Шаг Во Тьму (ШВТ) | ходы игроков | Глава 1: Из князи в психи

Мужчина не выглядел как враг, убийца или злодей. Котелок, снимаемый в руках, мгновением ранее скрывал лысеющую голову с редкими каштановыми волосами. Усы средней длинны были такого же цвета, в левом спряталось несколько каких-то крошек, которые он не мог стрясти платком.
Он спрятал платок в карман клетчатого пиджака (таким был весь его костюм), почесал ухо, достал трубку:
-Моя жена сбесилась из-за какого-то эльфийского ребенка. Вы же не против, если я тут немного пережду эту бурю? И да, как вы относитесь к табаку? - он потряс трубкой.
Рядом с Артуром появился Хастур- судя по отсутствию дымного шлейфа и запаха серы, он сейчас существовал лишь в его воображении. Одет он был идентично неожиданному пассажиру Лидса, разве что костюм был сильно запачкан какой-то зеленой жижей и кровью. Пахло железом и экскрементами.
-Его жена та еще расистка. Ну что, ссыкуешь, да? Боишься, что он тебя схватит?
Хастур растянулся в улыбке, посмотрел на этого человека, наклонил голову:
-Он убил двух проституток два года назад. Я думаю, не остановится.

Итак, давайте подумаем о Хастуре. Он мог подвигать Артура на что-то хорошее, в конце-концов зачем-то он в этом мире существовал и твори только дурное наверняка не заслужил бы поклонения народов. Мог просто довести до сведения доктора информацию, которая возможно пригодилась бы. Наконец, почему бы не "развлечься" таким образом заставив и без того близкого к панике Лидса понервничать еще больше, ибо у страха глаза велики, а высокий интеллект - совсем не то, что требуется в такой ситуации. Все варианты были равно возможны, но все сталкивались с одной простой преградой - такие сведения нужны тому, кому не всё равно.
- Хотите я поговорю с ней? У меня неплохо получается усмирять демонов.
Приветливая улыбка джентльмена, окончательно оторвавшегося от книги, легкий смешок над собственной хорошей шуткой. Как ни странно слова левиафана даже немного взбодрили его, хоть и не были удостоены ответа, особенно на людях, единственное что раздражало - запахи, но в конце-концов некоторые вещи можно немного и потерпеть. Малая плата за то, чтобы узнать что у каждого в корзине грязное белье - одни призывают демонов, другие убивают проституток, третьи предаются содомии. И как поднимает самооценку тот факт, что одни делают не лучшие вещи во имя науки, а другие потому что у них что-то чешется. Вот разница, которую Хастур никогда не мог понять, да и вряд ли сможет. Одни, убивая, надевают белые перчатки. А другие курят табак.
- Я не возражаю.

Хастур простер руки вперед, ловя руками неожиданно появившиеся в воздухе нити. Лишь присмотревшись, Артур понял, это были его мысли, материализованные левиафаном в виде тонких белых строчек текста. Собрав их вместе, Хастур неожиданно уменьшился до размера младенца и, сидя на полу, начал плести из этих нитей веревочки. К чему бы это?
Пассажир тоже посмеялся над ловкой шуткой Артура, но после, утерев добродушную слезу, сказал:
-Я бы все равно не советовал. Какими бы страшными те демоны ни были, с женой расистом жить еще сложнее.
Он медленно набил трубку, долго и неумело ее раскуривая.
"Может он просто притворяется, что курит? Агент раскрыл прикрытие!"- вещал Хастур своим голосом, но как будто бы ускоренным в несколько раз, от чего тот казался писклявым.
-Вы ведь на фестиваль, да?
Артур понятия не имел, о каком фестивале может идти речь. Порт-Норман, насколько он знал, был достаточно крупным городом для всяких сельских ярмарок, а до какого-либо национального праздника вроде Дня Костров было далеко. Так что скорее всего речь идет о каком-либо местном празднестве с глубоким традиционным подтекстом. И, как Артур полагал, это связано с рыбой.
-Порт-Норманский тресковый фестиваль. Нет? Знаете, многие считают это слишком простым, однако не стоит же забывать о своих корнях, - он несколько раз пыхнул трубкой. - я говорю о стровяках.
Больная тема с коренным населением острова была не самой приятной в обсуждении. Большая часть олдмандской знати считала себя наследниками Кеи, которые просто смогли оторваться от нее и создать свое, идеальное (по их мнению) общество. Однако были и те, кто приписывал местным народам огромную роль в самобытности местной культуры.
Артур мог наблюдать в окно чудесную картину- скалистые морские берега все еще прятались за деревьями и холмами, лишь изредка выглядывая, однако морской туман и редкие виды бесконечных морей как-то воодушевляли. Это была другая Олда, та, которую еще не сковали камнем Рояла, та, что была маленьком островом в сонме бурь. Крепкий ветер навевал печальные мысли о покинутой родине.
Он был уже почти на месте. Будет ли его кто-то ждать?
Олдмандское королевство, Провинция Морлен, Порт-Норман, Центральный Вокзал.
4 сентября 1328 года от ПК. 18:25.
Атмосфера-ссылка
Анна стояла на перроне, ожидая прибытия поезда- оставалось всего пять минут, если судить по расписанию. Вокзал был достаточно грязен, полон народу разной степени сомнительности и запахов, которые Фридрих Кэрмзон в своей книги "Путешествие в Пави" охарактеризовал как "Ольфакторной дуэлью". То есть здесь боролись запахи дешевого кофе, рыбы, одеколона "Matko Pоchnie" (который использовал каждый второй морляндский моряк) и полевых цветов. Но даже так Порт-Норман действительно оказался красивым портовым городком с неким непередаваемым морским духом. И дело тут вовсе не в вездесущих ароматах. Туман, шум соленной воды, готическая архитектура с морскими мотивами... это был дух приключений. Анна чувствовала себя Михаилом Драконовским- некоторые из книг об этом знаменитом руссом путешественнике иногда использовались как пособия для изучения различных фонетических моделей, в частности, народов Гипериона и эльфов Небесных островов. Конечно, расценивать их как учебники было бы очень глупо- каждая из них была историей о покорении новых земель, знакомстве с новыми людьми (и не только) и невероятных приключениях, которые могли произойти с каждым в этом мире. Их дух очень сильно контрастировал с размеренной и распланированной (но ей ли?) жизнь девушку.
Может, именно это ее и привлекало в этих книгах, может потому на ум лезли сравнения с этим могучим, мятежным человеком, в одиночку отправившимся из Руссы в Харнарум? Конечно, такую смелость девушка не могла себе позволить, да и вообще, вы спросите: "чего общего у хрупкой Анны с бородатым Михаилом?"
Однако сейчас Линкольн стоит одна, далеко от дома, в абсолютно чужом и незнакомом городе, на вокзале, среди морляндских моряков и орков-грузчиков. Для девушки ее внешности и воспитания это очень смелый шаг, на который можно решится только в очень экстренных обстоятельствах. Ими являлись те несколько строчек, что она получила вчера.
"Я бы очень хотел видеть вас на празднике, посвященном юбилею Иоанна Майера, моего дражайшего дядюшки. Безусловно, неудобно приглашать даму в незнакомый город, к тому же одну, однако я обещаю что компенсирую эту грубость чудеснейшей прогулкой по морскому побережью Порт-Нормана и приятнейшим чаепитием (вы еще не забыли, как заваривать зеленый эльфийский?). Празднование состоится 4 сентября. Конечно, я понимаю, что вы будете находиться в пламени учебы, однако я уверен что такая чудесная студентка как вы, дорогая Вест, сможет найти немного времени для празднества. Моя Мировая Скорбь будет безмерна, если я вас не увижу. Так что хотелось бы встретить вас на Центральном Вокзале".
Эти строки принадлежали некому Фредерико Майеру, которого Анна не имела честь знать, хотя манера его письма создавала другое впечатление. Однако письмо было адресовано именно ей, и хотя это было достаточно странным, далеко не личность отправителя беспокоила девушку. Вернее сказать, не подставная личность.
Вселенская печаль...как часто она слышала это прозвище! Однако лишь несколько человек применяли другую его версию- Мировая Скорбь. Кроме того, нередко Анна слышала и о Джозефе Майере, Иоанне Кресторезе и Фредерико Парцонни - это были одни из самых видных хаоситов, к тому же именно их труды ей посоветовали как материалы для диссертации. К тому же, называл ее странным прозвищем Вест и учил заваривать чай ее один и тот же человек. И делал это никто иной, как обладатель того почерка и одеколона, которым пахло это письмо.
Сомнений не оставалось.
Артур Лидс был необычным преподавателем. Его лекции были захватывающими, мало того, часто они граничили с беззаконием- иногда он цитировал книги, которые не положено читать никому в этой стране. Конечно, не каждый угадывал в его меняющих стиль речах цитаты из запретных томов, но те, кто все же видел спрятанные в словах кусочки Хаоса, смотрели на него либо с уважением (иногда и обожанием), либо со страхом. Возможно последнее было как-то связанно с тем, что он писал прикрываясь чужой личиной?
Он не раз говорил Анне, что являясь запретным плодом мировой культуры, Хаос стимулировал многих людей на различные уловки, не позволявшие вычислить в них знатоков иного мира. Только ей он подробно рассказывал о способах шифрования различных текстов, от "пособий по некромантии" для придворных магов Карла Мягкого до некоторых современных кулинарных на первый взгляд книг, расходящихся малым тиражом среди олдмандской знати.
Но что же все-таки заставило его прибегнуть к этой хитрости? Кроме того, в письме содержалась рекомендация захватить с собой небольшой багаж и отправляться как можно скорее... что противоречило всем планам юной леди. Карта подсказывала, что этот городишко находится аж в северной провинции! Путешествие из Вестаббата в Морлен на поезде займет несколько часов, кроме того, билеты надо было покупать в ближайшее время. Такой поступок был просто немыслим, невозможен, безрассуден! И все ради кого? Ради ее научного руководителя, бесследно пропавшего некоторое время назад...
Одним словом, сейчас Анна Линкольн стояла на перроне Центрального Вокзала Порт-Нормана, провинция Морлен, и переводила взгляд с путей на свой небольшой чемодан. Внутреннее волнение кипело похлеще местный морей, однако как и было положено юной леди, внешне об этом ничего не говорило. Лишь легкая тень азартного интереса могла проскочить на ее лице, не более.
Тем временем вдалеке показался поезд...

