Большие Хомяки | ходы игроков | Приключения Тарика и Альвина

- Танцы! - Радостно прокричит Балтассаре. - Ну что? Какой из танцев исполним? Это такая возможность! И надо подобрать костюмы! - В таком духе проходила подготовка пауков к походу.
После окон, окончания бурного обсуждения, Балтассаре подошёл к Графине:
- О, графиня Брассика Олераче из древнего рода Кланобояну, мы готовы выдвигаться! Вы уверены что хотите разделиться? Все-же мы Ваша армия и Ваше защитники, о, леди-охотница Брокколи.

Графиня привыкла сомнений не выдавать. Но Балтассаре она доверяет. И паук её знает давно. Она задержит на нём взгляд чуть дольше обыкновенного. Нарочно. И по этому мигу, неуловимому для других, по движению краткому чёрных ресниц Балтассаре поймёт: не уверена вовсе, но не видит отчётливо лучших вариантов.
— Нам нужно помешать Его сиятельству, графу Коли-Остро объяснить мопсам, как захватить замок, — проговорит она вслух.

— Или отвлечь их? — пробормочет Непредвещало, прикидывая. — Бросить им мячик—

— У нас нет тысячи мячиков! — перебьёт графиня резко. — И мы не затащим их все на стены. Мы это уже обсуждали! И что мы будем делать, когда они принесут их все обратно? Это забавно, но нет. Нет!

— Как пожелаете, — визирь поклонится, галантно вильнув щупальцами. Ему тут особенно не с кем больше прощаться. — Ффр, — молвит он Ъ и отчалит во тьму тихого коридора.

Облачко тьмы рассеянно помашет своему незадавшемуся пожирателю вслед.
— Наверняка граф тут тоже где-то застрял, — предположит оно. — А то и вовсе его привидения заморозили.
Куда уж тамплохишу до Тарика.

— Если бы, — вздохнёт графиня. — Никто его не заморозил. Он где-нибудь на бастионах, точно. Свойство антагониста. Чему вас только учили?

— Так мы же антагонисты, — не поймёт Ъ.

Брокколи покачает головой.
— Не в этот раз. Приметьте слона.

Ъ слона не приметит.

Пауки хихикнут, глядя, как оно ломает голову, и подпоют:
"Три хомяка в одном тазу
Пустились по полю в грозу,
Будь попрочнее старый таз..."

Скажи мне, кто твои союзники, и я скажу, кто ты.
Ъ хлопнет себя щупальцем по облачности. До него дойдёт:
— Мы протагонисты?
Такой подставы не ожидало оно.

– Прощайте Ъ и Альвин,
Вам лучше в тишине.
Однако, это путь
Совсем уж не по мне.
Хомяк героически всплакнёт, и даже макушки не пожалеет. Качественно простится, затем направится в третий проход.

Пауки, одетые в шляпы и плащи протанцевали в направлении первого коридора.
- Танцуем!
Сегодня мы с тобой танцуем!
А мы опять с тобой танцуем!
И забываем об о всем!

Альвин замешкался. Исцеление прошлого? С противостоянием соблазнам всё было понятнее... и воображение уже рисовало хомяку соблазны, которые могли бы перед ним встать, которыми он мог бы захотеть соблазниться... однако из всех путей этот казался ему наиболее преодолимым. Просто противостоять соблазнам. Не поддаваться на соблазны.
- Я по-по-пойду этим пу-путём, - сказал Альвин, указывая лапкой направление... но вдруг замешкался и оглянулся на графиню. - А ч-что мне д-делать, если я в-встречу г-графа? - в своих способностях помешать графу добраться до бастионов книгочей отнюдь не был уверен.

Ъ в недоумении смотрит Тарику вслед. Как-то оно совсем не прониклось.
Ему неприятно даже.
— Так, значит, так, — пробормочет оно.
(И про выбор путей забудет поспорить в расстройстве.)

