийство своего ребенка никто не накажет, разве что второй родитель только. И то если сможет. По крайней мере так было раньше. Сейчас мы живем среди людей и вынуждены соблюдать их законы.
Остальное он выслушает молча. Его не задевает. Местами даже не очень понятно, как это относится к нему. Подумает немного - и поймет, но головой, не пауком и не розеткой - а умом, а это не то, как сказали химеры. Не его. Только вопрос о детях и родителях вибрирует внутри, заставляет давать пояснения, объяснять. Ему безумно снова хочется увидеть отца. Обнять его. Сказать: “Пойдем в наш замок, сядем у камина и будем вспоминать о прошлом”. Как ни в чем не бывало. Пусть ничего не случилось.

Для Анты
Лорин смотрит на карту Анты, а потом на саму девушку.

- От карты радостно и красиво, ведь там много солнца, а значит, там много жизни, энтузиазма и голого порыва.

Карта напоминает Лорин о счастливой жизни, о море, о поздних подъёмах и об увлекательных днях.
Можно купаться, можно вкусно кушать, ведь там где море - должны быть и фрукты?

Девушка такая складная, стройная, очень женственная. Она выглядит так, словно готова сорваться с места и направиться вперед, к тому, что она рассматривает.
Лорин бы с большим удовольствием оказалась там, вместе с ней, что бы подставить лицо и волосы ветру, а потом пробежаться по пляжу.

- Ты кажешься мне тем человеком, с которым я бы могла отправиться в путешествие. Тебе хочется улыбаться.

Лорин подумала: «А еще хочется нежно гладить по руке, хочется сидеть рядом и фонить теплым» но не стала говорить это вслух.

Затем Лорин осторожно поднесла руку к кошке и дала ей понюхать свою ладошку. Если кошка не возражает, то Лорин гладит ее - чешет любимое котячье место на спине, а потом за ушком.

Оставив кошку в покое, Лорин посмотрит на Бенедикта и на его карту.

Для Бенедикта:
- Мне нравится эта карта, ты был прав, ведь она светлая, радостная и волнительная.

Лорин смутили слова про ответственность.
- Когда нет ответственности, то цвет твоих ботинок выбирают за тебя, как и многое другое, грустно улыбнулась Лорин.

Лорин осторожно подбирает слова. Она не уверена, что хорошо видит, и понимает, кто такой Бенедикт на самом деле. Она уточняет:
- Когда ты уходил из дома, разве ты не был готов взять на себя ответственность, а потом встретиться с последствиями своих действий? Я вижу тебя вполне способным на это.

Дальше Арника.
— На твоеей карте я вижу путешессствие, — согласится химера. — Ещё я виижу, чшшто свеет впередии, а над головоою камень. Под каамнем надёёжно и дааже хорошший виид, но вииидно не вссё. Виид избираательный, и чшто там на саамом деле, целиком, неизвеесстно. Сс одной ссстороны бысстрое движеение, жизнь пролетает миимо намноого сскорее, чем течёт рекааа или дышшат лююди, но это незамеетно за пересссекааемыми массштаабами – и чем большше масштааб, тем большше неотличиимо от неподвиижноссти, от покоооя. В неподвижноссти каамень, под котоорым другиие пролетаают мимо порывами веетра по ссвоим направлеениям. Под камнем теень, впереди теплоо и ссолнечно, и такая красотаа повссседневности.
— Я замееетило, чшто тебя нет на каарте. Как будто другие не виидят тебя, а сссмотрят только репортаааж, который ты ведёшшшь.
— У ведущщщей есссть, конешшно, обяяязанноссти. Вссё немножко не просссто таак.
— А бываает и вссё немнооожечко просссто так. Ссекрет жиизни – удовоольсствие от её вреемени. Ссреди сущесств тооже можжет быть как ссреди деревьев в лесууу. Как боссыми ногами ссступать по травее. Как плыть в оозере, когда водаа тебя обнимаает. Трава и дереевья не ссмотрят репортажж, они "видят" тебяя. Сущщщества тооже могут, не вссе, нееекоторые – изсс твоегоо ссердечного плеемени.

Арника.
Карта - как будто приглашение внутрь, внутрь человека, смотреть изнутри.
Сама Арника сливается с миром, прозрачная, но видимая, и одновременно от этого невидимая, потому что дополняет собой и становится частью, и везде.
Даже странно, что она в форме отдельного человека умеет тут быть в этой комнате.

Ижво попробовала рассмотреть Арнику, и это почти свело ее с ума. Все время движение. Только рассмотрела кусочек, и вот он уже другой. Наверное, надо как на океан. Почувствовав сначала его ритм.

Обратная связь
Мягко улыбается на признание, что Лорин нравится выбранная им карта. Ему тоже нравится, хотя уже не очень. Он уже внезапно видит черные штрихи, и они заставляют его внутренне нахмуриться, отойти от этой карты, перестать чувствовать сродство, как когда он впервые ее увидел.

Слова про цвет ботинок вызывают удивление - его, как котенка, словно вынули из коробки и он щурится на яркий свет и мяучит, не понимая, о чем вообще ему говорят. Разве ответственность - это свобода?.. Он не понимает.

А дальше… Последний вопрос Лорин заставляет его застыть. Плечи его сразу опускаются, он весь как-то сгорбился и радостные тона его одежды блекнут, превращаясь в черно-серую безликую массу. Рубашка снова выглядит грязной и несвежей, даже перо на шляпе облезает и тускнет, становится невыразительного белого оттенка, как стены в больнице. И только герб словно сияет ярче, тычась в глаза невыносимым золотом. Он закрывает глаза, чтобы не видеть этого. Сглатывает.

Проходит немного времени, и он отвечает, тихо-тихо, словно самому себе:
- Нет, это не так.
Он не хочет вспоминать, как это случилось - как он ушел из дома. Не хочет вспоминать разоренный фригольд и погибшую свиту, но меньше всего он хочет вспоминать то, что узнал в своих странствиях. Поэтому он просто закрывает глаза и говорит себе: “Этого не случилось”, - и одежда его снова обретает какой-то цвет - непонятный, но уже и не полностью черный. После этого он переворачивает свою карту картинкой вниз и пытается сосредоточиться на происходящем. Кто там дальше? Арника?

Арнике
- У тебя очень статичная карта, - говорит он, рассматривая каменную арку, дорогу и облитые солнцем горы за ней. - Кажется, как будто всё движется - птица, машины, велосипедист, - но на самом деле нет. Горы никогда не станут ближе к этому туннелю, как и он к ним. Это люди пройдут мимо и могут даже не обратить внимания на то, что здесь происходит. Мне кажется здесь всё застывшим, кроме солнца. Ощущение, что туннель никогда не кончится, но хорошо, что уже видно солнце.
- С этой картой ты мне кажешься тем, кто готов к переменам, но еще не начал их. Желаю удачи! Мне кажется, когда перемены пройдут, ты будешь счастлива.
- Тогда всё, наконец, придет здесь в движение.

Эн оставит разговоры и предложит Бенедикту:
— Обнять тебя?

И чтобы тот не вообразил чего-нибудь неприятного.
— У меня есть приёмный детёныш, он меня научил... вернее, сейчас он уже гораздо суровей меня и очень смешно возмущается, если его так назвать, но когда-то он был совсем мелким *покажет ладонью рост на уровне своего носа, когда сидит* и грязным, и голодным, я его не выбирал, он сам увязался за мной... и я тоже не знаю причин. Мы разных видов, в нём смешение крови двух абсолютно и полностью чужих мне народов, один из которых даже враждебен моему. Всё это совершенно не имеет значения.

Бенедикт посмотрит на № с интересом:
- Необязательно, - скажет он все еще негромко и качнет головой: - Я давно один, я... ко многому привык. А ты хочешь меня обнять?
И перо на шляпе с любопытством приподнимется, начнет стремительно зеленеть, хотя все еще грязное. Эшу не будет сопротивляться, если его все же обнимут.

С интересом выслушает про детеныша. Спросит:
- А ты сколько лет его воспитывал? И что за детеныш? Звучит пока как-то непонятно.
Барду и правда интересно, даже камзол слегка зазеленится болотом.

Эн улыбнётся, шутя:
— Необязательно.
Пересядет и обнимет Бенедикта легко, давая самому выбрать расстояние и понять, чего хочется. Ткань джемпера на ощупь тонкая, чуть пушистая. Вряд ли она сильно греет в позднеосенней, если уже не раннезимней ночи. Так что неудивительно, что объятия прохладные поначалу, но постепенно теплеют.
Эн коснётся любопытного пера на шляпе эшу, как щекочут горлышко птице. Погладит Бенедикта по спине, поищет прикосновения, от которых лучше, от которых звучит приятная музыка и всем хорошо. Может быть, это вообще живое безмолвие неба и океана.

Потом развернётся так, чтобы вместе смотреть на луну и на лес. Когда говорит и забывается, его тянет по привычке обнять Бенедикта за шею, но если тому это странно, уберёт руку – даже для верности отведёт себе за спину и прижмёт к футону другой.
На вопросы.
— По многим причинам у меня тогда было не очень со временем. Самое большее... *прикинет, покачав ладонью* около двадцати? *явно не уверен* Он говорил мне в сравнительно последнее время, что выше уже не станет. Он всегда хотел превзойти меня ростом, это была тайная явная отчаянная мечта... *сообразит пояснить* обычно я внушительней, чем сейчас. У моего народа рост – признак красоты и вот, видимо, он это у меня усвоил, хотя зря. Всё. Интрига на долгие... годы? *снова прикинув* годы! была в том, что в его наследии победит. По линии одного из народов, у него были какие-то шансы, а по другой – увы.
Остановится.
— Хм. Но я увлёкся.
Вопрос "что за детёныш" заведёт его в тупик изобилия.
— Какие его черты для тебя важны? *развеселится* Рост?
Неохотно сворачивая с весёлой темы.
— Я, на самом деле, зачем вообще завёл о нём разговор – я хотел кое-что сказать о твоей ситуации, в контексте моего опыта. Но я знаю, что тема тебя расстраивает. Сказать или молчать навеки?

Арника так увлеклась, слушая говорящих за столом, что не сразу заметила начало нового круга. Ох, как неудобно-то! И тут же сама себе сказала "Неудобно спать на потолке, одеяло сваливается... А здесь, по-моему, можно побыть рассеянной: химеры не ругаются, гости не хмурятся. ..."
- Бенедикт, твоя карта для меня оказалась неожиданной. Как всё-таки сложны и многогранны живые существа. Ведь я на самом деле не очень понимаю, кто такие феи, пытаюсь по твоим ответам Эн собрать кусочек этой тонкой мозаики, собрать воедино герб, любопытное перо, флейту, странствия и взгляд, твои истории и речь. И когда кажется, что нащупался образ - рррраз! И такая карта.
Сначала она кажется очень простой и как будто ненастоящей, ширмой, слайдом диафильма. Но приглядываясь, я начинаю погружаться в водоворот (воздуховорот?), который создают девчонки на качелях. Они крутят "солнышко" всё быстрее и быстрее, и вот уже окружающий мир сливается в переплетение светлых и зыбких линий, время затягивает в эту воронку, и если спрыгнуть с качелей - то не знаешь, где и когда приземлишься на землю. Они могут договориться и спрыгнуть одновременно, чтобы продолжить вдвоем исследовать то место, где окажутся. Но вероятность этого крайне мала. Они точно знают, что отпустив качели расстанутся навсегда, и каждая пойдет своим путем. Однако, это никого не печалит. Им радостно, что они встретились, и что смогли раскрутить "солнышко". За открытие портала полагается плата. И в этом случае плата - расхождение линий жизни участников.
Я не вижу тебя на этой карте, потому что этот сюжет происходит в твоей голове, как будто, это одно из твоих воспоминаний, возможно, в какой-то из жизней ты был одной из этих девочек. Но это было так давно, что ты уже не помнишь подробностей. Но помнишь это ощущение, в котором был, когда мир сворачивался в эту воронку, когда так остро было предвкушение начала новой главы, перехода, выхода из своей скорлупки туда, где еще не был. Или в место, которое вообще до этого не существовало.

Нике
(дав ей время придти в себя, конечно)
Эн ухватится за что-то знакомое.
— Передвижная крепость? Мы так делали, когда дороги не работали и путь стал непроходимым из-за опасностей. *проследит за дорогой на карте* Тут настолько опасно?
Туземца на обочине в таком случае давно съели.
Хотя Арника не упоминала, что беспокоится за того, кто не в крепости. Ей всё равно? Вряд ли. Всех не защитишь? Хм. Туземец как-то может за себя постоять, и всем его соплеменникам это ясно по неким признакам с первого взгляда?
Эн коснётся карты и двуногой фигурки на ней вопросительно.
Или? В чём твой секрет?
Или ему ничего не угрожает.
Зачем тогда крепость? Устойчивое выражение?
Он попытается представить Арнику в бою.
Он слишком многого, увы, не понимает на этой карте и в рассказе.
— Ты управляешь крепостью. Тебе нужно доказательство для других, что ты в пути прямо сейчас, но конечная цель путешествия не имеет значения. Ты ощущаешь себя этой большой передвижной крепостью, и тебе это нравится. Управление ею даёт тебе ощущение полёта. В ней тебе играют музыку и дуют в лицо. И тебе опять нужны доказательства и себе, и другим, что всё это на самом деле. При том на карте есть всё, что тебе нужно.
Эн пересказывает смущённо. По обрывкам сведений из чужой культуры вечно получается несуразное, как воображать невиданное животное по двум костям. Но что-то надо сказать...
— ... иллюзия ветра в лицо.
О! Хорошо, он знает про иллюзии.
— Там, откуда я родом, в лабиринт отражений проще войти, чем потом из него выбраться. Он забрал женщину, которая вернула меня к жизни, в её крепости мы и путешествовали, она могла зачёрпывать из лабиринта и свободно творить: она верила в подлинность, другие верили ей... потом кое-что произошло, и она перестала верить в себя. Из лабиринта есть нить – по эту сторону дыма и зеркал, своего рода советы опытных: если не верится во что-то на самом деле, значит, что-то не на самом деле. Тактика в том, чтобы распознать верное "что-то".
С сомнением взглянет на Арнику. Это в тему?
Помолчит. Вернётся к рефрену "доказательств".
— Охотники порою набивают чучела добычи и хвалятся ею, чтобы все точно поверили. Или жрецы выставляют напоказ реликвии, демонстрируют чудеса. Когда вера держится на поруке чужой веры, так можно до-вериться до чего угодно.

Протянет Арнике её карту (или тому, кто захочет взять следующим).
— У тебя очень симпатичная крепость. Всё в порядке, всё чисто, красиво, ухожено. Ни единого нарушения. Я постучал, ты улыбнулась мне сквозь стекло. Приложила палец к губам и указала на табличку: не шуметь, рыбки спят.

Вы поговорили уже о троих, для половины собравшихся всё получилось! Химеры решат, что самое время сделать небольшой привал и отметить успешные подвиги.
Они внесут мисочки с ягодами из сада и леса. Каштаны тоже уже готовы, сами в руки просятся, горячие, ароматные и с дымком.
Ко всему этому богатству хозяева по-новому заварят чая. Остывший тоже не трогают, вдруг кому-то такой больше нравится.

— Угощщщайтессь! — предложат шепелявые радости.

Кто-то из них заиграет негромко музыку на совах. Некоторые начнут танцевать, где она их застанет. Другие заменяют фонарики на беленькие и резные под зимнее настроение. Удлинняют ночь и ставят лесенку в небо.

Несколько химер уже разгуливают в пёстрых шапочках, шарфах и муфтах для щупалец, не особенно гармонируя с убранством собственного дома.

Лорин продолжает гладить кошку, иногда останавливаясь и проверяя что кошке не надоело.

- Можно?
Она забирает карту Арники у Эн и немного ее рассматривает.

- Какая классная карта, - говорит она. - На ней лето, тепло, веет приключением и дорогой.
Какое то время Лорин смотрит на Арнику.
- Ты очень красивая. И мне нравятся твои татуировки. Я вижу тебя очень нежной, немного застенчивой и ранимой.

Химера вернётся после многих изменений луны и продолжит, обращаясь к Ижворатюе:
— Твоя каарта поххожа на тебя молчааанием, но не поххожа костююмом.
— Я вижу тебя как статуээтку, ххотя на ссаамом деле у тебя внутри большшшая подвиижноссть. Мне кажетсся, обычшшно она говорит сссама за сссебя. И за тебяя.

Другие химеры в небесах отворяют ворота снегу. Крупные хлопья закружатся в воздухе, до последнего избегая встречи с зёмлей. Коснувшись её, они вскоре тают.

Кошка отвлечётся на снег, лизнёт руку Лорин шершавым как наждачка языком и отправится ловить белых мушек.

К Ижворатюе, признается:
— Меня очень тронуло то, что ты сказала Анте. "Точно знает, что её любят".
Грустно улыбнётся.
— Ты казалась самой растерянной поначалу, но до сих пор – к моему удивлению — проявила себя собранной и своевременной. Ты не пытаешься что-то выяснить, как пытаюсь я. Ты восхитительно оставляешь своё непонимание за скобками, как и многие другие помехи, а делаешь, что дóлжно. Я очень уважаю тех, кто обладает этим качеством. От него зависят жизни.