Ей до сих пор не верилось, что это произошло и происходит наяву.

Олдмандское королевство, провинция Вестаббат, квартира Анны Линкольн. 3 сентября 1328 года от ПК. 17:45

Как обычно бывало по пятничным вечерам, Анна устроилась в кресле, поджав под себя ноги, укутанные сейчас в мягкий ворсистый плед. В камине умиротворяюще пострескивали поленья, и этот фон как нельзя лучше подходил для теперешнего занятия девушки — она трудилась над очередным вышиванием, тщательно подбирая размеры и оттенки бисерин. Тонкие длинные пальцы Анны умело обращались с иглой, работа неспешно спорилась, и на душе у леди Линкольн, пожалуй, впервые за много месяцев было... нет, не спокойно. Как-то отрешённо-безразлично-апатично.

С тех самых пор, как бесследно исчез её научный руководитель и защита готовящейся диссертации стала невозможна, Анна перестала понимать и чувствовать это чужое теперь для неё слово — спокойствие. Много дней провела она, ломая голову над загадкой, что же сделалось с профессором. Или что и кто сделал с ним... Второй вариант казался ей наиболее вероятным. За что — она примерно догадывалась по обрывочным полушёпотным фразам, слышимым ей в коридорах университета, когда она ещё числилась там аспиранткой.

После тёмной, во всех смыслах, истории с Артуром Лидсом на неё саму тоже стали посматривать косо, начиная некоторыми представителями научного сообщества (кое-какие из журналов, особенно пекущиеся о своей репутации, даже отказались принимать к публикации её материалы) и заканчивая собственной семьёй. Отношения Анны с родителями в целом стали прохладнее с того самого дня, как она внезапно пошла против их воли, вместо факультета общественных наук поступив на филологический...

Разрыв поколений в рамках семьи Линкольн лишь увеличился во время обучения Анны на последнем курсе, когда однажды, придя домой, она с воодушевлением рассказала родителям о своём намерении защищаться под руководством профессора Лидса, на тот момент уже достаточно авторитетного исследователя Хаоса. Заставить девушку отозвать своё заявление из деканата не удалось ни уговорами, ни увещеваниями, ни угрозами прекращения финансирования. Анна прекрасно понимала, что угроза эта нереальна: родители, чтобы они ни говорили на словах, на деле не допустят её отчисления прямо перед самым получением диплома, и конечно же, оплатят семестр — слишком уж они амбициозны, чтобы стерпеть такой позор. Супругам Линкольн оставалось лишь недоумевать, откуда в их тихой дочери, всегда такой покладистой и послушной, пробудился демон бунта. Разумеется, связывали они это с дурным влиянием ненавистного профессора, но сделать ничего не могли. Пришлось смириться. А Анна после этого случая ограничила отношения с родителями рамками необходимой учтивости, ясно осознав, что доверительность навсегда покинула их. Родные по крови люди, тем не менее они не понимали её. Такое, увы, случается.

Профессор был другим. Никогда ещё Анна не встречала человека, столь не похожего на неё, но столь ясно умевшего читать в душе. Для учёного нет ничего дороже научных воззрений, идей, представлений, гипотез и теорий — одним словом, всего того, что составляет его мировоззрение. И нет ничего важнее стоять на своих научных позициях до конца. Этому он учил её. Артур Лидс обладал независимостью и упрямством в отстаивании своих взглядов — теми чертами, которых не хватало ей самой, которые с самого раннего детства в ней убили строгим воспитанием. Независимость суждений, независимость взглядов, наконец, независимость от мнения других людей, на которых Анна привыкла оглядываться, которым привыкла уступать... В каком-то смысле это была свобода. Да, в глазах Анны профессор был свободен. Конечно, справедливости ради стоит отметить, что характер у научного руководителя, мягко говоря, был непрост (а если уж говорить совсем откровенно, временами Артур Лидс был прямо-таки несносен). И всё же этот человек понимал её, и у них было одно общее любимое дело. А это очень дорогого стоит.