Графиня напомнит Альвину:
— Он считал вас своими союзниками. А может ещё считает.
— Разъясните ему тотчас же, о чём ваш герой мне пищал, — она припомнит, что же кричал Тарик из сокровищницы. — "Мы Метатору от тайны избавим и лишь потом уведём! Чу!"

Как именно Тарик это провернуть собирается, она не знает, но книгочей-то советник героя, ему ведомо.
— Кольраби довольно вменяем, — шепнёт она хомяку. — Он пожалуй поймёт.
"Пожалуй" очень прям успокаивает.
— Если ж нет, бегите стремглав с бастиона во двор, по лестнице. Туда, где нет потолка. Он не сможет туда за вами. Балтассаре свищите на помощь. Без него из огня в полымя: мопсы вас во дворе заиграют.

Она оглянется на Метатору после всех этих соображений:
— Моя дорогая, а не обождать ли вам здесь?

Хомячиха подскочит к Альвину:
— Н-нет! Я... — она стащит с головы тюбетейку. — Он не догадается, что это я. Граф не знает, как я выгляжу!

— Как хомяк? — иронично предположит графиня. Но не то чтобы спорит.

Альвин немного замешкался - он боялся подвергнуть опасности хомячиху-картографиню, но боялся и идти в тоннель один. Боялся идти один он, пожалуй, даже больше... пусть это и было признаком малодушия.
- Ид-дём, - кивнул он Метаторе. - П-помните: там в-всё что угодно м-может быть с-соблазном. И д-даже соблазн п-противостоять соблазнам может б-быть соблазном, - знания литературы подсказывали Альвину очень, о-очень много вариантов того, какие соблазны могут ждать его (или их с Метаторой) там.

Пауки танцуют во тьме неудержимый пасодобль. Наступательно, страстно, опасно, шикарно и сто двадцать шагов в минуту.
Шуршат плащи, трепещут шляпы! Призраки всплёскивают цепями и чепчики бросают.

Вдруг меняется ритм того звона. Вместо двух долей, сильной-слабой, распадается на три: Р-РАЗ-два-три, Р-РАЗ-два-три.
Открывается большая пещера. Полотна истлевшие на сквозняке трепещут. Пыль висит паутиной. В парах призраки там кружатся.

...
Тарик, утерев слёзы, грациозно несёт своё пушистое великолепие покорять коварства тьмутараканьи.
Далеко донесёт, аж присесть захочется.
Пыльно, душно, темно. Дышать трудно, воздух кончается.
Факел меркнуть бы начал, а меч ровно светит.
Только стены всё дальше и свод всё выше. Ничего кроме пола уж не освещает меч.
И сгущается мрак.
Никого.
Будто Тарик один в бесконечной ночи на бесконечную гору взбирается.
Никого...
Только лапы всё слабее и реже в пыли оставляют следы: шлёп, шлёп, шлёп... шлёп ... ... шлёп ... ... ...

...
Метатора возьмёт Альвина крепко за лапу и они пойдут, не спеша, внимательно путь себе освещая. Готовясь никаким соблазнам на свете не поддаваться.
Да и многому ли поддашься, глядя себе под лапы?
Только что-то светлей и светлей вокруг. Да и пол здесь на диво чистый. Полированный до зеркала каменного.
И в стенах отражения! В потолке! Всюду свет дробится, хомяки двоятся, троятся, множатся. Альвин натыкаться начнёт на них, Метатора тоже дорогу ищет наощупь.
Отражения смотрят поверх очков, будто знают...
— Зд-десь от-тветы, которых н-нет б-больше нигде на свете, — подумает Альвин Альвину. То есть вроде он сам себе? — Про Большой Бад-дабум...
Про всё! Откуда есть пошли хомяки? Что случилось с прежними обитателями? Все тайны истории, премудрости, которых нет в книгах, о которых нигде не проведаешь, нигде не найдёшь — судьба (а что же ещё?) привела Альвина сюда, где он может узнать это всё.
Разве это — разве возвращение утраченного Знания — не стоит риска?