— На карте всему своё время. Она очень мне нравится. Для меня свет и существо на ней, камни и растения – одно целое, разные его проявления.

№
- Необязательно? - Бенедикт переспросит. Зачем же тогда?.. Но он не успеет спросить - № уже его обнимает, и эшу задумается тогда, а зачем это всё?.. Зачем непонимание? Зачем грусть? Зачем ответы без вопросов и вопросы без ответов. Его не беспокоят холодные объятья - для фей это нормально: врать, притворяться или просто ничего не чувствовать. В этом нет стыда. Стыдно не быть собой.

Отстранится первым - мышцы затекают долго сидеть в одном положении, но на луну с № посмотрит: какая она? Ах, заплыла слегка облаками!..

- То есть он из недолго живущей расы? - предположит в ответ на объяснения. Улыбнется на все эти “превзойти ростом”, “рост - признак красоты”, “обычно я внушительнее”... почему № не говорит, кто он? Спросить?.. Пока он размышляет над этим, последует вопрос и Бенедикт неопределенно качнет головой:
- Характер? Ценности? Ваши отношения? Что сделал в жизни?

Последний вопрос вызовет грустную улыбку:
- Я жил дольше, чем это тело, намного дольше, так что не думай, что я развалюсь от чужого мнения. Говорить или нет - решай сам, я… спрашивать не буду.
Не потому что неинтересно - как раз очень, очень любопытно, а потому что седьмым чувством Бенедикт знает: никакие слова не изменят его потери, никакое мнение не исцелит и не успокоит.

Обратная связь Арнике
Слегка улыбнется, когда та упомянет ненастоящесть - да, так и есть. Он тоже это чувствует - необходимость защищаться от мира, которому нет дела до его страданий. Хочется выставить максимально жесткий блок на любое проникновение в душу, а что может быть обтекаемее и непроницаемее улыбки и хорошего настроения? Эдакая социальная невидимость, за которую никто не будет вглядываться, потому что фасад превыше всех похвал, никого не цепляет, всех пропускает мимо. Но продолжение заставляет его задуматься. Может, и правда?.. Он что-то помнит, не осознавая?.. Кто знает. Способ узнать есть, но чересчур сложный.

Химеры
Каштаны ест неспеша, обжигаясь и не чувствуя этого. Лесенка в небо зовет его, и сосущее чувство непройденных дорог бередит сердце.


Ижворатюя
- Это хорошая карта. Яркие, чуть приглушенные цвета. Человек сидит удобно и ему ничего не мешает, он занят делом - ушел в себя или, возможно, рассматривает что-то, что находится далеко от него с помощью магии. Он не тратит времени понапрасну, и он заранее позаботился о том, чтобы всё было удобно и хорошо. Движение здесь излишне, оно будет, когда это станет необходимо.
- Мне кажется, такую карту может выбрать только очень наполненная, гармоничная личность. Личность, у которой всё есть, и ей больше ничего не требуется. Разве что немного друзей, но кто сказал, что нельзя дружить с магией или тем самым столпом света? У всего есть душа.
- Тут больше ничего и не добавишь. Все и так очень по делу и устойчиво.

Когда Бенедикт в объятиях не расслабится, Эн одновременно удивится, что не получилось так легко (чувством он, похоже, неопровержимо уверен, что живой контакт это всегда легко), и не удивится совсем – если начать рассуждать и соображать. Действительно: недавнее знакомство, разность культур, личные особенности. Если принять все препятствия во внимание, чудес не будет.

Когда Бенедикт переспросит, Эн вспомнит и самое начало знакомства. Если подумать, то ответ про отсветы пожаров тоже успеха не имел. Возможно, ни один ответ в стиле "как дома" не был понят как дома (потому что не дома, угу, очевидное невероятное).
Эн проверит:
— Если бы тебе сказали в шутку "да ну тебя", а затем бережно обняли, ты бы подумал, что именно объятие неискренне, да?

- Я бы не понял шутки, - он снимет сбившуюся во время объятий шляпу, положит ее рядом на футон, задумчиво поправит на темечке волосы.
На самом деле всё сложнее, чем этот ответ. Потому что это сейчас ему плохо и он так думает, а было бы хорошо - смеялся бы с № и шутку бы понял и всё было бы в норме.
- Зависит от того - кто на самом деле.

"Зависит от того - кто"
Эн укажет на себя.
— То есть...

Это его огорчит. Или по крайней мере заставит задуматься. Он отойдёт к перилам и подставит ладони снегу.

Бенедикт проследит за ним взглядом, вздохнет. Поднимется и подойдет, встанет рядом, обопрется на перила.
- То есть мы с тобой сегодня впервые встретились. Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что я вижу и что ты говоришь. Я думаю, ты хочешь как лучше, но не могу знать этого наверняка - такие вещи проверяются только со временем. И уж конечно, мне не всегда может быть понятно, когда ты шутишь, а когда - нет. А ты что подумал?

Бенедикту на обратную связь
- Можно?
Лорин протягивает руку к Бенедикту. Если он позволяет, то Лорин берет его за руку и осторожно гладит пальцы и ладошку. Потом убирает свою руку.

Взволнованно смотрит на Бенедикта.
- Когда я проснулась, я слышала, как вы с Эн обсуждали фей и эшу и что ваша цель и есть ваш путь. Ты так уверенно говорил тогда, мне показалось что ты с самого начала вырос со знанием, что большой выбор тебе рано или поздно, но придется делать. По этому я удивилась, что ты не был к нему готов.

- Мне жаль, Бенедикт. Когда ступаешь на путь слишком рано, не будучи к нему готов, пусть даже он твой и для тебя по судьбе - это уже совсем другой путь уже совсем другого героя.
*улыбаясь*
- Хорошо, что сейчас ты уже достаточно большой, во всех смыслах, что бы выбирать самому, куда и зачем тебе идти. И когда =)


Пока был перерыв Лорин никуда не ходила. Она попробовала каштаны, съела ягод, выпила чая. Любовалась химерами.
Затем, она поправила шаль (какая же классная!) и поудобнее прилегла на футон. Если кошке не надоело и она еще не убежала - Лорин продолжает ее гладить и чесать.

ответы на игру химер



для Ижво
Слушая что говорит химера про костюм Ижво, Лорин улыбнется про себя. Ей кажется наоборот, что персонаж на карте и сама Ижво - похожи костюмами. Просто в костюме Ижво пока что слишком много белого, но морковно-красное совсем скоро нарастет.

Вместо этого вслух Лорин произносит:
- Эта карта такая тихая и громкая одновременно. Здесь есть шум водопада, шорохи джунглей, и совсем нет звука человеческого голоса.
Немного подумав Лорин продолжит:
- Ижво видится мне такой же: немногословной, но со звучащей внутренней жизнью. Я вижу баланс, и это очень красиво - все необходимое, ничего лишнего, с уважением и по правде.

- Не надо, - он убирает руку от Лорин. Не резко, не жестко - спокойно и даже как будто немного заторможено. Голос вялый и безжизненный, как будто спокойный, но скорее мертвый.

Моргает, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Лорин, но слова просыпаются сквозь память, как песок сквозь решето. Он моргает всё чаще. Наконец, отвечает:
- Есть вещи, к которым не подготовишься. Не думаю, что это было моей судьбой.

Жаль? Ей жаль? Сквозь отупляющую боль воспоминаний он удивляется.
- Не стоит. Тебе точно не стоит жалеть об этом.
Внииательно рассматривает заключительную улыбку и... ничего не говорит. Отводит взгляд. Лорин, наверное, было важно это сказать. А он может и забыть, ему не сложно - главное, не обращать внимания.

Химера помашет дымными шшупальцами в сторону перил и всех, кто ещё там.
— Отпочкооовывайтесссь во врееемени и возвращщщайтессь к наам.

Кошка точно отпочкуется и притащит Лорин белых снежных мушек – хвалится. Ей охота играться с чем-нибудь.

Химера же какое-то время молча взирает (наверное, взирает, ибо непонятно, чем ей взирать) всеми клубами в сторону Эн. Наверное, это тактика внушения почтительности.
— Ты очшшень много болтааешшшь, — скажет она, наконец, строго. — И вносссишшь некоторый бессспорядок. Перетягиваешшь на сссебя одеяло. Замееть, чшшто ты не ссмог или не сстал удерживатьсся, хххотя обещщал вессти сссебя, даа?

Она (оно?) затем вздохнёт.
— Тебе просссили передаать: на сссамом дееле, ты иххх отпуссстил.

Обратная связь химерам
От слов химеры у Ники немножко дрогнули руки. Особенно ее взволновала фраза про сердечное племя. Где его ищут? По каким признакам определяют тропинки, которыми оно ходит? А если находят - то как к нему обращаться и что отвечать? Ника давно растеряла весь свой разведывательный энтузиазм в ту сторону. Обниматься с деревьями ей теперь даже как-то сподручнее, чем с другими людьми.
В путешествии нет времени на перекатывание камушков страданий в голове, на переслушивание пластинок с чьими-то суждениями, это всё отходит на второй план.
Голова настраивается на смену вида за окном, на новые города, непривычные звуки, на всё другое. И жадно впитывает это новое, сортирует, пытается приспособить к старому опыту. У Ники не иллюзий, что старое и тревожащее при этом растворяется, но оно, по крайней мере, отступает и даёт время.
Про течение этого времени химеры тоже сказали очень точно. Арника не может словами передать внутреннее чувство, но всей собой понимает, как время одновременно летит стрелой и при этом сочится смолой из раны старой сосны.

Обратная связь Ижворатюе
От слов Ижво Арника улыбается и....хм...гордится собой. Ей бесконечно приятно слышать, что, оказывается, на кого-то она производит такое впечатление. Это такая взаправдашняя реализация ее снов, в которых она летает, как ветер, сквозь тучи, ощущая конденсированные капельки воды на своих щеках; ныряет в бездонное озеро, и дышит там жабрами, как русалка, лавируя между извитыми стеблями водорослей; может держать в руках огонь и слышит, о чем разговаривают камни. А лес... Ну, это вообще отдельная история и любовь.
Наверное, Ника хотела бы себе такую суперспособность - становиться частью всего (но и обратно в себя тоже возвращаться без потерь частей по дороге, конечно же).
Можно стать лишайником, медузкой, вулканом, стратосферой, темной материей, прожить эти состояния и снова вернуться в себя. Понять мир таким, какой он есть в самом прямом смысле.

Обратная связь Бенедикту
Сначала Ника напряглась и даже как-то раздосадовалась от слов Бенедикта. Но потом промотала это состояние, и посмотрела, что под ним. Невозможно задеть или обидеть человека, если он сам не готов обижаться или задеваться в этом месте. Так и тут. Этот хрупкий юноша нащупал какую-то болевую точку... Про статичность, про то, что несмотря на имитацию бурной деятельности на САМОМ ДЕЛЕ не происходит ничего существенного. Никогда еще побег от проблемы или ситуации не был хорошим вариантом для её решения. Даже если это побег в самое прекрасное место на земле, в самых тёплых и сочувствующих людей.
Из всех возможных путей - путь перемен самый страшный. И решиться вступить на него - это как прыгнуть в ледяное озеро. Очень хочется, очень интересно, но в голове находится миллион логичных причин, почему нет. И вот тут бы сместиться из головы в сердце, чтобы сдвинуть эту ледяную гору сомнений. Действительно, хорошо, что есть солнце. Оно поддержит.

Обратная связь Лорин
От слов Лорин Ника вернулась в реальность. Очень хочется в ответ наговорить ей кучу комплиментов, сказать что-то типа: "От красивой слышу!" и заливисто посмеяться... Но это опять что-то снаружи. Внутри много смущения. И от этого желание перебросить услышанное обратно, как горячую картошку. Но если постоянно отбрасывать то, что тебе дают, можно остаться вообще без всего, да ещё и с репутацией странного существа, к которому лучше в принципе не подходить.
- Спасибо, Лорин. Мне так непривычно слышать от девушки такую обратную связь. - собралась с мыслями Ника.
По внутренним ощущениям, у неё получилось оставить картошку себе.

Обратная связь Эн
Ника даже не предполагала, насколько из другого мира Эн. Поразительно, как он смог переварить и осмыслить набор ранее неизвестных понятий в более-менее стройный концепт. И, что самое главное, не засмущался его озвучить, задать вопросы, попросить уточнений. Ника бы так не смогла. По крайней мере вот так с ходу, в новой компании.
- Эн, ты сейчас показал мне сюжет карты с какого-то совершенно иного ракурса.
В моём мире намного безопаснее, чем в твоём, судя по всему. Ну, пока не начинается очередная война или брожение умов...
У меня нет передвижной крепости в прямом смысле этого слова - с твердыми каменными стенами и бойницами.
Не знаю, в чем вы передвигаетесь по дорогам в мирное время, может быть в каретах, телегах или чем-то ещё с колесами? Вот моя "крепость" это такое механическое устройство на колесах, которое очень быстро может отвезти по дорогам практически куда угодно. Если дорога ровная, без глубоких ям и без валяющихся камней. Оно вряд ли выдержит атаку, но никто и не предполагает, что в наше время атака будет совершена.
Я называю машину своей крепостью не потому, что она физически может меня защитить, а потому, что внутри неё я чувствую себя уединенно, мне никто не мешает, и в ней я могу спрятаться от лишнего человеческого внимания. Без моего разрешения в неё никто не может сесть. Так же как и в настоящую крепость никто не зайдет, если изнутри жители не откроют ворота.
Но если бы ты постучал мне в стекло, я бы пустила тебя внутрь.
А про доказательства... Как точно подмечено: "Когда вера держится на поруке чужой веры, так можно до-​вериться до чего угодно."
Я так радовалась словам Ижво о том, что я часть всего! Но, видимо, часть меня боится полного растворения, и через демонстрацию картинок моей сиюминутной жизни другим людям, через желание зафиксировать в их глазах то, что происходит со мной, я привязываю реальность и не улетаю окончательно в свои миры.

Арника посмотрела на карту Ижво, на неё саму, потом снова на карту.
Удивительный выбор!
Карта медовая, тягучая, про изобилие и достаточность.
Ника почему-то вспомнила историю про бурятского монаха, который ушел в медитацию 85 лет назад и до сих пор сидит в этой позе, а его до сих пор считают живым. Постоянно берут на анализ что-то из тканей. И там сохраняется какой-то метаболизм. А то, что иглой достают на анализ, по консистенции как мёд.
Водопад на карте тоже как мед. А вы знали, что мёд не портится? Когда вскрыли египетские пирамиды и нашли там сосуды с ним, оказалось, что за 3000 лет он остался съедобным!
А ещё это очень полезный продукт. Лечебный.
Бррр... Ника поняла, что её унесло куда-то далеко.

-На карте для меня монах - это Ижво в какой-то предпредыдущей ипостаси. Полная спокойствия, умеренности и...скуки? Поэтому сейчас она такая, как есть - подвижная, но не очень верящая в это, любопытная, но не рискующая далеко засовывать носик, весёлая, но сдерживающая порывы.
Такой богатый мир открывается через её карту!

Химере

Поначалу ничего не предвещает. Эн послушно сядет за стол. Он так и не в курсе представлений химер о приличиях, но попробует усовеститься.

А затем химеру угораздит сказать.

Эн спросит себя: то ли он услышал?
Сначала поднимется гнев. Ярость на дешёвый обман. Я поделился, я выдал сам, что не даёт мне покоя – но я знаю, я знаю, что это невозможно уже изменить. Я выдаю тебе неразрешаемое, чтобы ты помогло мне пережить, а ты, поняв, как это важно, хватаешь и подсовываешь мне обратно, сбрызнув фальшивой пыльцой: гляди, какой фокус! Ап, и в прошлом всё, как ты хочешь, и не переживай, хюхюхю.
Ненавижу!

А ум всем собой, по неукротимой привычке, уже переворачивает по камню всю гору, все эти руины и могильники чужой и своей биографии. Независимо. Механически. Все внутренности подведёт от мерзкого чувства раскопок в мертвечине. Эн сменит цвет, ему станет совсем не до ненависти. Ни до чего. Пристрелите меня, пожалуйста. От головокружения он возьмётся за стол, собираясь уже прилечь на него или на пол рядом, как безумное вращение всевозможных одержимых комбинаций прекратится, всё провернётся и встанет в созвучии.
Как в шкатулке с секретом.
Он даже услышит "клик". Может быть, наяву. Своих пальцев о стол. Или зубов.
Собравшись с духом, он взглянет на перепаханное мёртвое. В какое искусство сложились останки? Большее, чем сумма частей, шутит ум. Эн едва не стошнит.
Но он посмотрит.
И тошнота пропадёт перед смыслом произведения.
... он осознает, чего избежал. С какого дна ещё могли постучать и предложить те средства, что все хороши.
Его проберёт.

Химера права.

Эн закроет глаза.
И с удивлением поймёт, что на этом узелок не развязался.