Впрочем, лучше опустить все лирические отступления, повествующие о жизненных выборах и прочих перипетиях Анны Линкольн. Разве что стоит упомянуть про финальный аккорд этой пьесы — срыв защиты её диссертации. Из университета Анну никто не отчислял. Она ушла сама. А что бы сделали вы, если бы вас вызвали в ректорат и мягко, с оттенком какой-то омерзительной заботы о вашем будущем, не имеющей ничего общего с искренностью и участием, посоветовали сменить тему научной работы, а заодно и научного руководителя взамен исчезнувшему? «Так будет лучше для тебя», — настаивали родители. Анна же ответила: «Это предательство». В сумасшествие профессора она не поверила. После краха всех родительских надежд, которые возлагали они на единственную дочь, извечный конфликт отцов и детей заявил о себе в полную силу. Скандала не было, Анна попросту ушла из дома, начав жить отдельно: сняла уютную квартирку всё в том же родном Вестаббате у одной пожилой дамы. Если бы она знала, что жить в одиночку не так уж и плохо, наверное, сделала бы это раньше.

Внезапный звонок в дверь вывел девушку из медитативно-сосредоточенного состояния ¬— от неожиданности Анна вздрогнула, тут же вскрикнув от резкой боли: на уколотом иглой пальце выступила алая капелька... Пока она сосбиралась с мыслями, звонок повторился. Кто бы это мог быть в такой час?..

***
Прохаживаясь по комнате скорым шагом, выдававшим крайнее волнение, в который раз Анна взяла в руки лежащее на столе письмо. Вновь пробежалась глазами по строчкам с таким знакомым почерком. И в который раз бросила письмо обратно. Сложенный вчетверо листок, покружившись в воздухе, мягко опустился на полированную поверхность, распространяя вокруг себя аромат одеколона адресанта. Тот самый аромат. Анна отвернулась, приложив к губам тыльную сторону ладони (неискоренимая привычка детства, жест, плохо поддающийся контролю и дававший о себе знать в минуты смятения) и вновь принялась мерять простанство шагами. Мысль лихорадочно работала. «Мировая скорбь», «Вест», «зелёный эльфийский» и «Майер» вкупе с почерком и индивидуальной манерой изложения — яркие лингвистические индикаторы. Но что если это фальсификация? Как филолог она знала: авторский стиль и почерк можно имитировать, было бы желание и умение. Но вот запах... Девушка снова взяла письмо в руки, поднесла к лицу, медленно вдохнула. Да, она узнала бы его из сотен других. Сомнений не было, писал профессор Лидс. Значит, он жив!

Анна взглянула на календарь. 4 сентября — это же... завтра?! Что же делать... что делать? С кем посоветоваться? Да какие тут советы! На это просто нет времени, решать нужно немедленно. К тому же... письмо шифровано — значит, за профессором слежка и ему угрожает опасность. Нет, точно никому нельзя сообщать. Но как же родители? Если она исчезнет без вести, страшно представить, что с ними будет. Вот незадача, как быть... Покопавшись в книжном шкафу, девушка выудила с верхней полки географический атлас. Порт-Норман — это же так далеко... Она никогда не покидала родной Вестаббат, разве что ездила на конференции. Однако подобные мероприятия всегда проходили в составе организованной группы от университета. Здесь же предстояла поездка в одиночку. Страшно. Опасно. Анна закусила губу, задумалась... Если попытаться рассудить трезво (что сейчас, в условиях жёсткого лимита времени, было сложно), вряд ли профессор стал бы писать ей и подвергать риску одиночного путешествия, не будь дело серьёзным. И если она держит сейчас в руках этот листок, значит, случай безотлагательный. Возможно, ему больше не к кому обратиться. «Это предательство», — вспомнились собственные слова. Нет, она не может поступить так низко, отказав нуждающемуся в помощи. Решено — она едет.


Дорогая мама!
Обстоятельства сложились таким образом, что завтра я не смогу приехать на субботний ужин и навестить вас. Мне нужно срочно отлучиться в Гаэльдон: там проходит интересная конференция по моей теме, а я слишком поздно увидела их объявление о принятии статей к публикации. Питаю надежды принять в ней участие хотя бы слушателем. Возможно, я задержусь там на какое-то время (говорят, в этой провинции замечательный архив, и не воспользоваться шансом посетить его было бы безрассудно).
PS: В спешке я не успеваю оплатить аренду миссис Джекман за текущий месяц, и мне не хотелось бы подводить её таким образом. Пожалуйста, сделай это за меня (деньги я оставила на камине).
PPS: Передай привет папе. Надеюсь, он не станет сильно сердиться. Приношу извинения за нарушенные планы.
Анна

Письмо на скорую руку вышло рваным, суховатым. Но хотя бы так, на что-то более учтивое и пространное у Анны попросту не хватило времени — ещё нужно было купить билет и собрать вещи.


Олдмандское королевство, провинция Морлен, Порт-Норман, Центральный Вокзал. 4 сентября 1328 года от ПК. 18:20

Анна еле успела к прибытию поезда (всё же ношение тяжёлых саквояжей не было основной деятельностью хрупкой девушки, а потому сильно снижало её скорость) и сейчас, стоя на перроне в ожидании, переводила дух, не снимая перчаток поправляя выбившиеся из-под дорожной шляпки волосы и изредка прикладывая к лицу надушенный платок — Порт-Норман встретил её буйством запахов, от которого голова так и норовила пойти кругом.

Она чувствовала себя неуютно. Неизвестность мало кому приходится по душе, а уж привыкшую к размеренной жизни Анну она пугала вдвойне. Почему-то только сейчас с запозданием на ум пришла мысль, что неплохо было бы иметь запасной план на случай, если... А что если? Опять же неизвестно. Простодушная, никогда не умевшая просчитывать далеко наперёд, угадывать мотивации других и думать о разного рода препятствиях и погрешностях в осуществлении задуманного, только начав общение с профессором, Анна стала немного вникать в эту таинственную науку под названием «выработка стратегии и тактик». Одним словом, планировать пока она умела плохо, и как назло это умение давало сбои в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас она подумала, что зря отправила то письмо родителям. А вдруг за ней слежка и вскоре обнаружится, что ни в какой Гаэльдон она не поехала? Но отступать и что-то менять было поздно — вдалеке уже вырисовался силуэт приближающегося поезда.

- Знаете, не подумайте, что я радикальных взглядов, но мне кажется каждому здравомыслящему человеку хоть раз приходила мысль, что это совсем иные существа, не просто ушастые люди. Человечеству и друг с другом-то договориться сложно, причем никому не приходит мысль о том, чтобы установить дипломатические отношения, скажем, с Хаосом, но мы являемся представителями хотя бы одного вида, в то время как эльфы, дварфы, орки, уже упомянутые мной демоны... Это принципиально иные мировоззрения, системы ценностей. Безусловно, те кто избивает их на улицах или относятся к ним как к мерзости творят зло, но просто представьте себе - принципиально иное мышление, срок жизни, иная культура... Они не друзья нам и никогда ими не станут. Тем ценнее те, кто действительно ближе всех.
Не знаешь что делать - говори о расизме. Всегда найдутся и слушатели и спорщики и кто угодно, лишь бы не нашелся "инспектор такой-то". В сущности попытки Хастура вызвать у него паранойю были во многом оправданы, вот только... Зачем давать некурящему шпиону такое прикрытие? Если конечно в трубке не ядовитый газ, что конечно вероятно, но совсем не в том смысле, о котором наверняка подумает каждый первый.
- У меня племянница в Порт-Нормане, она и пригласила. Но допускаю что она исходила из той же логики что и вы, она очень близка традиции. Наверное в глубине души я тоже, просто мне смолоду приходилось много где бывать... Сами понимаете, недостает чувства дома. И тем ценнее возможность обрести его, пусть даже через карнальную связь семьи и трески.
Наверное в этом и был стиль Артура, тот, что он не смог толком раскрыть с неразговорчивым продавцом - трещать без умолку. Обо всем, перескакивая с теми на тему, с лекции на лекцию, давая собеседнику вставить слово лишь чтобы направить беседу в нужное русло...
- Думаю к ней отлично подошло бы белое от "Старого монаха". Раньше его завозила одна чайная на окраинах Рояля, но потом владелец открыл на втором этаже бордель и ходить туда стало невозможно. А все падение нравов!
А теперь сосчитайте количество тем, затронутых за несколько минут. Даже сиди напротив него осведомитель, так тяжело перескакивать через требующие комментариев вопросы, возвращаться к уже давно пройденным Артуром темам... Знаете в чем секрет сделок, заключаемых демонами? Они произносят их тексты очень, очень быстро.