Балтассаре хотелось расплакаться от счастья.
Такой танец! И у них НАКОНЕЦ-ТО есть публика! Они были великолепны! Да-да! Несомненно!
Раз-два-три, раз-два-три. Что это? Вальс? Они ворвались со своим танцем в большой зал, где кружилась парами призраки. О несвятые! Почему они не нашли это место раньше!? Так много существ, которые ценят, как минимум, одни из видов искусств. Танец! Это великолепно! Они должны поддержать это выступление!
- Так! Разбейтесь на пары и вперёд! Покажите им лучший танец, что они видили! А я станцую с невидимым партнёром. Поехали!

  Духота, темень, не видно куда идти, даже меч не подсвечивает ориентира, лишь память... Не подводит ли она, указывая путь уже ложный?
  Не останавливаться! Вперёд и вперёд как завещано на пути! Не убояться ловушки! Подбодрить дух геройской поэзией! Как бы ни было тяжело дышать, кричать стихи, нельзя молчать!

Великим я путём иду,
Пусть в зале столь темно,
Не страшно здесь и хомяку,
Покуда меч со мной!

Силен герой и меч при нём,
Врагов всех победят!
Никто, ничто не сможет их
С пути вернуть назад!

Герой идёт сквозь полутьму
И в разуме одно,
Что с этого пути ему
Свернуть...

  Дыхание Тарика вышло всё, до донышка. Ни капельки воздуха не удаётся вдохнуть, чтобы закончить стих. Мир померк и затуманился настолько, что пришлось остановиться, хомяк даже не видел куда поставить занесённую для следующего шага лапку. Герой чуть было не упал, в страхе, что неверный шаг окажется для него погибелью и пришлось срочно опустить меч, чтобы использовать его, как трость. И свет погас.

Ошалеют пауки от признания. Засияет звезда в их жизни, увлажнятся глаза!
— О! — воскликнут они, превозмогая желание откинуться кверху брюшком в счастливом обмороке.
— О! — озарятся восьмилапые собратья восторгом исполненного предназначения.
— О! — тени метаются, ломаются, дрожат.
Накал движенья, звука, нервов!
Сердца забьются на три счёта вместо двух.

— Си, сеньор! — воскликнут пауки, рыдая, один за другим. — Си, Балтассаре! Фантастико! Адорабиле!
— И бешено держа, и бешено кружа, станцуем мы по лезвию ножа!

Закружатся они в лесу голубиных чучел – туда, где восходит заря в антикварном мраке.
"Я люблю, я люблю тебя, моё чудо!" – играет волна шелками, играет плащами,
играет тенями, пылью, обрывками тканей...

А намерения забываются. Исчезают.

... не суждено.

А зачем должно быть суждено всё это?
Зачем быть героем, если никто не видит?

Настоящего нет.
Никого нет.
Есть кумир. Есть портрет.
Ему не нужно шагать из холста. Пыхтеть. Потеть. Взбираться на гору.
Достаточно всех восхищать и позировать.

И Тарик висит, не мигая, в помрачении за стеклом. Холст, грунтовка и краска. Немеркнущие мазки.
Мимо проходит жизнь.
Мимо проходят кто-то, до кого ему дела нет. Они не роли в его истории. Они не зрители.
Они не нужны.

А вот и зрители, вот и гид.
"Само совершенство, — вещает торжественно, — хомяк великолепный сферический.
Одною лапою всех врагов побивает, а второй из них хозяйственно складывает фон для портрета.
Двумя нижними тропу народную к себе топчет."

И плашка на раме: "Герой хомячий, Тарик Превосхитительный. Великолепный мечник".
Оставайся здесь.
Здесь тебе восхищение, внимание и почёт. Больше чем сможешь унести.
Здесь тебе слава!