Но... почему? Разве не это главное? Он был убеждён, что главное здесь!
Он оглядится в кошмарной конструкции с замешательством.
Что-то шепнёт снисходительно: а может, уже попустись? Что если ответа нет, потому что ты хочешь грандиозный ответ, трагический, страшный ли, роковой, выворачивающий – не важно уже какой, лишь бы это было нечто особое. Обыкновенное не могло так свалить тебя. Ты же – подставь эпитеты! Рядовое событие не могло так тебя перемолоть. Ты такой уникальный. Ты ещё позволишь себе признать, что почти кончился на немыслимом испытании, величайшем испытании всех времён и народов! А то что весь такой ты споткнулся о крохотный камушек и упал, и заплакал...

Ум стройной привычкой подхватит: если ответ не находится при существующих допущениях, надо менять допущения. Хочешь решить задачу? Надо таки менять. Хочешь страдать? Лежи дальше.
Ну, или по твоему желанию я могу ещё миллион раз покопаться тут, чтобы страдания были с душком.
Выбирай?

Эн знает, что выберет.

Может быть.
Всё это было обыкновенным. Очень обыкновенным, хотя и в очень необыкновенных обстоятельствах, в очень интересных временах, в окладе драгоценнейших деталей, в канве значительных событий.
Но – обыкновенным по сути.
Может быть...
Они спасали себя. И он спасал себя.
И всё.
Вот к этому всё свелось. И трудно пережить, что таков итог под чертою трёх жизней.
Эн длинно выдохнет, очень тихо, как будто гасит огонёк дальней свечи. Изуродованный мавзолей погружается в темноту. Но он там, он всё ещё там.

Химере он скажет только, проведя рукой по глазам.
— Не получается.

Произвольно путешествуя во времени, чтобы найтись, Эн снова увидит как Лорин обратилась к Бенедикту.

Он остановится и посмотрит на то, к чему тогда стоял спиной. Даже обойдёт стол и встанет рядом с Лорин, слушая как материя подола плывёт будто в невесомости, как все нити и струны становятся тонкими, по-ледяному прозрачными. Всё очень чутко.

Там тогда в тот момент – один, у перил – он улыбнулся, вспомнив танец с химерами. Слушая множество малых ощущений себя, все эти отсутствовавшие детали. Как они возвращаются. Как первой волной ошеломляет красота, а затем обнимает. Слушал звук, с которым снежинки касаются ткани перчаток, их встречу с теплом нагретого светильниками и пахнущего каштанами и дымом воздуха, возрастающее внутреннее движение, разрушение их кружевного порядка, но не гибель, а смену состояний. Освобождение.
В этом был их совет.

Тут тогда – в момент, которого не было – тепло Лорин вызывает доверие.
Он не может понять причину. У него не выходит проанализировать этот феномен. Мысль соскальзывает, не находит стыков деталей, как будто целостность неделима и её нельзя разобрать. Но до чего любопытно, как Лорин это делает?
Он так не умеет. Он не уверен даже, умеет ли так тот, кто его учил.
А вот правда, что бы В. сказал, если бы сейчас стоял рядом? Или также молчал и впитывал с оторопелым выражением?
Эн испытает то же чувство, как если бы нашёл чудом сохранившуюся игрушку в разрушенном доме.

Хах.

Он снова почувствует, как тают снежинки.

***
Он вернётся в настоящее и услышит, как Арника обращается к нему. Эн любит, когда с ним говорят. Тем паче приветливо.
Она тоже немного погрелась о Лорин. И он погрелся. Это незримо объединяет.

Она пустила бы его в свою крепость. Хм.
Только он надеялся успокоиться, тут опять качнёт.
— М?..
Внутри сшибаются какие-то орды.
Там его воображают злобнейшим из чудищ, когда-либо известных сущему. Как будто он был всемогущ и сам всех бросил под колёса истории.

Он откроет глаза. Посмотрит на Арнику.
Попытается "удержать картошку".
Скажет внезапно:
— Я всё время жду от себя дичи... *самосаботаж закончен* Но если это тебя не пугает –
"Если это меня не пугает..."
Поднимет руку и постучит по вымышленному стеклу.
На миг после всех объяснений, когда ему словно бы всё-всё станет понятно (конечно, нет), он даже представит себя в гостях в родном краю Ники. И будто все мирные крепости подходят к нему, и трутся боками, и фыркают. И пахнут. О, этого не забыть, как пахнут крепости! Почему-то вот только стадо крепостей, чьи пострадавшие брюшки жалуются на неровные дороги, глубокие ямы и валяющиеся камни.
И вдруг Арника скажет, чего боится.

Эн не удержится.
— А что будет значить для тебя полное растворение? Что случится, если это произойдёт? Ты потеряешь контроль над собой или что-то другое?
(Ему опять почудится собственная экспертность, не иначе, и понадобится себя успокоить.)
Он слегка сдаст назад, прикрутит свой энтузиазм. Пойдёт дорогой долгих пояснений.
— Знаешь, когда я тебе уже всё сказал, я подумал, что крепость работает в обе стороны. Я пошёл за самым очевидным, за тем, как было у нас: защита от угрозы извне. Но ведь может быть и по-другому. Защита тех, кто вовне, от того, что в тебе внутри.
— Возможно, я опять надумываю на тебя своё собственное, потому что у меня оно во весь рост *себе под нос* потому что я уже навредил. Но. Не может так быть, что ты боишься навредить?
— ... я к тому, что в тебе есть то, что не испугается сражения. Мне очень жаль – то есть я очень рад, что ты живёшь в мирном краю – но мне очень жаль, потому что в тебе есть сила, которая была бы как дома в не мирном. Она рождается из огня. Ты её знаешь в себе? Ты ей доверяешь?

Для Бенедикта карта Эн непонятная. Не в эмоциональном, а в обычном, физическом смысле. Он не очень различает, что там нарисовано. Виден огонь, флажки, яркие закатные небеса и... уклоняющийся некто справа. Если приглядеться - это велосипедист и он собирается умчаться от огня за спиной, но картинка изменчива. Если не приглядываться, то фигура справа стоит, уклоняясь. Лицом к огню и флажкам.

После вспышки гнева такого вроде бы светлого юноши Бенедикт скажет так:
- У тебя хорошая карта. Я вижу огонь как испытание, которое пытается настичь тебя, но ты убегаешь. Эти флажки, - он проводит пальцем по свисающим с неба штукам, - выглядят для меня продолжением огня-испытания, - тычок в огонь слева, - и ты, - тычок в фигуру справа, - вроде бы убегаешь, но если не приглядываться к деталям - то нет. Напротив, ты обернулся и уклоняешься. Ты не бежишь, не боишься - ты смотришь в лицо опасности и уклоняешься.
- Я думаю, ты очень смелый, и хотя тебе свойственно испытывать и страх, и беспокойство, и дискомфорт, ты способен смотреть на всё, что тебя беспокоит. А уклонение... я думаю, это неплохо. Разумным свойственно уклоняться от сложностей - это нормально, это и есть разумность. Больше вопросов у меня вызывают те, кто собирает на себя все шишки, все шипы, все проблемы, - такое поведение куда менее разумное, чем твое. Возможно, ты что-то эащищаешь - на картинке это велосипед, но что это на самом деле? Свобода? Я думаю, это что-то в любом случае стоит того, чтобы принять бой.
- Удачи. Ты выглядишь для меня немного одиноким, но в целом вполне способным справиться со всем, от чего ты "бежишь" и уклоняешься. Мне кажется, все это - недостающая часть тебя.

Химерам: о тишине и подвижности. Ижво это было не очень понятно, а теперь посмотрела внимательней. Пожалуй, костюму делегирована работа по подвижности. Застывшее движение. Ритм и цвет движения. Как в готической архитектуре конструкции, вынесенные наружу.

Эн: ей казалось, что на карте вычеркнуто время. А ты говоришь, что оно там. Она посмотрела теперь иначе. Время не ушло, не застыло, оно всему своё. Интересно. Наверное, так.

Бенедикту: благодарность. Поначалу показалось, что это всё не касается её, а ты говоришь о себе. Но прочитала три раза и что-то внутри очень захотело принять.

Лорин: как хорошо про цвет и звук, очень отзывается: слова не нужны.

Арнике: История про монаха задела за что-то очень важное, скрытое и ей самой неизвестное. Как будто переключающее в другой режим. Ижво вдруг показалось, что она слишком громкая и занимает много места. Но почему-то с этим нет проблемы. Пространства хватает и на неё саму, и на этот звук.

Обратная связь
Когда Бенедикт ещё только сделает вдох, чтобы заговорить, Эн прижмёт уши. Он явно ожидает услышать нечто такое отчего жить не захочется, чему не захочется, но надо будет посмотреть в лицо.
А услышит...

Он недоверчиво рассмеётся. А потом рассмеётся снова, со счастливым облегчением.
Посмотрит на Бенедикта приветливо.
— Оу *заулыбается* в такое симпатичное существо, как ты описал, я бы сам влюбился.
Снова засмеётся, это его догогняет кокетство.
Или нервная дрожь.
— Ммм *непонятное бормотание* оооо луны и все небеса! Неужели я вновь... я... *не может подобрать слов* что-то хорошее?!

Его брови высоко взлетят. Он подтолкнёт чайник и спросит заговорщицки:
— Ты слышал? Во мне снова видят хорошее...
Он договаривает эту простую фразу, как из детской сказки.
— ... а не только одно дурное.
Неуёмная (и нездоровая) весёлость вдруг пройдёт. Что-то задвинутое подальше и закопанное поглубже вдруг раскроется большой печалью.
Эн судорожно вдохнёт, словно вечность провёл в болоте, сдавленный обручами.
— Ооо...
Всё-таки дрожь.
— О *тихо, честно* как это было ужасно —

Фраза простая до глупости, но что-то в Эн слышит её жадно.
Это её слова. Её вопль. Её просьба помочь и пожалеть, взять на ручки. Обращённый к нему самому.
А он отвечал ей оптикой: нет, тебе не больно. Ты справишься. Отвали. Заткнись уже! Нам нужно выжить, тут не до нежностей.

Эн погладит свои волосы.
Он поймёт, что ради выживания сам присоединился к другим против себя.
Он сам ненавидел это несчастное, живое, уязвимое, нуждающееся. Жалкое. И чем больше его душить, тем больше непривлекательное.

Ему представится зелёная гусеница-грелка, которую В. прятал, чтобы весь такой великий и потрясающий о ней даже не догадался. Не догадался, чьё тепло помогает ему доверчиво спать.
Только в этот раз грелка сама живая. Всё такая же неказистая и неуместная в обществе. Угроза имиджу. И вот она вдруг робко выглядывает рожками и потёртым мехом у перил, готовясь юркнуть под веранду, стоит Эн замахнуться на неё. Забитая и верная.

Ему станет её бесконечно жаль.
Он поманит её к себе, опустив руку под стол. Чуть-чуть движением пальцев. Глупое создание, не держа зла, потрусит навстречу, аж вне себя от радости. Эн возьмёт её на колени и пощекочет свалявшийся мех. Прости меня пожалуйста, а?
Как же так меня угораздило.

Бенедикт с трудом привыкает к бессловесной манере Ижво общаться, но направленные прямо на него слова он слышит и кивает:
- Не стоит, - отвечает мягко и серьезно. - Если тебе полезно, это хорошо, я рад.

На реакцию № смотрит сначала чуть удивленно, потом с грустью. Что-то подобное он видел у тех, кому повезло (или наоборот?) вернуться из фоморского плена... Не у всех хватало твердости жить дальше, как ни в чем не бывало. Всех изменило пережитое.

Бенедикту не понравится карта Лорин. Он нахмурится, разглядывая ее.
- Фрагментарность. То, чего боятся многие, и то, что заставляет и меня внутренне сжиматься. Именно так выглядит для феи каждое новое пришествие в этот мир, но мы с этим боремся, а потом живем, тщательно стараясь забыть о том, что забыли. Здесь это возведено в культ. Это самое главное, что тут есть. Смотреть и не видеть. При отличном зрении не видеть столь многого. Может быть, даже гордиться этим.
- Не знаю... мне кажется, человек с такой картой должен быть очень несчастен. Он скрывает от себя столь многое, и в то же время не имеет возможности это исправить. Я не знаю, чего в себе ты стараешься не замечать, но мне кажется, это что-то сильно отравляет твою жизнь - это должно быть что-то по-настоящему ужасное.
- Мне кажется, сейчас для тебя время исцеления, а не прозрения.

Ижво просит взять карту Лорин в руку и смотрит на просвет. Карта плотная и получается наоборот, хуже видно. Снова кладет на стол. Снова берет в руку. На карте стоит загородка, не видно мира за куском себя. Как перечеркнуто, как задвинуто. Хочется так посмотреть на просвет, как волна обходит препятствие.
Лорин - светлая. Очень ладная, сильная. Наверное, она живет где-то на природе. Гоняет себе на доске - где с горы, где по волнам. И живет расслабленно. Нам почему-то повезло, что сейчас она здесь, а не ловит волну где-нибудь в Дахабе. Хотела бы с ней поехать на Birning Man. Она там всех знает - а не знает, быстро разберется. С ней не страшно.

Хорошо, что у Эн тоже есть карта. Потому что Эн Ижво не видит. То есть здесь точно кто-то есть, оно взаимодействует, но как будто из другого измерения, что ли. Ижво такое уже встречала однажды. Когда как будто объект обставлен зеркалами и ничего не видно, кругом всё гладко, но в этом месте пространство так переломлено, что понятно, что здесь есть объект.

На карте Эн существа бегут от пожара в каком-то неизвестном пейзаже. Похоже на лес, но как бы не лес, а какие-то висящие структуры. Любопытно, что в этом нет страха, как от горящего леса.
Как будто горит не лес. Как будто тот огонь - и есть Эн. Просто слишком горячо и ярко, нужно расстояние.

— У меняя такие картиинки, — скажет химера Лорин, — как буудто тыы изначаально неуязвиима и крылаата. И ты добровоольно принялаа на сссебя мноогие болеезни живого, чштобы через ээто избавитьссся от презрения, оссуждеения и брезглиивоссти, найти сссочувссствие к сссмертным, беречь ихх и вессти ихх как по землее, так и на неебо, так и под зеемлю.
Ущщербноссть чуужда тебее. У тебя должна быть ссвязь ссс бóольшшим чем ты, сс зааамысслом, ссс огроомной поддеержкой твоей мисссии, а ээто иименно миссия.
Каак-то так вышшло, чшшто ты отссоединииилассь и потеряялассь.
Обратии любовь и на ссслучившшшуюсся ошшибку. Так бываает, чшто нет ничьей виныы. Дознаания не буудет, не назнаачат ни возмещщения, ни взысскания. Не сосставят даже пухххлого отчёта, как же таак получилоссь. Поссмотри на жиизнь: ссемечко не разбираается, оно расстёт, есссли моожет. И в лассковый год, и в ссуровый.
Сссколько жиизни ессть впередии, она всся твояя, Лоорин.

Ижворатюе

По первой части у Эн возникнет сразу несколько предположений, о чём это. Любопытно подумать. По второй отзовётся "нет страха", сияние на карте погружает его в красоту, как в объятие. В свой элемент.

Ощущения Ижво о природе сияния совпадут с его собственным внутренним знанием. В большом проявлении всё хорошо. Вопросы к малому проявлению: ожидание дичи живёт здесь. В себе как будто всегда слишком много, и порывы приходится гасить, потому что оно неуместно в таком количестве.

Эн попросит химер в игре или потом, если можно, как-то посмотреть, в чём там дело и зачем оно так – а если оно не должно так быть, то поправить на как должно по изначальному замыслу.


Лорин

Он покажет карту гусенице, которая ощупает её шерстинками.
— Мне кажется, жизнь главной героини нашла свои берега, устоялась в них. В ней достаточно сыто и безопасно, есть свои радости. Время потихоньку идёт. Незаметная жизнь.
Вернёт карту на стол и взглянет на Лорин.
— Ты очень заметная, ты не крохотный скромный цветок холодных ветров, а яркий большой в ласковой влаге тёплого воздуха, с ароматом, кружащим голову. У тебя доброе сердце. Ты авантюрная. *на последнем улыбнётся, как чует своего по духу*

Он протянет руку:
— Пойдём потанцуем под снегом. Я приглашаю. Пойдёшь?

Лорин улыбается в ответ на слова Арники об обратной связи и комплиментах, но ничего не произносит вслух.
Затем Лорин подмигивает Ижво.


Для Эн
Карта Эн заставляет Лорин надолго задуматься. Она не понимает, что она видит. Вело-марафон в осеннем лесу? Или это лесной пожар? Но зачем тогда там велосипедисты? В одно мгновение веселые человечки превратились в спасающихся от беспощадной стихии лесных зверей, стоило только поменять оптику.