Артур Лидс
-Ну, знаете, я среди них не жил, ничего сказать не могу про них. Видел, конечно- надменные, высокомерные, неспешные. Считаю ли я, что людьми были бы такими же, живи они так же долго? - его собеседник сделал задумчивое лицо, пыхнул трубкой. - Неа. Не были бы. Вы правы. Нечто другое.
Он слушал Артура с должной степенью внимательности, хотя и не забывал уделять достаточно времени трубке и видам из окна. Они, кстати, менялись, ибо поезд приближался к пункту назначения- уже были видные самые высокие здания городка, дым из труб, летающие повсюду голуби. Собеседник Артура, похоже, считал его самого достаточно тихим (видимо его жена действительно та еще пила).
-Не думаю что через треску можно обрести семью. Эм... что? Бело подошло бы к чему? К племяннице?
Он протер платком усы платком, виновато улыбнулся:
-Простите Всематери ради! Дважды за мою бестактность! Я Джонатан Уолш, - он протянул вместо руки какую-то визитку. - А вы, похоже, часто имели дело с демонами. Помянули их несколько раз в разговоре. Что-то ищите в этом городе?
Артур посмотрел на визитку- Джонатан Уолш, адвокат. Прибыльная профессия в ворохе этой бюрократической требухи. Впрочем, думать о ней не хотелось- поезд останавливался, а мимо Артура и его собеседника уже проходили другие пассажиры с чемоданами- пора было сходить.
За окном пахло дымком, рыбой и крепким духом заплеванного вокзала. На нем он не видел ни одной девушки, обладавшей бы знакомыми чертами. Так где же?

Анна Линкольн
Мысли, отдающие легким ароматом параноидальности все сильнее забивали голову девушки, не давая сосредоточится на более важных тактических задачах. Что же, она действительно в этом новичок, ничего не поделаешь. Тогда, наверное, сейчас надо обдумать действия, связанные с прибытием (или не-прибытием) профессора, однако ее отвлекла неожиданно появившаяся перед ее лицом девушка.
Или женщина- было сложно вот так навскидку определить ее возраст. Наверное дело в огромном количестве одежды и непривычном для Анны типаже внешности - черные кудрявые волосы, нос с горбинкой, темные глаза с отливом красного дерева, кожа цвета кофе. Пейриноидская наружность выдавала густинку, как и наряд с большим количеством юбок, шалей и накидок темного цвета с яркими вышивками.
Отец говорил, что полукочевому густинскому народу нельзя доверять- обкрадут, оболгут и еще и проклянут. Конечно это было как-то нехорошо, так стереотипно думать о них, но ведь не рождаются такие представления на пустом месте.
Анна еще не успела оправится от испытанных от такого появления эмоций, когда женщина заговорила на ломанном антиканском (да еще и ленийской ветке), гремя своими многочисленными украшениями:
-Тьевушка, а ви хатите ку́пить мусчина который ви шдать хороший подаро́к?
Анна заметила, как к ним направляется некий господин, одетый схожим образом, хоть и более цивилизованно- в его обуви и шляпе был какой-то намек на традиционные дизайнерские ценности Кеи. Он прикрикнул на девушку на другом языке (по звучанию она догадалась, что это не густино- в словах был некоторый замах на группу кейских языков).
К Вокзалу приближался поезд, постепенно замедляя свой ход. Скрип тормозов и запах дыма несколько отрезвлял, но ситуация все равно была странной. В это время мужчина подошел к ним еще ближе, поклонился Анне и сказал:
-Извините пожалуйста. Моя жена ничего не...
"Его жена" вдруг схватила Анну за руку и сказала:
-Бойся пшеничного человека и тянись к праздности.
Поезд остановился, а господин-густинец (густинец ли?) увел свою жену, еще долго смотрящую Анне вслед.

«Постойте же! В каком значении пшеничного?» — хотела возвысить голос Анна вслед удаляющейся незнакомке, но вконец растерялась, а потом момент уже был упущен...

Пшеничный. Такое семантически нагруженное, насыщенное слово… В раздумье леди Линкольн уронила взгляд себе под ноги, силясь постигнуть значение только что сказанного, но понять без контекста, какой именно смысл вкладывала в него густинка, было совершенно невозможно. Пшеничный — что это? Указание на цвет волос? Род занятий? Происхождение фамилии? А что если это вообще метафора? Извечная проблема всех филологов: порой в простых, невзначай оброненных фразах, они ищут несуществующие сложности. Анна вертела слово и так, и эдак, мучительно перебирая в голове все возможные варианты, но среди её знакомых не оказалось ни светловолосых носителей «пшеничной» фамилии, ни людей, каким-то образом связанных с сельским хозяйством или занятых на производстве, где использовалась бы эта злаковая культура.

Что за головоломка! Да ещё на жутком ленийском диалекте. Именно диалекте! Называть это полноценным языком только лишь потому, что в нём самым варварским способом исковеркана фонетика — просто уму непостижимо! Анна ещё живо помнила те времена, когда в лингафонной лаборатории университета её всякий раз передёргивало от этих режущих слух и лишённых всякой мелодичной эстетичности фонем ленийского «языка» (а всё-таки диалекта!).

А может, над ней просто подшутили? Анна помнила, как отец однажды говорил, что свободолюбивым кочевникам в цветастых нарядах нельзя доверять. Однако слова женщины не были похожи ни на ложь, ни тем более на проклятие — для этих речевых жанров использовались бы совсем другие синтаксические конструкции. Скорее это было… предостережение и совет одновременно. Когда-то Анна читала (она уже и сама забыла где), что у некоторых пейриноидов есть врождённая предрасположенность к предвидению… В самом деле, откуда женщине было известно, что Анна пришла к поезду встретить мужчину, а не, скажем, кузину? И уж тем более со стороны никак нельзя было догадаться о нереализованном намерении девушки купить профессору в подарок тот самый зелёный эльфийский сорт чая, о котором он упоминал в письме. Добираясь до вокзала, Анна то и дело корила себя за то, что в спешке не успела заглянуть в чайную лавку. Эта мысль крутилась в её голове и после, пока она стояла на перроне, но догадаться о внутренних переживаниях по одному лишь внешнему виду девушки было нельзя никому. Разве что обладателю дара читать людей, как раскрытые книги…

Анна в последний раз взглянула вслед удаляющейся паре, которая уже почти скрылась из поля видимости. В её представлении, уведший женщину спутник никак не походил на роль её супруга — слишком разными они были. Вот уж поистине говорят, противоположности притягиваются. Колышущиеся в такт плавно-беззаботной походке густинки юбки вновь напомнили Анне о её словах. Праздность, она сказала тянуться к праздности. Вот уж чему-чему, а этому совету точно не удастся последовать. Скорее наоборот.