Здесь ты великолепен всегда.
Всегда.
Ты всегда победитель.
И твой меч никогда не погаснет.

Здесь тебе бессмертие.

Это всё о чём ты мечтаешь. Правда?

О себе.

Стоит Тарик величественно на своём же портрете. Принимает похвальбы гордясь. О слава! Столь много почитателей дарят ему концентрированное, сухое восхищение.

Как лоск лоснится шерстка,
Воздет высоко меч.
Он всех сберег и гордо
Плащ ниспадает с плеч.

Как граф он возвеличен,
Великолепнейший мечник.
Но в разуме хомячьем
Внезапно жар возник:

– Но камушки! Драгоценные камушки, что так притягивают и услаждают взор! Ни одного! А ведь Тарик... Ведь из-за одного из них Тарик начал всё это. И не заслужил даже одного несчастного камушка? Камушки красивые, переливаются, прекрасные кристаллики, а здесь... некрасиво. Плохое место. Неправильное. Совсем не то, чего достоин Тарик! Мне нужны камушки! Я ГЕРОЙ! Я ИХ ЗАСЛУЖИЛ! – возопит портрет, переполнившись тщестлавием.

Задрожит картина от смеха неслышного.
Сколько хочешь!
И польётся-посыплется на портретного хомяка изобилие. И каменья переливчатые, и кристаллы прекрасные. По макушке порой больно бьют, особенно если друзой щедро приложит.
Зато теперь правильно, хорошо. Заслуженно.
Как воителям древним в курганы положено.

Засыпает богатство несметное великолепного мечника. Погребает под собой.

Только Тарик тоже не лыком шит. Удары и тяжесть камней ему напомнят, где его настоящее тело.

Балтассаре был счастлив, как никогда в жизни. Возможность полностью посвятить себя искусству приводила в экстаз.
Вот бы остаться здесь навсегда! А что собственно мешает? Вроде бы у него была какая-то цель, но что может быть важнее танца? Да ничего! Да! Решено! Он останется здесь навсегда! Здесь он погружен в блаженство. Лучше ему может стать только если бы у него появилась партнёрша для танца.
Партнёрша... Вот бы станцевать с Графиней! Графиней? А кто это?
Паук максимально напряг память и вспомнил!
Точно! Графиня! Как я мог забыть! Мы должны ей помочь! Нужно немедленно идти дальше!
- А ну-ка все, немедленно начинаем танцевать на выход от сюда! - скамандывал Балтассаре и принялся наблюдать кто из пауков послушается его сам, а кому потребуется волшебный пендель.

-Ай! Ау! Уй! Тьфу, ой! Да хор... Хват... ДА ПОНЯЛ! ПОНЯЛ Я! Не кидайтесь, друзья! – срифмовал по привычке Тарик и вдруг понял. Друзья. Да. Друзей ему совсем не хватает. Как он мог про них забыть? Да какая ему слава нужна без друзей? Без Альвина... Без Ъ... Точно, Ъ! Он оставил её совсем без сокровищь, слабую, отпустил от себя! Нельзя! Нельзя было так поступать! Нужно помочь ей! И как прекрасно! Вокруг множество драгоценных камней, нужно взять для неё парочку, тогда ей станет лучше! Нет, три! Три я точно утащу!

  Хомяк с усилием начинает расталкивать камни, засыпающие его, но три драгоценненьких для Нёхэ не выпускает, как бы ни было тяжело.

На миг Альвин готов был остановиться, чтобы прикоснуться к древним потерянным знаниям. Лишь на миг - Альвин достаточно хорошо знал себя, он знал, что один из соблазнов, на которые он может поддаться, - именно соблазн знаниями, и он был готов к тому, что его будут именно этим соблазнять, и он должен не поддаться. Всё это морок, обман, ловушка, иллюзия! - вперёд, идти дальше, не останавливаться! А даже если... даже если - на секундочку только это представить - эти знания были бы настоящими - какую пользу они принесут Альвину, если он останется с этими знаниями здесь?
- Ид-дём! - Альвин торопливо потянул Метатору за лапку. - Это всё обм-манка! - он оглянулся на картографиню, пытаясь угадать, перед какими соблазнами сейчас предстаёт она (и мысленно боясь - не готова ли она им поддаться?).