- Я вижу тут много огня. Я разглядела два сценария на этой карте и я не уверена, что между ними надо делать выбор. Давай вместо этого я расскажу немного про стихию огня? И про тех, кто принадлежит ей?
(если Эн не против, то Лорин продолжит)
- Они это проклятие несбалансированной силы. И бьющей наружу несгибаемой жизненности – убивающей источник, пока некого вести за собой. Никто не может в потенциале сделать для мира так много, но чаще всего не получает даже возможности – и, не дождавшись, взрывается бессмысленной вспышкой. Зато они всегда прекрасно ориентируются в опасных ситуациях. И это даже понятно. (Лорин улыбается) У вас неприятности? Происходит нечто странное? Мир встал с ног на голову? Отдайте право принимать решения огненному магу. Сами все равно ничего поделать не сможете – просто разобраться не успеете, а он уже наведет порядок. Правда, наведет его очень по-своему, и разбираться тоже будет потом, но к тому моменту все разборки обычно уже становятся бессмысленными.
Они бывают как яростное бушующее пламя, а бывают как ровный, теплый огонек в очаге, словно будто кто-то вылил хороший ушат ледяной воды, разом пригасив разбушевавшиеся искры. Знаешь, обычно рядом с такими огненными и все остальные расслабляются, разрешая себе не думать, не беспокоиться и не тревожиться.

Лорин проводит рукой по волосам и вздыхает.
- Скажи, может есть в этом что-то знакомое?

Лорин долго всматривается в лицо Эн и наконец произносит:
- Я не вижу тебя так же четко и однозначно, как вижу, например, Ижво. Ты очень красивый, яркий, с висюльками и деталями. Я могу засмотреться как в калейдоскоп. Ты словно везде и сразу одновременно, и каждый раз - разный. Если есть бесконечное количество Эн, то не понятно, где же оригинальный, настоящий Эн?

Бенедикту
Выслушав ответ Бенедикта Лорин поразится красоте произошедшего.
Она улыбается и произносит:
- Во время перерыва я рассказывала химерам, что для меня мир - это зеркало.
Лорин снова улыбается. Ей хочется подурачиться, и взяв зеркальце отправить Бенедикту солнечный зайчик.

Ижво
Выслушав Ижво, Лорин удивилась, она не поняла половины из произнесенных слов.
Она смущенно улыбнется и спросит:
- Горящий человек - это что-то из истории магии, про охоту на ведьм?

Химерам
Лорин внимательно слушает химеру и удивляется - это про меня? Сначала ей было тяжело даже допустить мысль, что существует реальность, где она может быть вот такая.
Ей пришлось медленно вдохнуть и выдохнуть, а потом несколько раз повторить про себя услышанное. Затем каждое сказанное химерой предложение обрело для Лорин объем и смысл, а на ее лице появилась тень узнавания. Она увидела большую картинку, но оказалась не в состоянии описать ее окружающим. Это было так же сложно, как пересказать прекрасные стихи при помощи жестов.
Лорин улыбается химере и протягивает свою ладошку что бы благодарно сжать туманное щупальце.
- Спасибо!

Эн
Слова Эн сильно поразили Лорин.
Она мгновенно вспыхнула, уставившись на протянутую руку юноши.
Лорин вздохнула, и поколебавшись, вложила свою ладошку в руку Эн. Она смущенно улыбнулась и посмотрела Эн в глаза.
- Да, пойдем.

Дымное щупальце благодарно и смущённо пожмётся.
Хюхюхю

В темноте вокруг домика собираются существа из леса и отовсюду, которых обычно не видят люди, да и сейчас их не то чтобы разглядишь в ночи за светлым и будто защитным кругом светильников на перилах. Темнота подвывает, хохочет, поёт, расчищает дорогу новому, пожирает отжившее. Всё и все там в ней, а среди неё и химеры-хозяюшки в вязаных шапочках, шарфах и варежках, вращают колесо года. Каждый со своим умыслом.

Круги за кругами опоясывают друг друга. Хороводы и фигуры расширяются и сжимаются, дышат, танцуют на земле, под землёй, в небесах. Все они ветер и облака, луна и тёмные силуэты деревьев, в которых чудится и оживает каждая частица воображения. Самые широкие из них простираются далеко за все горизонты. Поют и пляшут, не мешая друг другу, не споря (только круги одни больше, другие меньше; где-то больше гораздо участников, где-то совсем немного). Одни в лишениях, другие в изобилии, одни в беде, другие в удаче, одни в мучениях, другие в нежности. Бесконечно их можно перечислять.

Если сидеть и слушать, каждый услышит своих певцов: желания за страхами, притязания за гневом, преображение по дороге в будущее, свою стражу и своих мудрецов; семена, чьи ростки взойдут по весне.

Химера-ведущая останется с вами, нальёт себе чаю и отсалютует чашечкой вам и вселенной. Скажет:
— Ссс надеееждой и благодааарносстью.

Эн засмеётся и увлечёт Лорин к лестнице, за границу светильников, в колдовскую ночь к пляшущим химерам в их первобытный и первозданный круг. В этом головокружении смеются и плачут звёзды, и мимолётные поцелуи зимы тают на коже.

-Понимаешь, - тихо отвечает Ника на вопрос Эн. - полное растворение означает для меня потерю себя. Настоящую смерть и небытие. Если на акварельный рисунок налить сверху воды, то он исчезнет. Краска останется, конечно же, в виде мельчайших частиц, в получившейся луже на бумаге. То есть, вещество никуда не денется, физику не обманешь. Но рисунка больше не будет. И повторить его со 100% схожестью тоже не получится. В процессе такого растворения пропадает что-то нематериальное. Расползается....мммм, как бы это назвать....информационная ДНК. И в этот момент уходит жизнь. И нет больше субстрата, чтобы она смогла перевоплотиться. Это мой самый большой страх - исчезнуть вместе со всеми следами своего пребывания.
Ты говоришь про внутреннюю силу, которая рождается из огня, и которая могла бы ярко проявиться, видимо, в твоём мире. Я не чувствую её. У меня нет уверенности, что в случае настоящей опасности я смогу продержаться хотя бы пять минут. Очень хотелось бы думать, что где-то в глубине меня спрятана мощная, красивая сила, которая может спасти мир и что-то вроде этого...
Такие мысли действуют, как таблетка успокоительного, позволяя не впадать в уныние и сохранять работоспособность, но нужно уметь адекватно себя воспринимать. Я хочу сказать, что пока всё хорошо и мир вокруг спокойный и щедрый - можно представлять себя какой угодно валькирией, могущественной эльфийской женщиной и прочая и прочая. Но когда появляется реальная угроза - лучше точно понимать, что ты из себя представляешь и действовать исходя из этого. В моем случае, это будет точно не открытый бой.
Арника нахмурила брови, отчего между ними пролегла глубокая морщина, и чтобы прогнать подступившие мысли взяла в руки карту Эн и начала ее пристально разглядывать.
На карте Эн Арника видит пылающий закат, когда солнечный свет становится особенно теплым и обнимающим, кажется, что он поселяется на каждой лесной травинке и листочке, прилипает тонким слоем к стволам и ветвям, к велосипедным рамам и шлемам, золотит каждый волосок на коже и даже самые холодные голубые глаза становятся менее льдистыми.
Эн здесь видится Арнике велосипедистом, вырвавшимся вперед и уверенно стремящимся к финишной прямой. Он оставил соперников далеко за своей спиной, и так впал в раж гонки, что уже даже не помнит, ради чего она затевалась, какой приз ждет в конце... Сейчас он весь состоит из четких импульсов тела, совершенно выбросив из головы любые другие мысли, как будто избавившись таким образом от дополнительных килограммов, чтобы ничто не мешало лететь вперед, как стрела. В этом состоянии всё очень понятно, нет места риторическим вопросам о смысле жизни, нет сомнений, страхов, робости. Это такой карман вселенной своей жизни, где можно откалиброваться и выпутаться из сложносплетений собственного разума. Главное, чтобы карман остался карманом.

Нике
(это ещё до танцев)

Эн, конечно, поймёт не все термины, а выражение "спасти мир" его совершенно обескуражит. Тогда он откажется от опоры знания и послушает чувства, с которыми Арника говорит, и весь их контекст. Главное, не отвлекаться на треск своих смыслов.

— Она не может "спасти мир", твоя сила. *он улыбнётся, предположение забавно* Она может спасти тебя.
"Может" в смысле, что будет пытаться, а не в смысле гарантии.
Услышав "Я не чувствую её", Эн взглянет на татутировки.
— А как же они?

Его впечатлят грандиозные идеи Ники со строгим развенчанием, для него всё проще.
— Конечно, с умелым противником ты не справишься. Я не воображаю, что ты впервые возьмёшь в руки оружие и всех поразишь мастерством. С чего вдруг? Нет, я имел ввиду, что сила в тебе вздохнёт с облегчением, если угрозы, характерные для мирной жизни, вкрадчиво подобные медленным ядам, примут форму ясной внешней опасности.
Его осенит.
— У нас так с хворями. Представь выбор: оставить яд внутри или вынести вовне... предположим, чудовищем, с которым можно сразиться. И даже не в одиночку. Что бы ты предпочла?

— Теперь о другом. Я снова буду самонадеян, потому что решительный путь короче.
Прежде всего, я бы разделил. Смерть и небытие (в смысле "как никогда и не было") отнюдь не синонимы. Смерть не означает небытия, как завершение не стирает из памяти историю, но может изменить её восприятие. В музыке так же.
Смотри, следы твоего пребывания не исчезнут, что бы с тобой ни случилось. Если звучит одна струна, а другие свободны – они отзываются. Заглуши первую струну, другие продолжат звучать. Если на простом примере: я уже не стану таким, каким был до нашей встречи.
Ты взяла за сравнение неизменный рисунок – и в этом сравнении есть подвох. Бытие подразумевает перемены. Ты любишь растения, ты понимаешь их, ты всё это знаешь, что рост и гибель, жизнь и смерть идут рука об руку. Тебе ведь известно, что всё, из чего мы состоим, давно не то, чем было когда-то, когда мы начинались. Замена шла постепенно и неощутимо, и она продолжается. Она необходима. Избежать её можно лишь бальзамированием.

Лорин

Такое чувство, что в танцах закружились несколько дней. И в то же время чай на веранде ещё не остыл

Эн упадёт в снег, совершенно счастливый. Время в гостях у химер подобно большой воде. Быстрые течения не мешают покою, можно путешествовать в любом направлении. Свобода, с которой он деликатен.
Как ему казалось.
Вопрос Лорин побудит его внимательней посмотреть на простой и очевидный ответ.
— Сосуды разные, огонь один. Так для меня. Я это я. Я всегда подлинный.
Но как для других? Со стороны?.. *ему трудно представить* Мне кажется, В. сам догадался, что суть в огне. Смену сосудов он воспринимает как смену нарядов и причёсок. Надеюсь. Остальные же, о ком я могу подумать, не столько даже невероятные существа, сколько сущности. Так что у них не возникнет затруднений меня опознать. Мы с ними в другом не сходимся.

Себе на заметку: если большинство знакомых, которые приходят на ум, это сущности, а счастлив он с существами, что-то явно пошло не так.

Он прижмурится от телесного удовольствия. Похлопает рукой в сугробе рядом с собой, то ли как большую зверюгу треплют по холке, то ли как приглашение Лорин нырнуть в пушистый снег рядом.
— Так удивительно, когда холод становится теплом, но при этом разливается такое спокойствие... такое спокойствие...

Он вздохнёт, замедлившись.
— Ты вообще многое угадала с огненным магом. Или я себе льщу и опять заигрываюсь в грандиозность. Занятно, что до сих пор я не сравнивал себя с огнём вовсе, у меня даже глаза бледные, куда там. Всё о памяти, не о страсти. А вот ведь... где та прозрачность? Та пленительная печаль? Неет, пламя в самом деле. Вопреки имени, вопреки лунным знамениям.
Я открою тебе секрет. Знаешь, какую карту я собирался выбрать сначала? Ту, где обвалился купол, и одно существо посреди руин. Я был уверен, что взял её, а обнаружил другую в своей руке.

Помолчит, то ли нырнув во время, то ли перебирая в памяти, что Лорин говорила ему.

— Вести за собой? *удивлённо* Вот на что я вообще никогда не претендовал. Я... наоборот, я вижу себя исключительно спутником избранных... я их секретное оружие... Но вести за собой? Я?..
Он позабавится.
— Ооо... куда я могу привести? Развлечения чувств, ума, ещё чего-нибудь. ... ммм, неочевидность последовательности, непоследовательность очевидности... Милый вздор!
До него дойдёт:
— Я всегда выбираю тех, кого выбирает всецелое, потому что они-то знают, зачем, из которого возникает "куда". Им поручено претворить востину прекрасный замысел! А я помогаю им. Меньшее меня не зовёт, а такого мне самому не вверяют.

На описании, как огненный маг наводит порядок, Эн снова смеётся, очень свободно. Как же он себя узнаёт, и неловко (надо же поскромничать), и весело. О, как давно он не слышал, чтобы эти его свойства и качества описывали вот так по-хорошему.
Он вспомнит, как первую любовь.
— Ты говоришь почти как она когда-то...

Карта Лорин оказалась для Ники самой сложной. Как будто смотришь на картинку, где в зависимости от фокуса внимания можно увидеть совершенно разные вещи (самый простой пример - черно-белое изображение, где 2 черных человеческих профиля или одна белая ваза. Или вот эти вот штуки, когда тебя просят найти 10 животных, а ты видишь сначала только слона, а потом, по мере разглядывания, замечаешь вписанных в него змей, жирафов, кошек и попугаев)
На карте Лорин так же, только не с изображениями, а с волнами, которые можно почувствовать.
- Умиротворение
Вот сидит девушка, она расслабленно смотрит в окно. Только что закончила какое-то важное дело, причем справилась с ним отлично. Именно поэтому есть зеркальце - ведь так приятно посмотреть на себя, когда ты молодец. Сразу видишь себя красивой, собранной, взгляд прямой, плечи спокойно расправлены и опущены вниз. Очень нужно запомнить себя именно такой. Потому что в этот момент на поверхности проступает та самая внутренняя сила и достоинство, которые присущи нам всегда.

- Сомнения
И тут же другая волна. Вот сидит девушка, она сплела немного дрожащие пальцы под подбородком, и в ожидании смотрит вдаль, явно ожидая кого-то. Она неуверенна в том, как сейчас выглядит, достаточно ли она хороша, насколько гладка ее прическа или достаточно ли свеж её маникюр. Именно поэтому есть зеркальце. Она бросает на себя частые взгляды, пытаясь заранее предугадать, какой волосок сейчас может выбиться из-под лака, чтобы ловким движением предотвратить возможную диверсию.

- Страх
Вот сидит девушка. Она делает вид, что смотрит в окно. На самом деле, краем глаза она следит за входной дверью за своей спиной. Именно поэтому есть зеркальце.

- Отвага
Она знает, кто может зайти. Она точно знает свои возможности. И она готова дать отпор и вырваться на свободу.

- А может быть всё ещё проще.
Вот сидит девушка, кто-то позвонил ей по видеосвязи и она поставила свой телефон на окно, чтобы дневной свет освещал её лицо и собеседник мог хорошо её разглядеть. Именно поэтому кажется, что есть зеркальце.

Ещё промелькнула мысль про молитву и прошение, про вручение себя на какое-то время высшим силам в те моменты, когда своих сил совершенно нет, но от этого голова начала идти кругом....

Ника теряется в этих волнах и не может определить, какая из них ведущая. А может быть, нет ведущей? Может быть, каждый вариант имеет место быть и надо дать возможность звучать одновременно всему, позволяя девушке с карты быть любой, какой ей самой захочется прямо сейчас?
Ника не может сказать, что девушка на карте и есть Лорин. Скорее, это героиня фильма, который Лорин села посмотреть, и так увлеклась происходящим на экране, что стала ассоциировать себя с персонажем оттуда.

~ Начинаем II этап игры ~

Ночь к рассвету всё ближе, метель постепенно успокаивается, бледнеют снежные звёзды. Для некоторых традиций всё только ещё грядёт, для всех остальных год уже в пути: очередная отсечка, очередное начало положено – колесо судьбы вращается дальше, его не остановить.
Химеры понемногу вразнобой утекают дымом, шапочками и пёстрыми муфтами от мифологических хороводов; играют в снежки, заливают горки водой и катаются с них, хохоча и повизгивая, когда лёд схватится; громоздят и защищают крепости или – кто поответственней – чистят дорожки в снегу, скатывая пышное руно туч и унося его за дом перебирать.

Химера-ведущая впитает свой праздничный чай, пошшшупает чайники на столе, выберет самый остывший и нальёт немного солнечного света в блюдечко гусенице. Поставит на циновку, уворачиваясь от кошки. Конечно же, кошке прежде всех надо знать, чем тут угощают.

— Возвращщааайтессь потиххооньку, — всех позовёт химера. — Ссспасиибо вам за довеерие мне и друг друугу, за чесстность, за ссмеелоссть, за вашше учасстие и желаание помоочь, но не рааанить. Всспоомните, чшто быыло. Поссмотриите на ссвою каарту. Верниитессь к ссвоим чуувсствам. Эээто вот тооо, чшто ессть. Отдаайте ему доолжное.
Тепеерь я ххочу приглассиить васс даальшше. Готооовы?

Щупальца доверительно протянут колоду. Химера по очереди поворачивается с ней к каждому, передаёт карты и говорит.
— Бенедиикт, тебее же оочшень не ххватаает отца? Моожешшь ли ты выбрать кааарту как его ообраз?