Если говорить о работе с профессором, то в данном случае как нельзя лучше подходил фразеологизм «работать до седьмого пота» — в этом плане Артур Лидс снисходительностью не отличался (да что уж там, прямо скажем, был беспощаден). Будучи ограничен в скорости передвижения на большие расстояния, он часто прибегал к помощи своей лёгкой на подъём и расторопной от природы аспирантки, отправляя её с многочисленными поручениями порой в разные концы города. А если учесть, сколько идей, только и ждущих воплощения и эмпирической проверки, одновременно роилось в голове учёного… одним словом, даже быстрой, как ветер, девушке временами приходилось непросто. Но она никогда не жаловалась; в её воспоминаниях это было лучшее время. Анна улыбнулась.

Интересно, каким профессор стал сейчас, изменился ли? Узнает ли она его? Девушка заскользила взглядом по людскому потоку, хлынувшему из прибывшего поезда. Можно сказать, что Артур Лидс был фигурой во всех смыслах выдающейся. Однако, оставляя пока в стороне рассуждения о выдающихся интеллектуальных способностях учёного и его заслугах в профессиональной сфере, обратимся к его внешней примечательности — именно сейчас этим была занята Анна, высматривая в толпе пассажиров высокий, стройный силуэт мужчины с неровной, лишённой плавности походкой.

Признаться, Артур и сам увлекся своей речью, а оттого сбросил обороты далеко не без труда и принял визитку скорее машинально, повертев ее в руках и трижды прочитав написанное прежде чем осознал, чего от него собственно ждут. К счастью, собственная легенда была у него давно заготовлена и вышита весьма яркой нитью вызывающе красной расцветки, а промедление так легко было списать на попытки найти в карманах плаща собственную визитку, немного виновато пожав плечами когда ее не нашлось.
- Теодор Талбот. Журналист. Впрочем, здесь я скорее на отдыхе. Мне много приходится ездить по миру, я не видел свою племянницу несколько месяцев и не увижу еще больше - скоро ехать в Фантискану. После демонопоклонников Лении это почти отпуск.
Карточка утонула в кармане. Мало ли, вдруг пригодится? В любом случае, распространяться о своей работе больше, чем уже сказал, Лидс точно не собирался, врать всегда можно сколько угодно, но если допускать это слишком долго, то даже в самой складной истории всегда появится хоть одна трещинка. Да и старая тема казалась слишком привлекательной, чтобы просто ее отпускать.
- Живи мы так же долго... Знаете, Джон, весь род людской проклят старостью, не тела, но духа. Даже самые здоровые старики уже никогда не вернут дух и энергию молодости, стремление всюду влезть, все сделать... Да и наш мир вокруг меняется куда чаще и стремительнее эльфийского, а чем старше человек тем сложнее ему принимать перемены. Многие старики чувствуют себя чужими в мире двадцать лет спустя. Кем бы они были в мире "через два века"?
Впервые, доктор выглянул в окно. Мысленно он уже предвкушал едкую тираду, которой наградит эту дуру-ассистентку если она опоздает, заодно прорабатывая уничижительную характеристику если Анна вдруг вовсе не придет. Мысли о том, что она может сделать все правильно и идеально Артур не допускал, с позиции зрелости относясь к молодости, особенно женской, как к гранате, врученной представительнице отряда приматов. Он скорее поверил бы что мисс Линкольн, отродясь ни в чем таком не уличенная, напивается где-то в баре, чем без колебаний и с должным доверием принял ее ответственность. Племянница...

Уолш улыбнулся, понимающе посмотрел на "Талбота" и снова пыхнул трубкой. Поезд остановился.
-Когда я работал в адвокатской конторе у Лозе, был у нас один клиент, журналист, господин Дюк. Он освещал конные гонки, а так же был замешан в крупной истории с наркотиками. Не подумайте, я не говорю что вы такой же... просто мой опыт подсказывает, что журналистам часто нужны мы, адвокаты. Кстати, был среди клиентов и вампир. Так вот что я вам скажу- эльфы это не длинноухие люди. Может наш мир и меняется стремительно, но какими бы медленными эльфами ни были, они принимают это спокойно. Я видел много эльфов в современном костюме, а вот вампиров... понимаете?
Он снова пыхнул трубкой и встал, после чего сняв шляпу откланялся, сказав что-то про свою жену и помянув черта. Лидс почему-то сразу вспомнил о своем "запасном варианте", который лежал в виде стеклянного сосуда у него в кармане. На миг ему показалось, что тот шевелится. Все-таки слова- страшная сила. Помянешь черта... его родня тоже откликнется. Но все это разговоры.
Пора брать вещи и выходить. Многие люди уже стояли на перроне этого грязного портового городишки, где скоро пройдет тресковый фестиваль, который наверняка лишь усилит вездесущий запах рыбы. Выходя, Артур наконец-таки заметил в окно свою "дуру-ассистентку".
Она может и не была выше всех, но заметно выделялась из местного окружения. Среди надутых приезжих вроде Уолша и местных моряков она была фейри в орочьей норе. И не опоздала. Зато якшалась с густинкой... Артур вгляделся в черные одежды, понял, что несколько ошибся. Не густинка, фхрилийка. Первые были оседлыми, вторые- кочевниками с нестабильным куском земли, который ушел в чрево ВАРА.
Мысли же Анны были забиты словами "пшеничный" и "праздность". Это предсказание звучало очень жутко. Бойся, тянись... эта женщина призывала ее к действию так, будто от этого зависело слишком многое. Вот бы расспросить у нее еще хоть что-то, но выловить даже такой пестрый дуэт в этой суматохе было невозможно. Из поезда выходили люди. Левее, через несколько вагонов, она заметила нужного. Анна, все еще думавшая что разговаривала она именно с густинкой, без труда заметила профессора. Держался он как всегда статно, аристократично, трость стукнула о перрон. Этот человек, воистину необычный, чудесный, сильный... все же заметно осунулся. Похудел, лицо стало чуть бледнее, и без того поломанная походка стала более усталой. Может, кто другой и не заметил бы этих изменений. Но уж точно не Линкольн.
Профессор же не заметил в своей аспирантке каких-либо изменений, разве что рядом с ней вдруг появился очень странного вида силуэт...это было пугало. Набитое пшеничной соломой пугало источало едкий запах алкоголя. Несмотря на то, что совсем недавно Лидс хотел устроить этой женщине взбучку, его охватила тревога, которая развеялась (???), когда с пугала начала сыпаться одежда и перед его взором предстал Хастур, мерно прохаживающийся вокруг Анны.
-Все так забавно... дитя съеденной страны продолжает помогать людям, а её не слушают... ну что, свяжешь и отшлепаешь эту штучку, а?
Смотревшая сквозь левиафана Линкольн не видела, как тот мерзко улыбнулся ее наставнику и исчез. Артур же не знал, что случилось сейчас с Хастуром и с Анной, но он чувствовал- что-то не так. Тварь из глубин Хаоса не стала бы просто так появляться здесь. Что-то нехорошее грядет.

Мысли в голове со скоростью ветра проносились одна за другой, пока девушка с тревогой всматривалась в знакомые черты.