Ловко командует Балтассаре. А то же! Знала графиня, кого назначать предводителем.
Трое пауков на приказание откликнутся быстро, без сожалений заметных. Потешились здесь и память о признании с собой унесём, этот бал и подвиги наши воспоём ещё и опишем! Пьесу поставим! Сыграем на сцене! Есть зачем жить, не-друже!
Затанцуют на выход трое, но самый одухотворённый, самый непризнанный и непонятый, миром внутренним пуще всех глубоко одарённый – даже по имени видно! – кружится самозабвенно, будто слов никаких и не слышит.

Транквилламенте, кто с ним танцует, на Балтассаре оглянется. Что делаем, дескать? Я его уволочь попробую? Или ты?
А то и все скопом?

...
Тарик, камнями изрядно побитый, но не побеждённый, ощупью расчистит себе дорогу и на последнем издыхании ползёт к вершине, держась зубами, когтями и всем возможным и невозможным за три подобранных камушка.
Безмолвствует испытание – возможно, обалдев от живучести и везучести (и упоро... упорности) хомячьей –, только обвал позади грохочет. Хоть и не видно, что там творится, а ясно: откапывать будут неделю, если вообще откопают.

Пыль от камнепада поднялась несусветная. Глаза ест, в нос лезет, щекочется, на языке оседает невкусно. Чихает Тарик и плачет. Но ползёт! Ползёт! Не сдаётся.

И однажды подъём закончится.
Ровную поверхность почуют лапы, налитые чугунной усталостью. Возликует дух победителя!
Да не тут-то было. Разольётся вокруг сияние слабое, призрачное; закружится серебряной стружей. Увидит мечник в неверном мерцании, что лежит над обрывом отвесным. И отсюда простирается вдаль только пропасть бескрайняя, тьма сливается с тьмой вдали.
Нет дороги и нету выхода.
Замурован!

...
Метатора ответит взглядом ясным, кивнёт. Ускорит шаг. И почувствует книгочей, что можно как на себя на неё положиться. Не поддастся умная горожанка соблазнам призрачным.
И безумства не отчебучит. Ни лихость Тарика ей не свойственна, ни сумасбродность Ъ.
В ней покой и надёжность земли хомячьей.

Рассердятся призраки. Бесполезно! Ничем вас не взять!
Пропадут хомяки в отражениях.
И только один останется.

Без факела. Без очков. Без сил. От пыли серый. Дорожки мокрые слёз по щекам.
Погасший меч.
Стена позади него громоздится, а впереди в безнадёжном свете зияет бездна.

С трудом вы признаете Тарика в побитом скитальце. Метатора ахнет и вцепится в лапу Альвина.

— Тогда так. Хотите его спасти? — звоном спросит обоих зеркало. — Или пусть погибает?

  Меч не светит. Он не помогает видеть. Цель. Какова цель? Спасти от мопсов? Встретиться с друзьями? Это всё мелочи. Это всё для себя. Это всё по пути. Какова цель героя? Героя цель – спасти Метатору. Для этого дойти до бастиона. Цель ясна как божий день. Цель – впереди. Он точно помнит, что нужно.

  Хомяк выдохнул. Закрыл глаза и шагнул вперёд, четко зная, бастион именно там. Чтобы попасть в бастион – нужно идти.