— Ижвооо, ты ххочешшь знать, для чегоо ты вообще. Какая из кааарт тебее отвечааает на ээто?

— Ниика, ты не доверяешшь тому, чшто воплощщено в твоихх татуироовкахх, но онии ведь дооороги и важны для тебяя, праавда? Выбери отдееельный ообраз для ниххх.

— Ээн, Лоорин, на пеервой каарте вы виидели, как ессть, а даваайте поссмотрим, какиим оно задуумано. То, чшто ссейчасс выживаает – какоое оно изначаально? Какоое оно, когда живоое и полноцеенное?

Ижво выбрала карту. III-2-2

Все остальные карты какие-то неземные, а мы тут это, мир починяем. Отправляем на своё место слёзы и торнадо. Не от первого лица. Чтобы лицом не отвлекать и в неземневство не впадать. Знай себе, штопай. Делай делай.
Тут заштопали, и там пошли. Там туда.
Тудадуда. тададада
найнайнай

Разговор с Эн

- Как красиво! - прошепчет Лорин, обращаясь к Эн и показывая рукой на небо и снег. Она раскраснелась и запыхалась после танца.
Обернувшись в сторону хижины Лорин помашет химерам рукой и попросит:
- Можно мне, пожалуйста, более теплую одежду? В платье очень холодно, если не двигаться и не сидеть под теплым котацу.

Лорин присядет на корточки рядом с сугробом, в который упал счастливый Эн.
Услышав его ответ про подлинность она улыбнется еще раз, но ничего не скажет. В этот момент она подумает, что это еще одна общая черта известных ей огненных - они всегда делают только то что хотят.

- Зато прозрачности и пленительной печали предостаточно у воздушных, - ответит Лорин.
Она опустит ладошку в снег, что бы ощутить, как это, когда холод становится теплом.
- Мы такие легкие, поверхностные, переполненные потоками информации, которую едва успеваем анализировать, как раз потому, что у нас в голове слишком много всего одновременно роится и на все есть длинная цепочка ассоциаций.

Когда Эн расскажет ей секрет, Лорин широко улыбнется и скажет:
- Я рада, что ты вытащил именно эту карту. Иначе мы бы не смогли все это обсудить.
Лорин вспоминает карту Эн полную огня.

- И даже сейчас, заметь, ты привел меня сюда, пусть это для развлечение чувств и ума. Может ты не видел никогда, как это красиво? Когда человек словно загорается изнутри от красоты посетившей его идеи и как этот огонь зажигает и притягивает других? Нескончаемый огонь жизни, бурлящая жажда, неукротимое, негасимое буйство, к которому ты можешь прикоснуться ладонью.
Она вытаскивает замерзшую ладошку из сугроба и берет Эн за руку.
- Я не верю, что ты нужен миру, только для того, что бы быть исполнителем чьих-то идей, пусть даже идей человека, который знает зачем он что-то делает и зачем он куда-то идет.

Немного помолчав Лорин добавит:
- Расскажи мне о ней?

Сразу несколько карт откликнутся Бенедикту, везде, везде он видит его - того, кого предал, того, о ком не может забыть. Они теплые, эти карты, на ощупь, они тянутся к нему, они похожи на что-то из пережитого, но в конечном итоге он, кивнув химерам и вновь весь посерев-почернев обликом, выберет одну - ту, что надвинется на него запахом осени и дождя, прилипнет к руке мокрым кленовым листом, оросит его лицо прохладными, свежими брызгами.

- Он… он всегда был таким, - тихо начнет он свой рассказ о карте, чувствуя, как бредет за изображенной на ней парой по лужам, как у него мерзнут кончики пальцев и с ресниц капает вода. - Теплым. Рядом с ним всегда было хорошо, тепло, хотелось греться о него - кончиками пальцев, всей душой и всем сердцем. Он никогда не уходил от тех, кто в нем нуждался. Всегда был рядом. Поддерживал. Помогал. Подсказывал. Да иногда… просто разговаривал!.. и этого уже было достаточно.

Помолчал.

- Но теперь он уходит. Уходит навсегда, и я не могу его догнать. Я иду за ним, по его следам, но дождь смывает их прежде, чем я успеваю наступить в этот след… Он уносит с собой образ матери - моей приемной матери и его жены, - и я не хочу оставаться один, в этом сером дожде без красок и звуков, без запахов и ощущений. Я хочу догнать его, но знаю, что это невозможно. Он уходит…

Разговор с Лорин

— Ах!
Отзовётся Эн, глядя вверх и жмурясь оттого, что снег попадает в глаза.

— Ммм. *на описание воздушных* Так и это всё про меня! *самому смешно* Что ты ни скажешь, всё про меня.
Он не всерьёз. Хотя...
— А почему такое разделение? Я в тебе сейчас вижу сияние и тепло, я и раньше его видел. Поэтому я тебя пригласил. С тобой легко.
Эн за это признателен.
— Если я позову Д. танцевать под снег, он посмотрит на меня насмешливо. Сочувственно. Или как на диковинку. Может быть, его даже позабавит наблюдать за мной – со стороны...
Он будет видеть некое бессмысленное чудачество. Объяснять это особенностями моего народа, извинять моей полезностью или находчивостью в другое время. *он вспомнит вдруг* Она говорила — не в начале, а в конце: "Детей не берут в соратники".

Он запомнил дословно, поэтому "детей", а не "детёнышей". До сих пор цепляет.

Он посмотрит на свою руку в ладони Лорин, как будто это ещё одна карта химер. Повернёт так, чтобы уже ладонь Лорин лежала в его руке. Согреет её руку в своих.

— В начале... она убегала со мной в беззаботность. От всех таких серьёзных посреди всего серьёзного. Она — та она — помчалась бы тут выслеживать их невоспитанную лозу при первом упоминании, втянула бы химер в приключение. Явилась бы в таком платье, что легенду о ней передавали бы все, кто видел. Каталась бы сейчас с этих горок, захватила крепость. Сотворила здесь настоящее поле снежной битвы, с размахом!

Эн улыбнётся тихо.
— Наверное, моя память стёрла все изьяны. Это было хорошее время. Её муж, конечно, меня не выносил.

Как будто это было забавно.
Он помолчит уже без улыбки.
— Он вёл походные дневники. Я нашёл их случайно, уже после её... после того, как её не стало. Д. сохранил их, оказывается. Или украл для коллекции.
Я знаю, что нельзя было их читать без разрешения, но я не удержался и заглянул в них. В самое начало. И в конец.
У них были раньше другие два спутника, тоже пара. Вчетвером они практически стали семьёй, намеревались, когда всё закончится, поселиться рядом, где-то осесть, вместе растить детёнышей. В последнем бою их спутники погибли. Д. спас суть той, о ком я тебе рассказываю. Ей долго не говорили правды. Она отправилась на их поиски, а когда вернулась ни с чем... мы с ней встречались когда-то мельком, когда я ещё... как сказать? не принадлежал себе. И мы снова встретились у Д. Возможно, он это нарочно устроил. Я не знал, что делать и как справляться со своей свободой. Она –
Мне кажется теперь, что я, возможно, напомнил ей их.
Но я не был ими.

Снежинки тают на ресницах. Эн решительно сменит тему.

— А ты? Расскажи мне о ком-нибудь.

Химеры позовут, и Эн попрощается с покоем сугроба в несуетном почтении. Поднимется, помогая и Лорин встать, отряхнёт верхнее одеяние от снега. Движения вспоминают сами себя, и сороконожка немного путается в двадцати лапах. Он улыбнётся памяти, словно портрету, у которого нельзя задержаться.
Снежинки с волос убирать не станет.
Посмотрит Лорин в лицо без всякого намерения вызвать неловкость, словно проводит по коже кистью так же легко, как волны целуют пальцы.
— Пора?
Он неспешно направится к дому, первым не отпуская руки Лорин, если она захочет опереться, чтобы удобнее было идти по глубокому снегу.

Вернувшись, Эн сдвинет футон поближе к столу и гусенице. Посмотрит, что там у неё в блюдечке. Протянет ей перчатку, на которой ещё блестит снег – ощупать.

На сей раз не болтает. Внимательно слушает Ижво и Бенедикта.

В свою очередь возьмёт сначала несколько карт. Три из них затем легко отложит, между двумя оставшимися переводит внимание дольше, прикасаясь по очереди. И выберет ту, которая всё больше ему улыбается. Даже если сначала он чего-то другого от себя ожидал.

– Я вижу теплокровных *переводчик запнётся и заменит какое-то слово* зверьков. Им хорошо, и впереди их тоже ждёт что-то хорошее. С ними не нужно искать "вход", играть в сословные игры или "что-то из себя представлять". Неверное поведение исключено, потому что никто не требует и не ждёт ничего искусственного или вычурного. Свой – тот, кто летит рядом с ними.
Бросается в глаза – небо: дышать им, утолить жажду, плыть в нём облаком. Лёгкие шерстинки травы щекочут. И вся земля – живое пушистое существо, она движется вместе с нами и летит вместе с нами. Ласковый день, попутный ветер. Нежность цветов.
Что заметно далеко не сразу? Нет такого. Всё-всё-всё по-своему привлекает внимание, всё до каждой травинки, реющих насекомых и семянок с белыми хохолками.
Что там важно? Единство и синхронность. Своевременность. Никто там не думает большими словами, но вот это вот попадание: *ритмично перечисляет* в ритм жизни, дыхания, бега, полёта, земли и небес, себя самих и друг друга.
Что там демонстрируют? Ничего. Некому.
Что там прячут? Ничего. Не от кого.
Каков её герой или герои? Летят вприпрыжку, пушатся и счастливы.
Что там происходит? Поёт воздух и размеренно бьются сердца, упруго пружинят лапы.
Как там пахнет? Жизнью.
Тепло и свежо, широко и светло, страшно радостно и радостно страшно. Там очень хорошо. Там я расслабляюсь. Вообще уходит ожидание дичи, потому что не трясёт впустую – все силы в движении. И внутри это движение раскрывается полностью, чисто, ясно, зачем. Я наслаждаюсь собой, как сильны мои лапы, как ловок весь я. Это телесное изобилие бытия не суть, и не цель, а та среда, в которой распространяется звук. Здесь моё сияние никого не сожжёт, я не знаю почему, но я знаю, что это так.
Что вспоминается? Разогнаться и выпрыгнуть из волны.
Хочется так же разогнаться и выпрыгнуть в их простое из моего сложного.
Но ведь... Я не очень понимаю, как эту метафору воплощать посреди происходящего, не бросать же всех, едва беда: "Мне вдруг не ввушшш и не легко, так что дальше вы как-нибудь сами"? *покажет на карту* ... В серьёзно-серьёзном они вызовут... ладно, можно пережить все "фи", но как быть, когда доходит до страшного? Когда существа убивают друг друга? Когда надо решать, кого оставить, а кому попытаться помочь?

Как лететь и счастливо пушиться тогда?

Химера кивнёт-качнёт хоботками на каждый ответ.
— Я хххочу вам предложиить тепеерь выбрать месссто для вашшшей карты где-то здесссь. Прааавильное для неё мессто и на прааавильном рассстояянии от сссебя. Не дуумайте над этим ссильно, вот как покаажетсся, как потяянет.

И если никто не против, химера бы затем поставила у каждой карты живой огонёк в светильнике. Так картам не одиноко. Их оживляет движение света и тени. Всякий порыв ветра что-нибудь изменяет.

— А затееем, — химера продолжит, указывая на карты, — выберите тогооо, кто поговориит от их лицаа; сссебя тоооже можно. Поссмотрите кааждому в глазаа, присслушшшайтессь. Как решшшите, таак и праавильно.

Ника сразу увидела карту, которая подходит, но решила перебрать всю колоду ещё раз, на всякий случай. Вдруг показалось? Надо же посмотреть все-все-все варианты, чтобы точно выбрать самый правильный и потом не жалеть. Возможно, где-то в мире существуют более подходящие картинки, но что Ника точно знает, что ей не хватит жизни, чтобы пересмотреть ВООБЩЕ ВСЁ. Да и само это желание бесконечного перебора вариантов больше похоже не на попытку добиться максимальной точности, а на желание уйти от ответа на поставленный вопрос под очень рациональным предлогом.
Ника смотрит на карту несколько разочаровано, потому что она ожидала какой-то фэнтезийной ведьминской драмы, эльфийской вязи, таинственных кельтских узоров или небесных созвездий, на худой конец. А перед ней лежит кадр из детского мультика. Из доброго детского мультика. Вот ответственная сова решила помочь милому енотику доставить вкусную спелую ежевичку какому-то их лесному дружочку (здесь важно, что много уменьшительно-ласкательных суффиксов, Арника прямо специально их туда понавтыкала, и произносит слова с раздражением и намеренно детской интонацией)
Ариника поёжилась, потому что внезапно почувствовала холод, и завернулась в откуда-то взявшуюся шубу и натянула по самые бови шерстяную шапку, оказавшуюся в шубином рукаве.
Особенно её расстроило то, что когда карта оказалась в руках, жучки и веточки её татуировок радостно потянулись к кончикам пальцев, которые соприкасались с картонкой.
Однако, в ответ на волну её досады, они медленно отступили снова на предплечья, а несколько листиков даже сделали вид, что завяли.
При этом картинка сама по себе Нике нравится. Её любимая цветовая палитра, любимый лес, да и мультфильмы она тоже всегда смотрит куда как с большим удовольствием, нежели дурацкие новости или сериалы. Причем, это же не компьютерная графика, а настоящий рисунок живыми материалами, в нем много тепла и спокойствия, там нет никаких ужасных и сложных проблем, неразрешимых вопросов и личностных трагедий. Просто. Сова. Помогает. Еноту. Доставить. Ягоды.
Почему же так не хочется признавать, что этот сюжет тоже нужен миру? Почему хочется надрыва, сложносплетений и суперинтеллектуальной подоплёки?

Что заметно далеко не сразу?
в верхних углах картинки видны затемнения, как будто зритель смотрит на зверьков не из леса, а из какого-то окна или арки, просто раму вырезали из кадра, чтобы оставить ощущение полного присутствия в природе.

Что там важно?
Важна ежевичка. И важно то, с каким рвением енот показывает направление, куда лететь. И жёлтые совиные глаза тоже важны.

Хорошо ли там? Хочется ли ближе или дальше?
В мультиках все животные умеют разговаривать друг с другом и с людьми. И очень хочется тоже уметь так с ними общаться, без переводчика, без словаря, без изучения нового языка - а вот прямо напрямую. И всем всё понятно, и можно поделиться мыслю, эмоцией, информацией, как с людьми в реальной жизни. А ещё интересно было бы посмотреть на свой мультяшный образ, если бы можно было запрыгнуть в кадр и стать его частью.

Чего хочется?
Хочется, чтобы кадр из мультика перестал быть кадром, и продолжился. Очень интересно посмотреть, к кому же они так спешат!

Пока Арника отвечала на вопросы и вглядывалась в карту, раздражение прошло. И она даже приняла, как факт, что ну вот её татуировки про это. Без надрыва и высокой поэзии. А что бы изменилось, если бы там были все эти витиеватости и глубокие смыслы? Разве она стала бы больше понимать, что с её татуировками? Нет, просто антураж был бы более впечатляющим. Это как расстраиваться, что тебе дали текст на армянском, а ты бы хотел арабскую вязь. С учетом того, что ни арабского, ни армянского языков ты не знаешь, и что там в этом тексте написано - в душе не ведаешь.

Карта I:2,2

Бенедикт без раздумий засунет карту за пазуху - за все слои камзола, за тонкую батистовую рубашку с рюшами на манжетах, прямо к сердцу. Приложит, и она словно прилипнет сразу - не навсегда, вплавляясь в кожу и оставляя после себя след, а на время разговора. Прислушается к себе и чуть сдвинет вниз - туда, где ребра переходят в живот.
- Там тепло, - об'яснит он. - Ей надо согреться.
А ему - почувствовать ее ближе.

Того, кто будет говорить от лица отца, он не будет выбирать долго. Приглядываться… зачем это? Он и так знает кто:
- Ижво. Мне понравилась твоя карта.
Повернется, посмотрит спокойно, но как будто издалека. Все еще мысленно баюкает карту у сердца.