«Походка стала чеканней. Черты лица – резче. И осунулся, похудел... Не той худобой, которая появляется от физической усталости, а такой, что говорит об измученности души. Это всё, наверное, сестра... Но лучше не спрашивать, не напоминать, ему и так горько... А может... пытали?! Нет, нет, невозможно... Да как только рука поднимется мучить такого человека! Вот бы только потрогать его за руку, прикоснуться – и всё бы сразу стало гораздо понятней... И как дальше быть, и вообще... Пальцы ведь всегда всё понимают, чувствуют вернее…»

Анна непроизвольно протягивает ладонь.

«Ты в своём уме?! Что за вольности! Нельзя! Где это видано без позволения трогать людей, тем более – профессора! На такое он точно рассердится, сочтёт за дерзость и, надо сказать, будет прав. Неудобно-то как...»

Анна непонимающе смотрит на свою руку, как бы со стороны, в замешательстве, не зная, что теперь делать с этой чужой частью тела.

Действительно, а что делать? Она никогда никого не встречала на вокзале, вот так, чтобы одна, с чемоданом, в незнакомом городе и почти что сбежав из дома. Наверное, в таких случаях люди что-то говорят. А сказать хочется столько всего! «Слава небесам, жив!». Нет, это как-то фамильярно... «Я ужасно рада Вас видеть, профессор». Тоже не то. Это, конечно, правда, и то, и другое, но... ну почему так сложно найти нужные слова именно сейчас! Чтобы были правильные, искренние и уместные одновременно. «Анна, соберись, ты же филолог!» Да какая тут сейчас филология... И вообще, кто это придумал, что надо говорить не то, что чувствуешь на самом деле, а то, что принято? А, это светские правила приличия, да... Кажется, разговор с густинкой окончательно выбил тебя из колеи. О, о её предсказании хочется рассказать больше всего! Профессор наверняка враз разгадает эту головоломку, он умный. Но как-то... стыдно. Подумает ещё, что она недалёкая и верит всяким байкам. Уж наверняка назовёт это «народным суеверием, недостойным ума леди». И посмотрит ещё так укоризненно при этом, как только он умеет. В такие моменты хочется сквозь землю провалиться и совестно до ужаса, что ты такая непросвещённая... Только вот... рассказать-то больше некому.

Лишь сейчас Анна осознала, что все эти долгие месяцы отсутствия её наставника она жила затворницей, хранила молчание, ушла в себя, никому не открывая того, что тревожило её душу. А вдруг эти «пшеничный» и «праздность» имеют прямое отношение к профессору? Тогда замалчивание просто преступно. Всё же лучше рассказать. Да и не умеет она таиться. Только вот момент подгадать подходящий. А сейчас... Анна снова посмотрела на свою руку, наконец смущённо опустила её. Ну вот, теперь он сочтёт тебя вульгарной девицей. И жесты непозволительные демонстрируешь, и паузу держишь дольше положенного. Как будто тебе сказать нечего. Или вообще всё равно. Кстати, а что там положено говорить в таких случаях? Ах, да. В одной книге коммуникативная ситуация вроде бы была схожей, и дама там произнесла...

– С приездом, профессор! Надеюсь, дорога Вас не сильно утомила?

«Только ты не дама, а девица. И до героини книги тебе явно далеко. Поздно. Слова уже сказаны. Остаётся надеяться, что ты окончательно всё не испортила... Господи, а всё же какое счастье, что он жив!»

Только сейчас, Анна осознала, что всё это время она счастливо и, наверное, глупо, улыбается.

- Уверяю Вас, мое самое страшное нарушение закона - отсутствие уважения к частной жизни.
Паранойя интересно действует сейчас, она придает уверенности. Лишь когда сосуд в кармане дрогнул, Артур опасливо взглянул на ткань, с трудом поборов желание достать свою "живую бомбу" и проверить... И не факт что не в деле, если стекло треснуло - от него лучше избавляться в тот же миг. И все же, мужчина осматривающий насколько хорошо он заключил демона в присутствии всего вагона... Нет-нет, спокойствие только спокойствие. Ведь недаром была вся эта поездка, нельзя просто взять и упустить вновь обретенную уверенность, снова обратившись в тщедушного червяка, норовящего забиться в нору. Он выйдет на перрон пусть не без волнений, но как подобает джентльмену. И... Она что, с ума сошла? Паранойя разыгралась с новой силой, говорить с незнакомцами и без того неприятно, а уж если это шпионка ВАРА? Или Морленд-ярд? Они говорят любят вербовать иностранцев. Так поговоришь с "впервые здесь", а потом и за оскорбление величества и за что только не... Дура. Не без дарований, но ду... ЧТО?! Несмотря на весь опыт работы с магией Хаоса Лидс не до конца привык к сверхъестественному, и явление пугала испугало его и заставило на секунду замереть. Интересно, если пойти от Анны в противоположную сторону, ЭТО ее съест? А вы что думали, мы будем сражаться за даму? Только это не дама, а ассистент. Так оно проще. Ситуация разрешается благополучно и далеко не в первый раз за последние дни с губ срывается вздох облегчения. Хастур, его вездесущий спутник. Каждое его появление приносит либо страх либо непонимание, но сейчас он вызвал почти радость. Ведь если бы Лидса как-то отследили то арестовывали бы наверняка на вокзале. Присутствие левиафана здесь и сейчас несло в себе предупреждение, но оно же показывало, что против ищеек ему не суждено остаться одному. Великое дарование. Анна не в счет, что с нее взять. Стоит и улыбается.
- Она не в моем вкусе.
А потом... Дура! Дура! Идиотка! Чуть не завопить о его профессорском статусе когда вся страна ищет ПРОФЕССОРА Артура Лидса. Непроизвольно рука с тростью потянулась ко лбу. Вест как обычно в своем репертуаре.
- Линкольн...
Натянутая улыбка. Нервный взгляд по сторонам. В тоне - что-то от того питона, который обращался к куче милых обезьянок.
- Анна.
А это уже мягко и для возможных слушателей, впрочем, вопреки нежности тона глаза явственно рассказывали мисс Линкольн насколько скоро у нее появятся два пути наружу.
- Мы же не на приеме и не при знакомых. Или ты обижена на меня и оттого опускаешь "дядю Тео"?
Стоит убираться отсюда. Хастур исчез, а с ним и ощущение надзора и защищенности.
- Ты ведь взяла нам такси?
Ну пусть взяла... Ну пожалуйста... Птица... Как бишь ее там... Отличается умом и сообразительностью. Ведь так? Ну ведь должна же годиться на что-то кроме перченых крылышек...

Внезапный порыв свежего морского ветра заставляет торопливо придержать шляпку. Холодно. Не от ветра, конечно, — от этой чужой, незнакомой, ласково-хлёсткой интонации, от этого нового, ненавидящего, презирающего, взгляда. Раньше он так не смотрел. Непривычно… Будто получила пощёчину, незаслуженную, а оттого ещё более унизительную.

Анна инстинктивно сжимается, когда рука с тростью устремляется вверх. Почему? Так… странно. Почему она это сделала? Артур Лидс — потомок аристократического рода, джентльмен и никогда не позволял себе ничего подобного, о чём сейчас подумалось. Почему? Нет ответа — и в поиске она устремляет на профессора молчаливый взгляд своих больших, умных глаз с серой дымкой. Дольше допустимого правилами приличий. Нехорошо. Даже по отношению к знакомым. А этот человек — знакомо-чужой… И всё же Анна продолжает смотреть.