Арпеджиато-ажитато... ну кто бы сомневался что волшебный пендель потребуется именно ему? Балтассаре протанцует к оставшейся парочке и от всей своей широкой души отвесет хороший пинок одухотворенному.
- А ну отставить наслаждения! Нам Графине помочь надобно! - А затем обратиться к партнёру его. - Станцуем вальс на троих. Хватай его под чёрные лапоньки и протанцевали отсюда, разрешаю переодически попинывать для ускорения процесса.

Транквилламенте, перепугавшийся было, прыснет тихонько от слов Балтассаре. Такие указания нелюбо-недорого исполнять.
— Сокровище ты рода паучиного, — скажет он другу-предводителю. — Я теперь за тобою в огонь и в воду.

Дубито и Ритенуто, утанцовывая к выходу, взволнованно оглядываются на вас.

— А уж под чёрны лапоньки, — хихикнет Транквилламенте, под эти самые лапоньки особо одарённого и подхватывая, — да попинывая, — Арпеджиато-ажитато получит ловкую наводку на выход, — это уж, сознаюсь тебе без утайки, мои чёрные лапоньки давно чесались.

И погоните вы очарованного красавца обратно навстречу непониманию (порой), непризнанности (бывает) – и всё равно любви: любви к жизни и страшным её чудесам.


...

— Иииийййй! — запищит Метатора. Бросится к зеркалу, заколотит по нему лапками. — Нет, Тарик! Нет! Стойте! Мы что-нибудь придумаем!!!

Но зеркало вдруг перестанет показывать.

— Поздно, — скажет оно раздосадованно. — Знаете что? Идите отсюда. И сделайте немилость: не возвращайтесь. Никогда.

Все чудеса пропадут. Вы стоите в обычном каменном коридоре.
Метатора в ошеломлении сядет на пол.
— Альвин, — пробормочет она, — Альвин... что мы наделали? Он пожертвовал собой, чтобы нам не пришлось выбирать...
Её глаза наполнятся слезами от ужаса и раскаяния.
— Из-за меня... всё из-за меня!


...

А Тарик шагает себе и шагает, зажмурясь крепко. Пока не повеет вдруг свежим ветром, и налетевший шквал обожжёт живыми, острыми брызгами.
Взъерошит насквозь пропылённую шерсть.
Воздух, воздух пьянит! Качаются лапы, не держат.
Сами распахнутся глаза.
В зарешеченное окно глядит тяжёлое небо.
Хмурые тучи слепят, как ещё не слепило солнце.

Припасть к ним и осушить, как ведёрко холодной воды из полуденного колодца.
Воздух! Воздух!
Счастье! Счастье! Свобода!

МОПСЫ, МОПСЫ... Тысячи мокрых псин! Тысячи морд ужасных, две тысячи глаз навыкате! Четыре тысячи мощных лап там за окном!
Прыгают под стенами, воют, лают!

Шорох с потолка донесётся. Глаза кровавые приятно блеснут в сумраке.

Конечно, граф тут. Где ж ему быть, как не супротив героя?
Внимательно смотрит, будто хомячье возвращение к жизни его забавляет.
— Данко? — уточнит тамплохиш с потолка, заворачиваясь в плащ от вездесущего дождя: порывы ветра разносят его повсюду, снаружи бушует шторм.
Трудно Тарика распознать без сияющего меча, в пыли.

Полыхнёт молния, раскатится гром.
Граф вздохнёт, побарабанит пальцами.
— Не утихается, — пробормочет он. – Воображаю я, как торжество элементов возгласом перекрыть.

Слабосильны Игоря-воротника объёмы. И голосу Коли-Остро, сиплому и надсадному, далёко до трубного рёва.
Как до войска в таких условиях докричишься?
Или, хуже того, расслышат ужасные мопсы всякий своё. И тогда только свет туши.