Слова Эн погрузили Арнику в долгую задумчивость.
Эн даже успел потанцевать с Лорин, поваляться в снегу и покрасоваться всеми нежными переходами своего одеяния.
Даже химеры уже придумали новый вопрос и успели обойти всех собравшихся с подносом с картами.
— Ты спросил, а как же татуировки? Вот он мой ответ. Эта карта. Тут енотик спешит на помощь. То ли чтобы чай с ежевикой другу заварить, то ли заготовкой для варенья поделиться. В моём понимании, это не сила. Это что-то другое, и я не знаю что. Понимаешь, мне нравится думать, что сила - это когда ты взмощнился - и смог переломить ситуацию в другой исход. Когда это судьбоносные решения, когда от него действительно многое зависит. Чай - это тоже важно. Я не спорю. Но это не тот...хмм...масштаб, который мне ощущается в слове "Сила".
Ника махнет рукой с оттенком безнадёжности.
- Еще ты красиво сказал про хвори.
Знаешь, у меня так в детстве было с учебой. В нашем мире есть образное выражение: "грызть гранит науки". То есть, это как бы иллюстрирует, что учеба - сложный процесс, что он сопоставим с грызением чего-то очень твердого, а не с лёгким и приятным поеданием мягкой зефирки. И когда мне было сложно понять очередную тему в школе, я прямо яростно мечтала, перекувырнуться в параллельный мир, где тебе дают чёрствы кусок чего-то, ты его грызешь, справляешься с ним, потом перемещаешься в свой нормальный мир, и - опа! - тема уже понялась сама собой, знания уложились и ими можно пользоваться.
Сейчас мне тоже иногда хочется, чтобы какие-то неподъемные задачи обретали форму горы, и я могла прямо вот натурально по камешку её разбирать. Разобрала - перекувырнулась в свою реальность - проблема решена. Особенно это касается тех задач, которые я НЕ ПОНИМАЮ, как делать. Когда понимаю - можно и без этих прыжков справиться, какой бы большой она ни была.
Болезни в детстве я тоже представляла себе монстрами и иногда во сне даже дралась с ними. Даа... Это было бы очень классно, если бы я так умела!

— Про смерть я понимаю так же как и ты (ну, кажется). И к смерти у меня хорошее отношение. Это необходимая часть. Она естественна.
А с небытием - сложнее. Я понимаю, о чем ты, и соглашаюсь с этим. Но при этом, одновременно, не соглашаюсь. Струны звучат. Но это ДРУГИЕ струны. А что стало с той, которая исчезла? Каково ей? История - это не сама жизнь, что в ней описана, точно так же, как географическая карта не является той самой местностью, которая на ней изображена.
Мне не дает покоя мысль, что при переходе одной энергии в другую исчезает какая-то часть. И нельзя однозначно сказать, это была определяющая часть того, что исчезло/изменилось, или не очень определяющая.
"Если на простом примере: я уже не стану таким, каким был до нашей встречи." - да, изменения произошли, но твоя самоидентификация не изменилась. Ты точно знаешь, что ты - это ты.

Ижво согласится поговорить от имени отца Бенедикта.

Карту положит прямо перед собой на столе, открыто и вольно. Карте нужно быть видной. Стол не пустой, кроме светильников еще какие-то штуки. Стол чуть ниже, чем она сидит, чтобы взять карту, надо тянуться, но не надо. Карту видно хорошо. Видно отовсюду.

Попросит Арнику поговорить от лица карты.

Арнике
Когда Ника расскажет про свои мечты перекувыркнуться в иной мир и всё решить, Эн издаст необычный придыхательный щёлкающий звук:
— Я ведь сам не ведал, с чего взял про силу. Так вот откуда! *его не напрягает следовать за интуицией, но понимать любопытней* "Разгрызть", "разобрать по камешку", "дралась с чудовищами"! Слышишь?

Могли же быть совсем иные мотивы. Поулыбаться, например, граниту, чтобы сам расточился. Посыпать чудовищ волшебным порошочком и превратить в мирных пушистиков. Принести духу горы ежевичку, сыграть на дуде и как-то договориться. Арника же яростно мечтала угрызть, сама разообрать гору по камушку, напинать чудовищам!

Эн узнаёт своих в гриме, зубастых и затейных. Он узнаёт и дрожь силы на холостом ходу.
— Она чувствует, что способна всё решить. А ты знаешь, что прямого пути ей нет: ты не сможешь прожевать камни. Ты не хочешь бороться с чудовищами в кровавой достоверности. Так и хочется спросить: зачем тебе та достоверность?
Достоверности можно выбирать.

Сейчас он сам для себя сказал что-то важное. Помолчит, чтобы не упустить.
— Хм.

Он посмотрит на карту Арники, дотронется до пальто – ему нужны какие-то культурные отсылки:
— Там нет вреда. Там сила никого не калечит. Этот мотив не просто нужен, Ника. Это то, на чём кончается ад.

Летят, пушатся и счастливы.

Эн подождёт, пока гусеница заползёт по протянутой руке и устроится неторопливым воротником на плечах. Отойдёт к перилам и положит карту на них между парой светильников.

Там пушисто. И снег нападал, и огоньки перемигиваются.

Вернётся на своё место. Футон рядом с перилами. Если сесть лицом к столу, карта будет за спиной. И это внезапно славное ощущение.

Эн попросит:
— Лорин, поговори, пожалуйста, от лица моей карты.

разговор с Эн

Лорин улыбается Эн.
- Мне кажется, и тепло и свет, и другие вещи - это то, что есть во всех людях, в той или иной мере.
Просто есть что-то самое-самое фундаментальное, суть человека.
Стихия выбирает мага своим вместилищем не случайно, это определяется качествами самого человека, той самой сутью про которую мы говорили.
Есть еще кодекс взаимодействия, это как принцип совместимости. Как бы тебе объяснить покороче. Фактически можно общаться только с магом родственной стихии. Для меня это огонь. Неродственная, то есть земля, будет иссушать и выматывать. Это довольно мучительно - общаться с такими, мучительно и бессмысленно. Антагонистическая, то есть вода, склоняет к противостоянию. А со своими как будто в зеркало смотришься.

Рассказ Эн пробудил в Лорин большую волну сочувствия. Она улыбнулась юноше и сказала:
- Мне кажется, она бы мне очень понравилась.
Когда химеры позвали их обратно, Лорин развела руками.
- Я расскажу, но, видимо, уже в другой раз. Нам действительно пора возвращаться.

Лорин встает и направляется в сторону террасы под руку с Эн.


выбор карты

Лорин долго искала среди карт ту, которая отзовется. Она выбрала несколько, но в каждой чего-то не хватало.
Она отошла к краю террасы, запрокинула голову и посмотрела на небо. Голоса сидящих за столом почему-то вдруг стали резко отдаляться, а шум ветра, наоборот усиливаться.
Небо притягивало так сильно, что даже внутри что-то сжималось, так хотелось смотреть на него бесконечно. Быть ближе к нему. Ее учили, что к собственной стихии не может быть притяжения, она, скорее, вызывает страх, чем родство. Странно, но страха Лорин не чувствовала никогда, совершенно. Уважение - да. Преклонение, восхищение силой, масштабом, неумолимостью -но не страх. Как можно бояться того, частью чего ты являешься? Того, чему ты - естественное продолжение?

Лорин нервно вцепилась в перила пальцами, почти не замечая этого, она не могла оторвать восхищенного взгляда от неба. Оно было здесь, так близко, такое огромное, такое… прекрасное, оно заполняло все, проникая в каждую ее клеточку, пропитывая ее - не равная тебе, а неизмеримо превосходящая сила, далекая от того, чтобы когда-либо даже заметить такую мелочь, как ты, но ты - часть этой силы, ты такая же, как она, вы состоите из одних частичек и клеточек, вы - одно целое. Можно ли думать об одиночестве, являясь частью такого?

Лорин закрыла глаза она медленно, как завороженная, вытянула вперед руку. На ее ладони из маленького вихря появилось изображение. Она взглянула на картинку и улыбнулась. Опьяняющее, сводящее с ума чувство единения и причастности медленно отступало, оставляя где-то внутри едва заметный осадок. Захочешь - взбаламутишь, поднимешь на поверхность снова.

Лорин возвращается на свое место и тепло улыбается всем присутствующим. Только сейчас она увидела одежду которую принесли для нее химеры.
- Спасибо вам, - говорит Лорин.

Она протягивает руку и кладет свою карту на стол, подальше от края - что бы карта не упала или ее не заиграла кошка.
Лорин казалось, будто бы все равно где эта карта будет лежать. Не важно будет там светло или темно, холодно или тепло, словно то, что иллюстрирует эта карта и так уже есть везде - и на открытом пространстве и в углу и даже между углом, столом, всякой всячиной.

Лорин смотрит на Арнику.
- Арника, пожалуйста, поговори от лица моей карты?

Затем она поворачивается к Эн и отвечает на его просьбу:
- Хорошо, я согласна

Из ночного сада потянет сладким, тонким как свет зимнего солнца сквозь бумагу запахом цветов восковой сливы.

Химера расскажет, что дальше, сначала Бенедикту:
— У тебя есссть выбор: обращщатьсся к фигуре отца ссссюда, — дымный хоботок уважительно протянется до камзола, подразумевая карту под ним, — ииили к Ижво. Про ссссебя или вссслухх. Вссё, чшшто захочешшь ему ссказать. Вссё, чшто хочешшь у него сспросить. Гнев, прощщщение, благодаарносссть, винааа, гоооре, утрааата... Ничегооо не захххочешшь? Знааачит, пусссть будет ничегооо. Побуудь в ничегооо рядом ссс ниим.
Сссааам дееелаешшь и сслуушшай: отзываааетсся, или чшшто-то не тооо? Фааальшшшь? Чиисссто?

Химера затем скажет Ижво:
— Поищщи ссвоё месссто, поссслушшай его. Тебе кааак? Виидишшь ли ты Бенедииикта, слышшишь ли егооо? Чшто поднимааетсся? к немууу? в отвеет?


Теперь Эн и Лорин.

К Эн:
— Это тооо, как ссейчассс, – про первую карту, напоминая; затем про новую со зверьками, – а эээто тоо, как должнооо быть по изначааальным насстройкам. Ссссамое вааажное, что ты мооожешшшь взяять – не ссслова, не инссструкциии, а резонааанссс. Узнавааание, знакооомссство. Чшшштобы ты нааачал отличааать его гоооолоссс. Чтобы он тебя позвааал навссстречу.

Эн, конечно, волен не следовать совету химеры. Да и химера не знает наверняка, но так ей кажется нынче.

Нежно окутав за плечи дымными клубами, химера подведёт Лорин к перилам, на которые Эн положил карту:
— Поссслушшай ссебя, твоёё ли это месссто. Кааак тебе тут?

Развернуться лицом к компании – или, напротив, к просторам –, сесть на циновки или на перила, всё это Лорин может сделать.

— Есссли чштоо-то нуужно попрааавить, попраавь. Есссли мессто не твоё, то поищщи ссвоё. Кааак тебе? Вииидишшь ли ты Ээн? Ссслышшишь ли? Чшшто хххочетсся ссказааать ему или сссделать?

Бенедикт как-то сразу - но не резко - ссутулится, как бы обнимая карту отца плечами, животом, грудью, всем телом. Хоботку придется тянуться дольше, чем это казалось, но на самом деле юноша не пытался избежать прикосновения - он лишь сразу, без звука, начал выполнять то, что сказано. Конечно, про себя.

Потому что это только на сцене можно быть кем угодно и знать, что окружающие будут в восхищении. Когда работаешь. И применяешь магию. Когда что-то делаешь вовне. Сейчас он не хотел вовне. Сейчас было внутри.

Больно, дискомфортно, разрывающе на части. Такое не хотелось выносить на публику. Такое хотелось пережить в одиночку. Глубоко внутри, без свидетелей. Без истории. Такие чувства - черный зияющий провал в его жизни, абсолютная агрессивная жадно поглощающая его пропасть, которой не хочется делиться. С'ест же. У нее есть зубы. Белые, острые, блестящие…

Но чем дольше он пребывал в этой пропасти, пропадая и пропадая в ней, тем больнее, холоднее и более одиноко ему становилось, пока в какой-то момент терпеть это стало невозможно. Против воли эшу из его глаз закапали слезы, всё быстрее и быстрее. Они не приносили облегчения, лишь обозначали предел того, что он может вынести, не показывая. Историю с отцом - не может.

И если в первый момент он не взглянул на Ижво, потому что карта же вот здесь, у сердца, никуда смотреть не нужно, то когда пришли слезы, сквозь них он поискал глазами выбранную на роль отца девушку и вдруг вспомнил, что карта у него - с дождем. "Вот и дождь пошел", - отстраненно подумал он, разглядывая Ижво сквозь слезы. Но долго у него не получилось. Он все еще не хочет, не может переживать такое с кем-то, поэтому он обнимет себя - и карту, руками за плечи, и опустит голову, подтянет колени к подбородку, коснется их лбом. Так лучше? Более защищенно? Устойчиво? Не совсем, скорее отвлекает и не дает другим видеть его слезы.

Ижво встанет, подойдет, встанет над Бенедиктом и получится, что она возвышается, а он сидит. Ижво не чувствует себя человеком. Чувствует черной буквой Y, расходящейся концами широко. Чувствует себя сгустком энергии, незнакомой ей доселе, но такое состояние собственного вещества вдруг покажется совершенным, полным энергии и возможностей.
Черная, глянцевая, крепко опирающаяся в центр планеты основанием, и расходящаяся в космос двумя лучами.

Перед ней - того же вещества сущность, только скрученная. Не Y, а будто бы O или Q, невозможно рассмотреть с этого ракурса в этом состоянии. Оно полусидит-полулежит, всё в складочках, как будто очень сильно ссутуленное и бесконечно печальное.
В пространстве больше нет ничего подобного, и сущность опознает в полулежащем своего.
Только это полулежащее почему-то не подключено к космосу, а живет на каком-то своем корме, на каких-то собранных вдоль дорог светлячках, выгасающих к утру. Боже, как ты можешь этим питаться вообще. Как ты вообще досюда дожи(ло?).
Боже, еще обломки зеркал, чтобы ловить свет звезд. Тебе же негде это держать. Ты весь исцарапал(ся? ось?). Боже.
Весь исколот.
Не так, все устроено не так. Мы не питаемся крохами. Мы питаемся светом звезд, настоящим, напрямую. И ты умеешь. У тебя внутри дыра, но это не дыра, в которой что-то должно было быть целое.
Это твое базовое внутреннее отверстие, отражающее твою суть. Без этого ты не кольцо, а плюшка.
А ты кольцо. Дыра быть должна.
Ты сможешь ловить свет звезд, как и должен, как это и заповедано нам. Только для этого надо согласиться с наличием отверстия в середине. Тогда сможешь дышать как – ыы–

у конструкции кончается энерги

мы. Видеть как мы

У меня нет вины перед тобо
У меня не было обязанности учить тебя эт у
Мы такими рождаемся: зн щим и с бя
Мне горь ккк кк кк

звуки, ветер, зовы, как будто Ижво кто-то зовет по имени
она вздрагивает и обнаруживает себя в комнате
еще мгновение продолжается ощущение, будто лето, открыты окна, занавески летают легкие, за окном кусок леса, отцвела сирень, еще не созрели вишни, середина июня, ромашки, послеобеденное время, томно, тихо, жужжат, где-то скрипит, лает, фыракет очень вдалеке

и снова как будто зовут Ижво, к делу, в комнату, прямо сюда, здесь

она приходит в себя, обнаруживает, что перемещалась по комнате и, похоже, споткнулась

Зима, тепло, стол, люди, глядящие на нее. Ссутуленный странник, рыжая женщина, девушка в татуировках и еще кто-то тоже смотрит, и еще что-то шевелится вокруг, ижво растерялась немного

И вернулась на свое место

Происходящее отзовётся в Эн большим волнением.
Он несколько раз взглянет на Бенедикта (на руки, на спину, на то что может видеть), пытаясь оценить ситуацию.
На химер тоже. На Ижво.

Он долго прислушивается затем. Словно море раскачивает веранду.


***

Эн какое-то время так и сидит спиной. Затем оглянется на Лорин, как оборачиваются, почувствовав взгляд через всю залу или где-то в шумной толпе, из чужой компании.
Обрывки фраз, мелькнувший силуэт, предчувствие.
Ветви легки, оснеженная даль тепла, звёздные лучи играют зацветшей сливой. Птицелов уже разостлал сети на берегу реки.
(Вот оба, не сговариваясь, выходят подышать воздухом.)

Поднимется навстречу, заговорит певуче и доверительно. Чувственно.
Как будто
два дома, город, название – чужая речь, в них входишь как в неё, и в каждом на стене по самой бессловесной белизне она обводит профиль, не женский, не мужской, он полон тайны. Свет памяти, и пепельный, и тёплый, как свежий срез, как дерево, что спилено под корень и обнимает всеми кольцами.

Химера устроится рядом с Арникой, чтобы хорошо видеть одновременно Ижво и Бенедикта (и Эн, и Лорин).

— Сссспасибо, Ижво, — поблагодарит она.

Бенедикту даст столько времени, сколько ему нужно. И, только почувствовав уместность, спросит:
— Чшшто произошшшло для тебяя? Чшто ты из этого поонял в сееердце и в мысссляхх?

Химера при том поддерживает контакт и с Ижво. Вы сейчас все втроём беседуете. Она пояснит Ижворатюе:
— Ты пока проссто сссслушшай.

Когда Бенедикт поищет взглядом Ижво и вдруг найдет ее стоящей прямо над ним, он сожмется. Втянет голову в плечи и побыстрее спрячет лицо в коленках. А потом сожмется еще сильнее, периодически поводя плечами, будто от холода.

Не сразу поймет вопрос химеры. Вздрогнет и поднимет голову. Ощущения отпускают не сразу, но надо возвращаться. Он почти рад этому.
- Страшно, - скажет всего одно слово и продолжит пытаться сбросить это наваждение, выйти из своей тьмы на свет к остальным. Через довольно большой промежуток времени добавит: - И холодно. Больно. Одиноко.
На этом он остановится. Все равно слова не передают всего ужаса произошедшего, кажутся плоскими и безжизненными по сравнению с чувствами, так что какой в них смысл.