Он сердится. Из-за чего? Вопрос, скорее, риторический: ключа к головоломке наставник по своему обыкновению не давал, предоставляя своей аспирантке самой гадать над ответом. На кого? Анна невольно оглянулась, но в непосредственной близости не оказалось ни души. Конечно же, на неё. Глупо было надеяться, что объектом недовольства могла стать другая женщина, но первая сказанная профессором фраза совершенно сбила её с толку, и подумалось: «А вдруг?..».

Нет, всё по-прежнему. Она вечно делает что-то не так, плохо схватывает суть его размышлений и не поспевает за ходом мыслей. Гениев сложно понять. А профессор всегда сердится в ответ. На кого же ещё ему сердиться — он одинок. Ну, хотя бы в этом не изменился…

«Дядя Тео»?.. Она напрягает память, но там — нет отклика. В недавнем письме профессора, от лица Фредерико, речь шла о его дяде Иоанне Майере. Никаких созвучий с Тео, а теперь что же выходит… декорации быстро сменились — и по каким-то причинам профессору нужно, чтобы она выступала в роли его племянницы. Племянницы… Нехорошее слово, многозначное. Так взрослый мужчина обычно представляет в обществе свою молодую любовницу, чтобы не выходить за рамки видимых приличий, а остальные лицемерно притворяются, что верят в их исключительно родственную связь. Память, как известно отличающаяся коварством, тут же услужливо подсовывает пару подходящих случаю иллюстрирующих сцен из художественной литературы. К щекам девушки подступает жгучая волна мучительного стыда, но от румянца нет и тени следа — слава небесам, кожа Анны способна лишь аристократически бледнеть.

Дать пощёчину, бросить вещи и убежать! Нет, нет, нельзя… Леди себя так не ведут, они всегда выдержанны. Спокойно, только не паниковать! Надо надеяться, что это семантическое недоразумение и слово употреблено в прямом значении, безо всякой подоплёки. Ведь сказал же профессор поначалу про «не в моём вкусе». Какие, однако, противоречащие друг другу высказывания, прямо-таки диаметрально противоположные… Но… стоп. Даже если профессор обсуждал её, то с кем?! От ужасной догадки пальцы девушки вмиг холодеют, несмотря на демисезонные перчатки. Раздвоение личности? Получается, в ректорате ей не врали, когда говорили о его душевном нездоровье? Так, спокойно-спокойно-спокойно… Надо надеяться, что это всё взвинченные нервы и простое недопонимание играют с ней злую шутку.

— Проф… то есть дядя…

Попытка беззаботно улыбнуться.

«Это что же, теперь надо называть его на “ты”»? И в страшном сне не привидится такая вольность! Но это же не твоя инициатива, представляй, что ты должна играть роль, как актриса театра».

— Дядя, конечно же, я очень рада видеть… тебя, — последнее слово даётся с трудом. Анна сглатывает застрявший в горле комок.

«Как хорошая актриса, Анна!» — даёт установку воля.

— Такси?.. Признаться, ещё нет… Но не беда, сейчас возьмём! Пойдём, здесь недалеко.

«Убьёт, точно убьёт, взбучки не избежать…»

Разумеется, девушка даже не подумала о такси, ведь раньше ей не доводилось совершать совместных поездок с научным руководителем. Даже в командировки на конференции они не ездили вместе, как-то не случилось. В бытность её студенткой Анна всегда сама приезжала к профессору по будням, после занятий (в конце концов некрасиво утруждать человека с больной ногой ехать в библиотеку в собственный выходной), и возвращалась домой под вечер. А сейчас — всё в новинку, размеренная жизнь с привычными шаблонами и стереотипными ситуациями рушится, словно карточный домик… Анна шагает рядом с Артуром Лидсом в удобном ему темпе — давно выработанная привычка — с надеждой, что хотя бы удастся выяснить у профессора адрес пункта назначения.

Артур улыбнулся такой улыбкой, что ни у кого из смотревших на него в тот миг не осталось ни единого сомнения - где-то в мире умер хотя бы один котенок. Белый, пушистенький и вообще милашка. Впрочем, возможно он слишком строг к собственной ученице, в конце-концов ей ведь никто не объяснял, что основы тайного передвижения это скорость больше, чем любой потенциальный преследователь способен вообразить. Особенно если вокруг периодически появляются галлюцинации в виде тролля, то есть левиафана, норовящего напугать. В любом случае, всё комментарии относительно интеллекта и уважаемой матушки нашей героини, источников ее генетического материала и возможных детских травм, доктор Лидс официально решил отложить до лучших времен, которые, как ему казалось, настанут, стоит им оказаться наедине на уютном кораблике.
- А я тебя, моя дорогая ПЛЕМЯННИЦА!
Кажется это слово вышло чуть более едким чем следовало бы.
- Что же, веди. Едем в порт. Держи мой билет, там адрес причала. С тобой что-нибудь придумаем. Может запихнем тебя на время в чемодан.

В каком смысле с ней что-нибудь придумают?! Разве она едет с профессором? Если так, то куда? Насколько? И зачем? В своём письме наставник об этом не обмолвился ни словом. И как можно вот так всё бросить и исчезнуть в неизвестном направлении, никого не предупредив, не оставив родным о себе ни весточки? В каких бы отношениях они сейчас ни были, это жестоко. Анна содрогнулась при мысли, что почувствуют родители, когда поймут, что их единственная дочь исчезла бесследно. Нет, это ужасно…

Но, может, она рано паникует и всё не так плохо? Что если профессор просто решил вернуться домой не наземным транспортом, а для разнообразия — по воде? Девушка напрягла зрительную память, силясь вспомнить нужную страницу ещё недавно рассматриваемого географического атласа… Да нет, похоже прямого сообщения с конечным пунктом не было. А значит, он направляется… А куда он направляется? И почему не говорит ей никаких подробностей? Не считает нужным или таким своеобразным способом хочет уберечь её? Ах да, он же передал ей билет. Анна заглядывает в строчку «конечный пункт», глаза её расширяются от удивления — он где-то в Лении?! Это же на другом краю света!

Нет, она должна спросить, она предпочитает знать всё, пусть даже там будет что-то ужасное! Чуть обогнав успевшего уйти вперёд научного руководителя, девушка остановилась прямо перед ним и спросила, вглядываясь в лицо:

— Профессор, а почему Ления? И отчего такая спешка? Это как-то связано с «пшеничным» человеком? — вдруг вспоминает она недавнее спонтанное пророчество случайной встречной.

Отчего же так? Зачем профессору покидать родные острова и отправляться в шумный и пошлый край, дураками именуемый "Страной Больших Возможностей"? Недоумевающе глядя на билет, Анна наконец-то смогла взять себя в руки и найти адрес причала - пункт назначения, названный профессором. Теперь можно взять такси... только сначала пробраться через толпы вышедших из поезда людей.
Анна вдруг поймала себя на том, что пробираясь к дорога она ищет взглядом ту густинку.
Лидсе же, погрузив мысли о возможной связи фхрилийки (а не густинки) со спецслужбами, думал о том, какую дурость говорит его ассистентка! Спешка, Ления, какой-то "пшеничный человек"... и тут мысль начала активно стучать по голове изнутри. Ну конечно! Пугало! Пу-га-ло! Пшеничный человек... но откуда? Откуда она знает? Он был уверен, что девушка никак не могла видеть Хастура. Откуда тогда?
Анна тем временем, оказавшись поближе к дороге, смогла наконец поймать такси. Артур поморщился- не роялский кэб, но сойдет. Невысокое авто вишневого цвета с обитыми синей тканью сидениями. Хорошо еще, что машина была чистой, а водитель- вежлив. Этого вполне достаточно, чтобы проехать небольшое расстояние до нужного причала.