Нет, нельзя поддаваться! - отчаянно думал Альвин. Всё, что встретится им здесь, будет соблазном, и даже это! То, что они видят, может быть обманом, а на самом деле Тарик вовсе не блуждает один в темноте! - пытался убедить себя Альвин... но сердцем чувствовал: зеркало не лжёт. Что же делать?!
- Ид-дём! - Альвин торопливо потянул Метатору к выходу, прочь из царства соблазнов. - Мы... мы вы-выйдем из тоннеля и во-во-войдём в третий с дру-другой стороны, и то-то-тогда мы по-по-поможем Тарику! Что та-там нужно: мысли в по-по-покое, чувства в ти-тишине, ви-видеть цель, не видеть пре-препятствий?! - торопливо пытался Альвин убедить то ли Метатору, то ли самого себя. То, что он говорил, было похоже на план... но сработает ли он?

- Граф не найден! - отрапартирует один из пауков.
Что же делать? Графа нет, вокруг тишина. Графиня бы точно знала что делать... Точно Графиня! Она же на соседнем бастионе! Надо просто отправится туда! Заодно и убедиться что с ней все в порядке. А то Балтассаре не спокойно, что она одна с этими незнакомца и пошла.
- Транквилламенте! Я направлюсь в соседний бастион к леди-охотнице Брокколи, вы же оставайтесь пока здесь на случай появления графа. Если услышите, что подозрительное или 6а помощь кто звать будет, то действуйте. Ты остаёшься за главного, так что действуй и принимай решения в силу своего уразумения. Я в случае чего пришлю к вам Арпеджиато-ажитато. Собственно Арпеджиато-ажитато ты со мной, - распорядился Балтассаре побоявшись оставлять того без присмотра, а то кто его знает, ещё рванет обратно танцевать. Балтассаре и сам бы не отказался, но долг зовёт! А посыльный в любом случае пригодится.

– Данко, – ответствует усталый хомяк, и меч поднимет, сияньем обагряясь, – случилось многое оттоль, союзны ль с вами мы еще, о потомок великий капустного рода?

Отразится сияние в кровавых очах Коли-Остро.
Новый знак шлёт ему Бездна!

— От вас зависит, — прохрипит он раздумчиво.
— Ууу, воля ваша отныне: подняться на площадку верхнюю, к стене подойти, топнуть, свистнуть и вон как мечом крутить.
Увидит Тарик, что надо мечом показывать всем тамбурмажорам на зависть.
— Никому себя остановить не позволите, — докончит Кольраби. — Только так всех спасёте! Ууу.


...

— Если у вас нету графа, — пошутит Транквилламенте, — то вам его не потерять.
Пауки погогочут и примутся многозначительно патрулировать казематы, распевая, чтобы не сбиться с настроя:
Кто ходит к мопсам по утрам,
Тот поступает мудро,
Парам-парам-парам-парам
На то оно и утро!

Песня быстро утонет в порывах шторма, вое и лае.
В одиночество нырнёт Балтассаре. С неба рушится море. Сплошная молния ребром! Непрекращающийся гром!
Ветер лапы запустит под брюшко, норовит развернуть и ударить – нелетучего паука превращает в парус, отчаянно цепляющийся за камни.
Ох как крутит!
Кувыркаясь, полетят они с Арпеджиато-ажитато, сорванные якори изображая.
Очарованный красавец растопырится, машет лапами, кричит что-то про таксидермистов призрачных, так бы чучелком им и сдался! Шторм жертвенного "альбатроса" не примет, швырнёт назад.


...

Метатора оглушённо встанет. И даже пойдёт, куда тянут, широко ставя лапы, словно пол под нею качается.
Не обнадёжат её слова Альвина. Она не сумеет стяхнуть отчаяние. Только пытается не стать книгочею ещё большей обузой.
Так и бредёт слепо.

Крутая лестница доведёт вас до люка в потолке.
Гнетущая тишина.
Треск пламени.

Но стоит вам приподнять осторожно люк –
... вода.
... ... ветер.
Холодная!
Обжигающий!
шшшшшшшшшшшшшипение

Вонь потухшего факела.
Крышку люка вырвет из лап.
Грохот.
Разряд молнии рядом.