— Чего боишшьсся? — спросит химера поддерживающе, не торопя и не торопясь.

- Ну... она так нависает. Такая темная и величественная.
Он не уверен, что темная - это про Ижво. Но все остальное - точно про нее. Темная - это, скорее, про пропасть.

— А боишшшьсся ты чегоо? — снова спросит химера. — Вооот она тёёмная, величесственная, нависааает. А тебее почему от этого так сстрашшшно? Как она к тебее относссится? Она чшто-то может сссделать сс тобой? Или ты боишшься, что ссс ней чшто-то случится? Или боишшшься ссебя рядом сссс ней?

Вопрос поставит Бенедикта в тупик. На какое-то время. Он безуспешно будет подбирать слова, но все они будут просыпаться мимо, как песок сквозь решето, не обозначая и не выражая того ужаса, что сидит внутри.
- Просто страшно, - наконец, ответит он. - Было бы лучше, если бы она находилась на расстоянии. Неприятно, что не видно ее всю одновременно... А, раз я не вижу ее всю, то и не смогу заметить, если она что-то сделает! - догадался он. - И она не может! Мы непредсказуемы друг для друга. Этого и боюсь. Вежливость - это предсказуемость, она облегчает общение между очень разными существами, а когда так близко... без предсказуемости сложно. Все может пойти не так.

Как в общем-то и пошло. Он боится повторения? Или того самого, что произошло? Боится и не доверяет.

Химера обратит клубы к Ижво и сверится (вопрос к Ижво):
— Праавильно ли я понимаааю, чшто фигуура отцааа вовсссе этого не боитсся? (того, чего боится Бенедикт)


Затем вновь к Бенедикту.
— Тебе ссстрашшно, но ты не отодвииинулсся от неё. Ты не можешшшь? Не ххочешшшь?
И ещщщё, замеееть: кааарту оообраза ты сссам помессстил близко-блииизко, сссовсссем-ссовсссем к тееелу. Воообщще-то, в начааале – воот это месссто, где каарта, тудааа бы я попросссило всстать Ижвооо.

Так же как химера попросила Лорин встать сначала туда, куда Эн положил свою карту.

— А этоо ещщё-ещщщё блииже, чем она (Ижво) ссамаа вссстала. Ссовссем блиизко, ссовсссем беззащщщитно. Ты ведь чувсссствовал, а я вииидело: таак прааавильно.
Можжет ли быыть, чшто под блииизоссстью ты подразумеваааешшшь: как одноо сущщщесство? Ссспроссси сссебя внутрь: нассстоящщщая блиииизоссть, это тааак? — хоботок заколеблется в воздухе напротив спрятанной карты. — Проссто провееерь, отзывааается? неет?

Ижво точно знает, что то, что она испытала, относилось не к ней. То, что с ней произошло, было однозначно Отцом того, с чем она взаимодействовала. В этой комнате больше не было сущностей, находящихся в такой связи. Эти две были одной материи, одного рода.
Фигура отца не боится того, что боится Бенедикт. Фигуре отца горько видеть Бенедикта в таком состоянии. Фигура отца чувствует страх и растерянность маленького, не знакомого с собой. И не знакомого с этой фигурой.

Наверное, кто-то должен был дать понять Бенедикту, кто он, какой он. Но у фигуры отца есть четкое убеждение, что это не ее работа. Что Бенедикт должен был познать себя сам. Сам разобраться, какой он и зачем. Потому что мы - вот такие. Только так вот получилось, что у фигуры отца есть опора в землю, а у маленького нет, но что поделать.

Слушая ответ Ижво, Бенедикт сжал кулаки и вскочил, посмотрел на Ижво крайне сердито, но затем остановился и озадаченно перевел взгляд на химеру.
- Уже не боюсь, - отметил он и понял, что сейчас, испытав злость, он не может больше вспомнить, а чего же и как он боялся тогда, когда химера спросила. Момент прошел, и страх вместе с ним. Он наморщил лоб, пытаясь найти ответ на первые три вопроса, но в итоге легко признал: - Уже не помню.
С этим он достал карту и еще раз посмотрел на нее. И улыбнулся.
- Я люблю дождь, - вдруг сказал он и убрал карту обратно, на прежнее место у сердца. - Да, все так. Она должна быть там. Настоящая близость - это объятья, поэтому она там. Но это не значит, что мы одно существо. Обниматься самому с собой очень одиноко. Обнимать можно только другого, и это хорошо! А другой... ну он другой, - снова улыбка. Немного застенчивая на этот раз. Не нужно же пояснять, что он имел в виду? А камзол тем временем стремительно приобретал прежнюю изумрудную яркость, рубашка пока не стала снежно-белой, но сапоги осветлились до первоначального коричневато-песочного оттенка, снова сделались яркими и блестящими. Только брюки не посветлели, как были, а все еще на несколько оттенков темнее камзола, но тоже уже зеленые, а не тускло-черные.

— И ссславно, — согласится химера.

По клубам не поймёшь, но по голосу она улыбается тоже, очень искренне и тепло. Она рада.
— Чшшшто тогдааа, ссснимаем рооль?

Хочет ли Бенедикт ещё о чём-то спросить фигуру отца? Если нет, то химера попросит его сказать Ижво: "Спасибо, Ижво, ты больше не фигура и не образ моего отца, ты снова Ижво". И стряхнуть всё, что не Ижво, с её плечей и лопаток.

Арника встанет со своего футона, сильно потянется вперёд и положит карту "лицом" к себе на центр стола. Сдвинет в сторону всё, что окажется между ней и картой. С одной стороны, карта хорошо освещена, её видно, и понятно, что она точно для Арники. А с другой стороны - карта находится на достаточном расстоянии, дальше вытянутой руки, и можно сделать вид, что они друг с другом не очень-то и связаны.
Внимательно посмотрев на своих новых друзей Ника попросит Эн поговорить с ней от лица карты.

Ника не удивилась просьбе Ижво и с энтузиазмом согласилась.
А обращение Лорин снова вызвало волну то ли смущения, то ли удивления, то ли всего вместе. Её карта сильно отличается от остального набора и то, как она оказалась в руках у девушки тоже было прямо ууух!!!
Но картинка настолько привлекает (особенно сова. О, как же Ника любит полярных сов!), что отбросив свою неуверенность Ника тоже согласится. Но попросит химер, чтобы те сначала провели их разговор с Ижво, и только потом с Лорин.

Ника наблюдала за происходящим с Бенедиктом затаив дыхание. В какой-то момент ей даже захотелось подойти к нему, присесть рядом на корточки, положить свою голову ему на плечо и просто помолчать. Но она не знает, можно или нет так делать в процессе диалога в паре, поэтому просто будет внимательно смотреть, представляя, как ему становится спокойнее. В конце концов, заметив, как цвет одежд возвращается к своим изначальным параметрам, она облегчённо вздохнет и улыбнётся Бенедикту.

Ответ Эн:
- Зачем мне та достоверность?.. Кажется, что в ней будет проще. Что за счёт понятности процесса он окажется короче и с гарантированным результатом...
Ника задумалась, потом усмехнулась
- Хотя, тут, наверное, так же, как на дороге: когда едешь за рулем по сельской местности, всегда кажется, что встречная полоса движения более ровная, с меньшим количеством ям и камней. А когда потом возвращаешься по этой же самой дороге обратно, с удивлением обнаруживаешь, что снова встречка ровнее. Хотя ты по ней уже ехал до этого и плевался.

"Там нет вреда. Там сила никого не калечит. Этот мотив не просто нужен, Ника. Это то, на чём кончается ад"
Когда Эн произнёс её имя (с некоторым напором, как ей показалось. Но в хорошем смысле - подчёркивая важность мысли) Ника даже вздрогнула и посерьёзнела. Она услышала за словами Эн что-то очень большое, что-то стоящее в ожидании, когда она наконец напрямую обратит на это внимание.

Бенедикт кивнул химере, озорно вернул улыбку Арнике и подошел к Ижво. Посмотрел на нее долго и с улыбкой и принялся аккуратно, медленными размеренными движениями стряхивать, как сказала химера, нечто невидимое с ее плечей и лопаток.
- Спасибо, Ижво, - тепло-тепло, с благодарностью, - ты больше не фигура и не образ моего отца, ты снова Ижво. Надеюсь, тебе нравится быть Ижво.
И опять улыбнулся - тепло и беззаботно.

— Ссснялосссь? — спросит химера у Ижво.

Если да, то готова ли Ижво встретиться с тем, для чего она? Арника согласилась, но химера пока не торопится. Вдруг Ижво нужно выдохнуть?
Химера поухаживает и за ней, и за Бенедиктом, если им это приятно.

Ижво прислушается к себе.
Да, от того контакта не осталось следа.

Она готова.

Карта лежит прямо перед Ижво на столе, открыто и вольно. Карте нужно быть видной. Стол не пустой, кроме светильников еще чашечки, чайники, угощение. Стол чуть ниже, чем Ижво сидит, чтобы взять карту, надо тянуться, но не надо. Карту видно хорошо. Видно отовсюду.

— Это тооо, — напомнит химера Ижворатюе, — для чегоо ты вообщще.

Раз было важно, что стол не пустой, химера ничего с него не сдвигает, не прибирает. Разве что проверит, что всё устойчиво, и подаст Арнике свои клубы, как лесенку и перила, чтобы можно было удобно и аккуратно забраться на место карты. (Если, конечно, надо удобно и аккуратно. Может, тут наоборот важно проскакать бодрым котиком, самой навернуться, загореться, всё перевернуть и всё разлить.)

— Поговориии, пожаалуйсста, от лица этой каааарты, – тоже попросит химера Арнику. – Поссслушшай ссебя, твоёё ли это месссто. Кааак тебе тут? Как тебе онаа? (речь про Ижво)

Ижво подогнула под себя ноги по-турецки. Спокойно внимательна. Чувствует, видит окружающих. За окном падает снег. Она готова.

Арника воспользуется помощью химеры и осторожно взойдёт на стол. Возьмёт в руки карту, сядет по-турецки зеркально напротив Ижво и будет вглядываться в карту проваливаясь внутрь всё глубже и глубже.
Ей не очень интересна Ижво, ей вообще неинтересно ничего, кроме того, что разворачивается на изображении.
Еще важно, что вокруг светло, и что стол белый и чистый (в смысле, не пустой, на нем много чего стоит, а именно чистый - без крошек, пятен и царапин)
Сначала кажется, что неважно, где находиться, а потом приходит ощущение, что сидеть на столе в центре всего - очень даже подобающе и приятно.
В карте происходит целый калейдоскоп событий. Там фиолетовая Вселенная, которая проглядывает сквозь брешь, там какие-то внутриклеточные структуры (солнце - как ядро клетки) а вокруг ещё плавают инфузории и какие-то вирусы. То есть картинка о том, как ежик зашивает дождящее небо, но собрана она из элементов совершенно другого порядка. Как вот есть портреты людей, собранные из овощей (художник Джузеппе Арчимбольдо)
И Арника одновременно существует во всех этих слоях. И очень важно, что надо держать внимание и на конечной картинке и на ее составных частях. Тогда соблюдается баланс. А если отвлекаться - то всё разъедется. Наверное, поэтому Арника и не смотрит на Ижво. Просто не хватит ресурса на всё.

Ижво чувствует синхронность
очень хорошо и точно, стол белый и чистый.
То, что с него говорится - правдивое, от этого так радостно, хочется доверять и соединиться
Вопрос
Удержание картинки - и есть задача?

Арника оторвалась от карты и посмотрела на Ижво. Потом кладёт картинку рядом с собой рубашкой вверх и говорит:
"Не обязательно - вот я ее рядом положила и в руках больше не удерживаю."
Когда Ижво обратилась к Нике с вопросом - сразу стало возможно отвлечься от калейдоскопа и посмотреть по сторонам и на саму Ижво.
Ника очень спокойная, серьезная, смотрит ей прямо в глаза. Но без упрека или недовольства. Просто внимательно, как будто ожидая следующего вопроса.
"Я точно знаю, что там продолжает происходить" - кивнула Ника в сторону карты.
"Но теперь мне интересно еще и то, что происходит вокруг".

Химера клубится рядом, внимательно смотрит и слушает. Обратится к Ижворатюе.
— Я ххочу поделиитьсся сс тобой. Я вассс виижу и сслушшаю, и у меняя ессть чувссство, чшто вссё происссхходит – это немноожжко таанец сс закрыытыми глазааами, даа? Очшень по-насстоящщему. Он получаааеттся, прааавда же? Вы пробуете и нахходите усстойчивоссть, нахходите ссебя и друг друга. И ээто, мне кааажетсся, ссамое ценное ссейчасс. Вмессте – ссс каааждым угаадываанием и сслушшанием – ты получааешшь чшто-то, полеезный опыт, чем ессли я вмешшаюссь и возьму кого-то заа руку.

Ижво расправляется и долго сидит прямо и расслабленно напротив Ники, глаза в глаза. Ей хорошо и спокойно. Улыбка на улыбку. Ветерок на ветерок.
В этом соединении она тоже знает, что там происходит.

- я хочу попросить, говорит она

-

- ты можешь дать мне ключ?

Арника посмотрела в сторону химеры, и покачала головой.
Нет, тому, что сейчас говорит через нее не нужна помощь переводчика.

И тут же: вопрос Ижво она сначала услышала неправильно: "Я хочу спросить" а не "Я хочу попросить"
Она готова ответить на дополнительные вопросы.
Потом поняла свою ошибку, но перестроиться на правильный вариант не получается.
"Задай ещё вопрос. А потом я смогу подумать про ключ."

...да. Я хочу спросить.

из того, что происходит на карте. Какая задача моя?

Арника усмехнется.
"Какой хитрый вопрос))
Ты так хочешь получить свой ответ, что спрашиваешь одно и то же, но разными словами. Думаешь, этого не видно?
Дело не в том, что я не хочу отвечать, или что ключа нет... Как бы объяснить... Ты пресекаешь попытки ветвления и расширения. Например, сейчас можно было задать любой и при этом абсолютно другой вопрос, перпендикулярный поиску ключа.
Знаешь, как будто тебя вырастили старатели, и ты тоже думаешь, что твоя задача выискивать золото. И вот ты ходишь по земле, роешь горы, перетряхиваешь породу, бродишь в ручьях, выискивая самородки. А тебе можно (и нужно) собирать грибы, или перья Жар-птицы. И ты точно их умеешь находить, это в крови. Понимаешь, перо Жар-птицы исполняет бесконечное количество желаний, в отличие от Золотой рыбки. И уж оно точно намноооого ценнее, чем какое-то там золото. И чтобы его найти не нужно пропускать через решето кучу земли, убивая руки в ледяной воде и срывая спину, размахивая киркой.
Пытаясь найти прямое и чёткое решение ты схлопываешься, как волновая функция, которую записали.
Я дам тебе ключ. Но это не поможет тебе сейчас в том понимании, которого ты хочешь. Записанный или озвученный - он тоже схлопывается. Но даже в таком виде он укажет примерное направление.
Берешь карту, зажимаешь ее с одного края большим и указательным пальцем так, чтобы она могла крутиться, как картонка, насаженная на гвоздь. Крутишь ее другой рукой, и когда она останавливается, смотришь на изображение. Что первое увидишь - то и твоя задача на сейчас. Непосредственно на момент кручения."

Арника тепло улыбается Ижво.
"Ты вся среди всего. И всё среди тебя."

Сначала Ижво показалось всё избыточным, захотелось простоты, снять наряд.
А потом вдруг стало ясно, что в этом и есть достаточность.

Ижво больше не будет задавать вопросов. Она обратится к Арнике: Спасибо.
Ты снова Арника, ты больше не говоришь от лица моей карты.
Попросит карту

Химера молчит, как доброжелательный свидетель, который не знает заранее, позовут ли его участвовать. Она готова в любой момент, в ней возникают отклики, предположения и намерения. Но это не понадобится. Порою беседе – встрече, знакомству, союзу – двоих не нужны ни третьи лишние, ни помощники, ни переводчики.

Так что она тоже учится у происходящего. Посмотрит на Ижворатюю, увидит что слова – пока или вообще – помешают. И только спросит под конец у Арники:
— Ссснялоссь?

Она даст вам, Ижворатюе и Арнике, время придти в себя вдвоём (или наедине с собой), уже без ролей, а просто по-человечески: вернуть и принять карту, переглянуться, улыбнуться, сойти со стола, и может быть – на благодарность, на удивление, на всё-всё-всё.

Сама химера отплывёт тихонечко к Лорин, прикоснётся клубами бережно к плечам и лопаткам, стряхнёт с них снежинки зимнего прощания и невидимую роль:
— Ссспассибо Лоорин, ты ссснова Лооорин. — И опять уточнит важное. — Сснялоссь?

А затем, подождав, пока Ижво будет готова, поманит её к себе хоботком: дескать, подойди, пожалуйста.

Ижво готова. Она подойдет

Химера попросит Ижворатюю:
— Ижжво, побудь, пожаалуйсста теем, как должноо быть... по изначааальным насстройкам.