Взгляд Артура был взглядом лектора, на вопрос студентки отвечающего со стопроцентной уверенностью, что всем и так всё ясно. Как всякому аристократу, ему хотелось видеть во всех вокруг поистине демоническую проницательность, вкупе с ангельской покорностью, и ответ... Ответ напрашивался сам-собой. "Во-первых, дядя. Во-вторых, рот закрыт. В-третьих..." - А что в-третьих, профессор Лидс уже попросту не успел подумать, ибо уши цепляются за слишком правильные слова даже лучше, чем за ошибки... Пшеничный человек. Ладони на трости слегка задрожали. Каковы шансы, что Морлен-ярд вышел на Анну и через нее - на маленький дуэт человека и левиафана? Или Хастур и ей явился? Чушь, чушь... Желтый король не приходит к кому попало... Или приходит? Но нет, в глазах девушки непонимание... Страх. Нельзя показывать страх, а, черт, поздно, уже затрясся и... Надо что-то ответить... Что? Думай. Думай. Все пропало, бриллианты достали! Нет. Думай. А главное улыбайся. Нет, не так широко, это же скорее гримаса!
- Дорогая Анна...
"Ты пьяна? Или блаженна?" - Нет. Черт. Пауза. Стоим как истуканы. А время тикает.
- Пшеничный человек - это кое-что очень... Сложное. Важно то, что если мы сейчас же не окажемся на корабле, нас уберут. Запрут в комнате с мягкими стенами или просто пристрелят. У них свои люди в правительстве, в полиции. Я все объясню как только мы выйдем в море. А сейчас...
"Закрыла свой чертов рот и пошла куда велят, потому что мне не хватает рук не в крови и мордашки, не разыскиваемой как опасный псих!" - Ах, мысли, мысли...
- Я прошу тебя довериться мне, Вест. Иначе неясно, что убьет нас раньше - Морлен-ярд или один весьма опасный демон.
Нагибаемся к самому уху, тихо шепчем.
- Так что пока что я твой туповатый дядюшка, а ты - великий комбинатор, задача которого...
"Делать что велено, чтоб демоны твою маму в астрале..."
- Спасти нас обоих. Понимаешь?

Вот так живёшь себе спокойно, размеренно: ходишь за продуктами, чередуешь на завтрак овсяную кашу и мюсли, слушаешь классическую музыку во время традиционного five o’clock, а по вечерам вышиваешь бисером, согревая у камина мёрзнущие ноги и вдруг… узнаёшь, что за тобой одновременно охотится демон и полиция. Возможно, даже Интерпол. А ты даже без понятия, что такого натворила чтобы столь разные личности пришли по твою душу. И если с демоном ещё как-то можно договориться, то вот с Морлен-ярдом — сомнительно. Люди подобные им компромиссов не любят.

Анна наспех перебрала в голове все варианты своих последних публичных действий, которые могли бы счесть возмутительными, оскорбляющими моральные устои общественности, а то и вовсе преступными, но ничего такого не припомнила. В отсутствие научного руководителя ритуалов она не проводила: такие серьёзные действия всегда совершались под наблюдением профессора — незачем лишний раз пускать рябь по глади смежных измерений и нарушать покой их обитателей. Да и громких заявлений, которые могли бы взволновать научное сообщество, девушка тоже не делала. В последний год Анна вообще не посещала каких-либо конференций. Что точно было понятно и не вызывало сомнений — пшеничный человек явно имеет отношение ко всей этой проблемной истории. От внимательных серых глаз леди Линкольн не укрылись изменения в мимике профессора, когда она коснулась этой темы. Да и с чего бы ему говорить, понижая голос, или вовсе переходить на шёпот.

Анна ещё раз пристально посмотрела на Артура и поправила шляпку. Мама всегда говорила: «В моменты замешательства или растерянности, когда леди нужна пара секунд, чтобы собраться с мыслями, она просто поправляет шляпку, «случайно» роняет носовой платок или перехватывает зонт поудобней». И Анна спокойно ответила, не сводя с собеседника пристального взгляда:

— Хорошо.

К этому моменту она уже относительно успокоилась. А на заднем сиденье такси, в глубоком молчанье и созерцанье проносящихся мимо городских окрестностей и деловито снующих жителей, и вовсе думалось лучше. На первый взгляд ситуация казалась трудноразрешимой, но в конце концов девушка пришла к выводу, что и её можно разрешить, если «разрезать» большую проблему на маленькие кусочки. Иными словами, разбираться в путанице пошагово и по мере поступления информации. Для начала — попасть на корабль, узнав у профессора детали, особенно те, что касаются таинственной «пшеничной» личности. Благополучно добраться до другой страны. А потом, когда профессор будет в безопасности, а все недоразумения улажены, вернуться домой со спокойной совестью.

И Анна начала их спасать. Взяла такси до причала, постаралась собрать мысли в кучу- правда, для этого ей пришлось бы ронять шляпку раз этак двести - и даже постаралась как-нибудь примерить на себя не примеряемую роль великого комбинатора тире племянницы туповатого дядюшки. Это все же было сложнее, чем вспомнить все свои грехи, уж точно.
Машина приближалась к причалу, где стоял корабль - Лидс испытывал в его отношении смешанные чувства. Нет, не было там патриотических мук - покинуть страну он сейчас хотел как можно быстрее и безболезненнее. Но боже, какой же этот корабль здоровый! Это был небольшой, но все-таки лайнер - Змей Ричпорта, ленийский, конечно же. Слиться с ними будет сложнее, но разве это не означает, что и олдмандской службе безопасности там будет сложнее развернуться? К тому же, маленькие корабли легче осмотреть, что в последнее время и делается... на большом проще затеряться, да!
Правда, все эти аргументы придумал не он, а человек, что помог ему достать билет. Будем ему доверять...
Крестик, висевший на зеркале заднего вида, подозрительно закачался- совершенно в другую сторону, совсем неестественно. Стало ясно, почему- на переднем сидении появился мужчина, которого видел только Артур. На этот раз он был в котелке, с моноклем и усами. Выглядело бы нелепо, не будь так страшно. На белой рубашке четко обозначались следы трех пуль.
-Она думает, что виновата. Так забавно. Сидеть рядом с психом и думать, что полиция его величества идет за тобой, ха-ха. А ты, Лидс? Вспомнишь ли ты свои грешки или дальше будет брызгать грязью вокруг?
По приезду таксист вытребовал с Артура 6 фунтов и пожаловался на смутные времена. Хастур в ответ харкнул ему в лицо чем-то черным, но мужчина даже в лице не переменился.
Анне корабль показался большим и достаточно милым. Чистенький, не то что другие. Правда, настораживало наличие охраны в трапа, которая сейчас с пристрастием осматривала вещи какого-то джентльмена. Артур же думал о тех нескольких годах, которые ему могут дать за наличие сосуда с импом.
Хастур тихо посмеивался за его спиной.