Сердце забьётся припадочно, погибаем!
Метатора прижмётся близко. Глазища круглые. Морда смешная. Взъерошенная, мокрая, в половину размера обычного, будто сдувшийся шарик.
Взбодрило её ото всех меланхолий.

И вдруг засмеётся.
Радостно. Громко!
Не убивают – дошло до живого. Не убивают!
В миг избавления ни страданий, ни памяти – только смысл. Смысл, в который рождаются.

Воздух! Свежий воздух, наконец-то, после стольких... часов? блуждания по подземельям! Холодный, влажный, промозглый, но свежий! Только дождь заставил Альвина торопливо раскрыть зонтик (и вцепиться в ручку, чтобы его не вырвало у него из рук) и второй лапкой притянуть хомячиху к себе, чтобы прикрыть зонтом и её. И... куда идти дальше? Где нужный им бастион? Что делать - Тарику нужна их помощь! А если он попадёт не туда... там его ждут готовые его заиграть мопсы и тамплохиши! Что делать? И тут Альвину пришла ИДЕЯ... или, по крайней мере, ему так показалось.
- М-метатора! Вы же ка-ка-картограф! Вы зна-знаете, где ну-нужный нам ба-бастион?! - Альвин с надеждой взглянул на картографиню - надежда была робкой, но единственной.

Подхватит ветер пауков, закружит, но не растеряются они. Как же можно шанс такой упускать? Пусть мопсы и не лучшая публика, но все же публика! Так что принялись они с Арпеджиато-ажитато воздушный балет исполнять, да не долгим было их выступление. Разнес их ветер. Арпеджиато-ажитато обратно в бастион унесло, а вот Балтассаре ветер в сторону не шибко благодарной публики отправил. Ничего эти мопсы в искусстве не смыслят!

Возвидится Тарику величие графов. Как же не союзничать с таким? Восслышится, что не враги, что мопсам надо команду спасительную дать. И тогда Защитим. Всех защитим. Сам не свой Тарик бежит наверх. Командир он мопсам, или не командир? Главное, что граф верный приказ подсказал.

/╲/\╭[☉﹏☉]╮/\╱\

Озарённый вспышками молний, в небесах пролетит паук, пытаясь исполнять револьтад.

— Э?.. — ущипнёт себя Метатора.
Моргнёт.
Новой вспышки дождётся.
— Альвин-Альвин, — аж затрясёт она хомяка, — вон там!

Книгочей не узнает, что "там", что "вот". Он сражается с зонтом, и зонт побеждает. Зонт стремится к свободе!

А Метатора, не вынеся этой нерасторопности, – какая муха её укусила? – вдруг выскочит из укрытия и припустит на всех четырёх по стене.
И только Альвин от этого обалдеет, она потеряет опору, замашет лапами, скользя как намыленный поросёнок, завизжит отчаянно, и ветер понесёт её к краю.

...

Граф взглянет на Тарика с облегчением благодарным.
— Молюсь, чтобы вам удалось, — напутствует он, возведя глаза к полу. — Супротивников в казематы спускайте. Между вами и мной на ступенях несумненно они сложат головы.

И Тарик помчится, самый великолепный из всех мокрых, взбегавших по лестницам, хомяков. Куда делась усталость? Откуда прыть? Даже шторм пособляет, толкает в спину!
Вот же дело благословенное! Вот она какова, великая миссия – в ней весь мир помогает, даже в Тамплохо.
Славно, ярко сияет меч. Далеко он пронзает сумрак и непогоду. Ясно мопсы сигнал увидят.
Супротивников нет, и чего волновался граф? Им с чего тут быть? Все союзники нонче. Все хотят одного.

Паука вон мимо несёт за стену. И тот танцует во славу великолепного мечника.
Лепота!

Как вдруг за спиною и слева ударит в уши, подхваченный ветром, хомячий отчаянный визг.