Первая карта с велосипедистом и закатом или пожаром – это то, что было, с чем Эн пришёл. А как должно быть? (нынешняя карта) Как это задумано в здоровой форме?

Два пушистых зверька бегут на новом образе. Неожиданный снег под конец календарной зимы слегка припорошил их (поверх нарисованной весны или лета) за то время, пока карта лежит на перилах.

Химера поставит Ижво за плечи поближе к карте и лицом к Эн для начала.
— Поссслушшай ссебя, твоёё ли это месссто. Кааак тебе тут?

Здесь свежо, воздух по-зимнему чист и прозрачен. Светильники на перилах тепло перемигиваются.

Ижво встанет, расправит плечи, пригласит себя в карту... и ворвется шум.

Двое. Один побольше, другой поменьше. Тот, что поменьше, встал на стул, у него в руке молоток. В небе луна и звезды. Морозно. Кипит чайник. Горят настольные лампы. На стене чье-то рукоделие, бумажный цветок. Эти двое говорят на непонятном языке. Чьи-то руки подняли с пола маленькую собачку.
Стук молотка, шутки, скрип половиц, стук посуды.

Ижво чувствует себя вышедшей из горящего леса, вся пропитана, надышалась дымом. Молоток стучит и забирает из мира воображаемого.

Но вокруг никого. Пространство защищено, уютно и приватно. Все это происходит рядом, но не нарушает покоя.

Только она хотела сказать, что это всё так и останется снаружи, как... Ижво зовут, она выходит. Ей говорят, что теперь она должна помнить выключать свет. Ижво возвращается. Шум остается.

Все время тут рядом люди. И собачка.

Что-то изменилось.
Теперь Ижво видит Эн.
Эн мерцает

Эн как будто проекция

То, что сейчас Ижво - оно из мяса, оно битком набито разнообразием физической простоты. Табуртека. Утюг. Яблони в саду. Компот в банке. Варенье на плите. Пахнет. Травы в лесу и в букетах.

Как будто то, что сейчас Ижво - оно реальное. А то, что Эн - метафорическая проекция.

Можно задавать вопросы.

Ижво еще раз отчетливо почувствует запах дыма внутри

Он что, все это спалил?

Да. Теперь всё ясно.
Он спалил. Дурак какой.

Спалил, чтобы согреться, и вот теперь мерцает. Ну что за дурачина.

Происходит вот что. Тому, что в Ижво, абсолютно все равно на ответ Эн, потому что они не могут находиться в диалоге, так как они со-сути.

Ижво
Вынимает из себя Старую Табуретку.
Эн знает эту табуретку

Ставит на свое место

И уходит.

Эн предлагается провести табуретку. Смотреть от лица табуретки. Это личная практика.

Ижво не нужна

Эн возьмёт, потому что чувствует – ему это нужно.

Но при том он не уверен, что понимает фигуру. А ему кажется, что ему нужно понимать. Иначе спалит ещё раз.
Чувствуя себя дураком (дурачиной) и впрямь:
— Это о том, что я тогда в ярости натворил? *слова все не те, но других нет* Я помню, как меня захлестнуло, и ничьи жизни, никакие последствия не имели значения. В том состоянии не имели. Я хотел всё сжечь. Я и себя хотел сжечь заодно. *это внезапно новость* Это казалось единственным спасением...

Гори оно всё огнём.
Когда всё, что накопилось в прошлом, вдруг понимаешь: не разгрести и не выбраться. Всё запутано (хуже чем собачки, молотки и свет), ты связан тем самым клубком, который давно не развязать, и он весит как ВСЁ, и за этим ВСЕМ уже невозможно дышать. И кажется, что шанс на жизнь, на ясность, на чистоту, на новое начинание будет только если всё сжечь. С собой в эпицентре. Если не переживёшь – проблема тоже решена.

Он криво улыбнётся:
— Я говорю не так, как... я не узнаю то, что я говорю. То, что у меня выходит, не похоже на... музыку (?), которая изначально звучит. У меня не выходит ни выразить её, ни разделить её.

Вместо жизни врывается шум.

Про табуретку Эн уже совсем ничего не поймёт, он никогда не встречался с ней. Когда Ижво уйдёт, выйдет из роли, это его заденет. Ожидание, замена, теперь – безответность и понимай, как хочешь. Он посмотрит на химеру.
— А вы вообще понимаете, что делаете?

Для него со всей очевидностью происходящее переходит в разряд то ли бреда, то ли издевательства.
— А то как-то жестоко.

— Покаа не очшень, — признается химера. — Покаа я веерю, что воссспроизводитсся по нарасстаающщей болеезненная ссситуация, которая вызываает у тебя желаание вссё ссжечь. Онаа же поднимааетсся, эта реаакция? Ты её сссдерживаешшь, но твои вопроссы уже оттууда. Тебеее же прихходит мыссль уйти?

— А ессли – допуссти мыссль – ээто не в издеваательсство, а в поомощщщь? Ессли внуутреннего дракоона не ссслучайно дракооонят, а таак дают его расссмотрееть? До гротессска?

— Вооот ссскажем непоняяятная табурееетка. Предссставь, чшто сссжигааешшь её. Полыххнул и всссё. Ссстряххнул пееепел мощщщной лааапой – тудаа, на вееетер. Вввушшш~ Удовлетворяяяет? Былаа проблеема и неет проблееемы. Обууглиласссь и расссыпалассь. И круууто как. Насссслаждаает, правдааа? А тепееерь, когда хххорошшшо, когда дракоон высссказалсся и довоолен, чшшто ещщё можно сссделаать сссс табуреееткой, есссли вооот её выыыдали, она есссть. Всссё пошшшло не по-дракооонову, но есссть табурееетка. Табурееетка только и есссть в контакте сссс чееем-то сссвоим, желааанным и цееенным? Точшшно надо ссспалить?

— Даваай вмесссте поищщщем, а каак ещщё моожно? Ессли не ампутаация, то чшшто?

Эн выглядит так, словно уговаривает себя съесть нечто, в пищу не предназначенное. табуретку

Хорошо. Допустит мысль. Представит описанное. Тут ему существенно полегчает.
Действительно наслаждает. Это ощущается правильным, так и должно быть.
Сдерживаться бесит.

Химера кивнёт всем своим кустом дымных клубов и хоботков. Заговорит по наитию:
— Дракоон никудаа не деенетссся. Он тоооже твоой, неотъеемлемаая часссть. У тебяя ессть такая фуункция – сссжигаать, это праавда. Но, по-мооему, ээто не оруужие. Ты перепууутал... нееет, не так. Тебяяя доолго исспользоваали как оруужие. Так сссложилосссь, но к изначааальному заамыссслу это не имеет отношшшения.
В сссмыссле, ээто не задуумано как оруужие. Это двиигатель. То ессть, усссловно говоряя, ээто не ссо ссстороны мооорды, это ссо ссстороны ххвосста. Ээто не тоо, чшем наадо всстречааать другиххх. Как тебее уже говориили про пеервую кааарту (Ижво и говорила), тебя не виидно тогдааа за плааменем, как буудто тот огонь из дююз, — химера не знает откуда, это всё метафоры, — и ессть ты. Тогда ссслишшшком горячо и яяярко, нужно рассстояние.

Химера представила себе эту проблему путаницы переда и зада, носа и кормы, и ей начинает становиться смешно.

— Та запуутанносссть: ты намааатываешшь на винт, потому чшшшто подхходишшь винтом.

Ладно, Эн посмотрит на табуретку, раз ему надо понять самому, про что это. Табуретка сначала ему не нравится, он бы такую не взял, потому что по описанию Ижво это просто доска и четыре ножки. Вообще не его.

Но ладно. Допускаем мысль, что это таки своё. Ловим ассоциации. Сначала придёт про переносной маленький столик для письма, но нет, для столика это... слишком доска и четыре ножки. А вот дальше придёт образ подставки под ноги, когда очень маленький детёныш учится играть на большом инструменте, а у него ещё ноги до пола не достают. И дальше опять про тот же инструмент, как орган или что-то со множеством клавиш, педалей и рычажков, всего на свете. И теперь уже для взрослого эта табуретка (я не знаю, какой там она у Ижво высоты) как стул, сделанный именно под себя, чтобы сидеть на правильном уровне.

Если химера ему объяснит подробнее свои метафоры, покажет образы, то он может совместить её и свои, и получится что-то вроде пульта управления или сигнальной системы. Рубка, что-то такое. И тогда табуретка оказывается чем-то, с помощью чего всегда можно удобно обращаться с тем, что есть. Она даёт соответствие потребности и возможности без лишних усилий.

Эн проверит. Если встать на роль табуретки теперь, когда прошла неприязнь к ней, что оттуда?

Оттуда прежде всего востребованность в общем деле (деле экипажа, так что это про внутреннее). Вообще-то по-хорошему, всё на корабле должно быть устроено так, что удобно без адаптаций. Но дракону надо принять, что не так оно всё устроено. Поэтому табуретка. И с табуреткой всё становится так, как должно быть. Всё как-то из по-дурацки и не для нас становится естественно, становится своим. Всё в строю. Всё в наилучшем состоянии. Всё в порядке. Никакого мусора, никакого шума, всё чётко. Без фанатизма, а просто... всё так, как должно быть.

Всё так.

И это приятно. У Эн появится улыбка капитана, который доволен тем, как заботится о своих владениях, в каком они состоянии, как тут всё. Потом он понемногу, беззвучно над чем-то рассмеётся. Над нынешним беспорядком? Над тем, что маневрирует двигателем, а рубка не используется, потому что оттуда ещё неудобней (без табуретки). Используется как "зачем-то тут эта комната, в ней куча всего мигает и торчит, ни для чего не годится, будем складывать мусор хотя бы". А вооот оно что!

Наверное, там ещё и всякое подруливание и прочий функционал. (И сразу интересно и хочется разобраться и попробовать.) Чтобы не терять управляемость на малых скоростях, не подходить винтом, не решать запредельную задачу как при всей инерции ловко так маневрировать с потерянной управляемостью, чтобы никого не сжечь, втиснуться в док для малых судов (не спрашивайте нафига) и не оставить сплошных проблем и разрушений.

Условия задачи препятствуют её решению, именно это вызывает у дракона ярость. Над нами издеваются? Ах так? Тогда мы будем жечь!
И ярость обращается на того, кто жечь запрещает – на часть себя, но значит на самого себя.

Всё это дичь.

А может быть вместо этой кошмарной задачи контактировать на расстоянии? Раз способ есть посылать и принимать сигнал. Или высылать шлюпку?

У Эн есть гусеница воротником на шее. Он посадит гусеницу на табуретку, словно табуретка может быть и лодкой или чем-то маленьким и достаточно безопасным, чтобы войти в порт, ничего не переломать и даже не привлечь никакого лишнего внимания. Как-то... без проблем. Как-то по-обычному. Входить через дверь, подниматься по лестнице, вместо того, чтобы прицельно запрыгивать в окно с пикирующего дракона.

Просто открываешь дверь и заходишь. Пользуешься тем, что придумано, и чем пользуются все. У чего почти абсолютный шанс успеха, высокая точность и малые затраты.

Просто берёшь табуретку и встаёшь на неё, если нужно, а не ищешь способа зависнуть в воздухе.

Табуретка при этом обыкновенная. Не особенная, не сделанная величайшим мастером из древних загадок и ключей за сотню лет созерцания водопадов на рассвете.

Если это часть себя, значит, есть такая простая, обыкновенная, но очень полезная часть, которая умеет пробовать дверь вместо прыжка с орбиты в окно. Часть, которая при этом доска с четырьмя ножками.

Эн поймёт, что у него есть затык быть – даже частью себя – просто доской с четырьмя ножками. Она не... это смешно, но это важно. Она не красивая.

Он спросит у химеры и у Ижво:
— Я могу её сделать красивой для себя? Или надо принимать именно вот такой?

Ижво видит, что Эн не понял задачи: Эн присваивает предмет.

А надо наоборот. Чтобы предмет присвоил его.

Стать им на время. Ощутить то, что ощущает предмет. Посмотреть на мир глазами предмета.

Посмотреть на мир глазами табуретки, доски с четырьмя ножками.

Эн ощутит, что у табуретки – у предмета – нет глаз. Это нечто слепое и глухое. Для предмета существует давление сверху, где гусеница ползает. Свет как давление тепла. Ветер, как перемена давления. И ножки внизу, где касаются пола, передают вибрацию большого корпуса.

И ничего больше нет и не будет, если что-нибудь в окружающей среде не изменится.

Когда Эн пройдёт за раздражение, он подумает, что предмет как будто находится в глубине музыки. У предмета только одна модальность восприятия: давление. Это всё, что ему доступно. И отсюда вся его вселенная – это перемены давления в пространстве себя и времени. Сам Эн в контакте с ним непроизвольно переводит давление в звук. И тогда раздражение забывается совсем, потому что – он закрывает глаза – это перестаёт быть бессмысленным следованием непонятным причудам, а становится слушанием некоей вечно изменчивой симфонии. И это увлекает так, что действительно больше ничего не нужно.

Это вечная медитация на звук.

Вечный покой.

Он в этом и провёл невесть сколь времени.

Эн быстро откроет глаза. Заберёт гусеницу, держит на руках, как кота. Отступит от табуретки.
— Я так уже исчезал.

Химера отметит:
— А табурееетка не исссчезаает.

У табуретки нет богатого внутреннего мира. Она просто есть.
Она не мерцает.

— Чисстота и плотноссть. Плотносссти не ххватаает. Сссвязи ссс просстым, ссс ссамой осссновой.

Тут бы поменьше красивых слов, а то опять уходим в верхний регистр. Тут именно табуретка. Доска и четыре ножки. Этого не хватает. Доска с четырьмя ножками, не залипая в гармонию сфер. Плотники и пророки, соединить два в одно.

— Всссё прощще. Возьми рукаами, не головоой.

Просто делать, просто руками делать. Выпиливай лобзиком, и сферы подтянутся. Будешь входить через тело, остальное приложится: всё станет ясно, почему двери, а не прыжки с орбиты, и уже не придёт в голову помещаться в док для малых судов, потому что очевидно не влезет. Физика сама зачеркнёт дичь. Как дети очень рано выясняют, что не проходят сквозь стену.

Задача без ограничений не решаема, потому что плохо определена. Её решения не различить.
Вся недостающая информация – через давление, через тактильность. Щупай и выйдешь наощупь. Сначала сделаешь, поймёшь потом. Это твой случай.

Эн сейчас не чувствует себя умным. И немного есть возмущение, что как-то бестолково всё происходит... Но, наверное, основная проблема в том, что он вечно начинает идти от "верхнего регистра". То же давление стало звуком, и это повлекло.

И каждый раз, как он проделывает это превращение: от досок в эфемерное – вот тогда становится что-то опять не так и бестолково, и запутанно.

Эн попробует хоть сейчас этого не сделать.

Он усадит гусеницу обратно на воротник, вздохнёт, вернётся к табуретке. Сядет на циновку рядом с ней. Закроет глаза, снимет перчатки и просто щупает, какая эта доска и четыре ножки. Может поднять её, повернуть, положить на колени или как-то ещё.

Ижво находится в комнате. Несмотря на то, что она больше не говорит от лица карты, она включена в процесс и теперь может дать комментарий.

Химера сверится с Ижво.

Ижво предложит Эн вернуться в ту точку, где он ощутил, как у табуретки нету глаз. И еще раз дать табуретке быть им. Как чувствует себя табуретка? Как она себя понимает? Как она видит Эн?

И что там с неизменностью? Разве же не находится весь мир в постоянном движении и изменении?

Эн поставит предмет. Вернётся к роли табуретки.

У неё нет самосознания, она не чувствует себя, она не понимает себя, она не видит Эн. Может, это и могло бы происходить, но нет регистрации того, что это происходит. Может быть, как у зародыша. В ней недостаточно, чтобы была регистрация, чтобы было что-то внутреннее. Есть только что-то внешнее, когда есть. С ней что-то происходит, когда с ней взаимодействуют. Перестают, и тут же как не было. У неё даже нет памяти помимо физического следа, который те оставляют – если и пока – оставляют на ней.

Табуретка очень предмет. Максимум, зародыш. Что-то ещё не возникшее, не рождённое, не имеющее себя.

Неизменность потому, что отсутствует регистрация, отсутствует память – а значит невозможно и контактировать с происходящим. Это состояние, в котором невозможны даже мысли, потому что есть только нынешнее и никакого контекста. Есть один слог (давлением, а не смыслом), а потом нет и его.

Когда Эн это просто проводит и не пытается понять вообще, он не чувствует угрозы, он не растворяется.

Как табуретка знает, где она заканчивается? Как она чувствует воздух?

Она не знает, там нечему знать. Воздух не чувствует, но как Эн уже отмечал, она чувствует ветер, как перемену давления.

Она вообще "чувствует" только перемены. В следующий же миг перемена уже новая норма, так было всегда (всегда = нынешний миг, там, понятно, вообще нет понятия времени, понятие времени есть у Эн, а не у табуретки), и это равно ничему.

Но когда Эн табуретка, что чувствует Эн? как он чувствует, где он заканчивается?