Не думай об игре | ходы игроков | Я вижу сквозь туман

Удивительная восстребованность за рубежом для молодого художника! И за что? Галерея на devianart никогда не пользовалась успехом, работы в сфере digital оказались бесперспективными, в отсутствие связей приходилось рисовать похабные плакаты для торговых палаток, чтоб прокормиться, но живое впечатление, которое производили полотна, выполненные реалистической техникой, не оставляли ни одно сердце нетронутым. Выставлялись разнообразные от мрачных до солнечных картины в здании университета. С их продажи кое-как оплачивалась аренда голых стен, которые Андрей называл «студией». Приносящие тревогу и привкус пепла, радуя сочностью красок, а порой игрой светотени или техникой теней старой Рембрантовской школы с выплывающими из сумрака фактурными лицами, они находили своего покупателя.

Парижскую галерею современного искусства, которую обыкновенно не занимали темы классического написания маслом в противовес абстракциям и сюрреализму, особенно заинтересовала одна работа Орлова. Их агент в России м'сье Жан Бернье срочно оформил визу, заграничный паспорт и проходные документы Андрею и его девушке Гюнель, которых с их плачевным финансовым положением едва бы впустили на территорию стран Шенгена.

Удача благоволила с голливудской улыбкой, но чем быстрее картина пересекала границы стран, тем сильнее взвинчивались нервы парня. Тем опаснее проглядывал треугольник со лба маленького невзрачного мальчишки, чья модель проживала в детдоме по соседству, которого день за днем рисовал художник. Страшная, мистическая картина полнилась деталями, которых не рисовали, ее персонажи следили с полотен, но рука художника не бралась за кисть и не вносила правок. Тревожное событие чего-то опасного и грядущего нависало копьем над головой Орлова. Его девушка замечала нервозность в молодом человеке, но старалась отвлекать его хорошим настроением, ласками и глупыми умильными фразочками. Пусть приглашающая сторона разместила гостей в роскошном, потрясающем массивностью пятизвездочном отеле Hotel Du Louvre*, чьи номера обставлены со вкусом и парижской скупостью, Андрей не успокоился, пока картина не покинула номер. Что же страшного пугало его в этом диком изображение? Лицо ли обиженной девочки, оплывающее точно огарок свечи? непонятный свиток, который он вложил в руки малютки? бесстрастный взгляд мальчишки, проникающий в глубину души? перевернутый треугольник на его челе? руки или даже лапы, царапающие с мольбой и яростью прозрачное стекло? полнолуние, что ярким светом озаряет и без того хорошо освещенную детскую или краснокожую когтистую лапу, чьи округлые суставы фаланг и игловидные ногти не соотносятся с представлением о людских созданиях? Нет, за окном вырисовывалось призрачное лицо, размывающиеся черты которого не позволяли угадать персону, но старый пышный костюм придворного наводил на отгадку. И этот призрак пустым темным взглядом глазниц повергал художника в ужас, с каждым разом все ближе подбираясь к стеклу. Что-то неимоверно, до боли, знакомое и первобытно жестокое чувствовалось в этой незаметной для других фигуре.

Орлова вывела из оцепенения Гюнель. В преддверии выставки для молодого таланта устроили прием в Hotel de Ville с множеством скульптур уважаемых господ на фасаде. Построенный в 1357 году он являл собой прекрасный образец архитектуры эпохи Возрождения.

По торжественному поводу темноволосая девушка, с опрятным соколиным носиком, одела свое лучшее платье, которое парижская богема несомненно засмеет тонкими остротами. Скромное, из дешевой ткани, с везде рассыпающимися блестками по черному полотну ночи - оно шло избраннице сердца, подчеркивало аппетитные стройные формы и перехватывало дух после резкой смены с маек и джинс.

- Что думаешь? - она покрутилась, и заметно было, что девушка лишь слегка подвела карандашом глаза, отказавшись от излишка косметики. - Не нервничаешь? Поль говорил, - упомянула она шофера лимузина, который должен был довезти их до приема сквозь неожиданно нахлынувшую на столицу Франции непогоду, - что сегодня вечером будут сливки парижской богемы. Это главное мероприятие второго полугодия. Лучше чем Рождество, - она по-детски наивно улыбнулась, приблизившись чтоб помочь любимому повязать фиолетовый с черными косыми полосами галстук, который держала в руке.

Устраивал мероприятием некий м’сье Франсуа ле Гро вместе с богатым меценатом Валентином Долоховым из России, ныне предпочитающий проживать в Лондоне, художественным руководителем мадам Одет Клобер и главой кафедры Истории Изобразительных Искусств Сорбонны м’сье Фредериком Моле.

Считал ли свое умение Орлов даром или проклятьем? Он и сам не знал. С одной стороны, перспективы в жизни стали казаться ему гораздо лучше с тех пор, как он всерьез взялся за кисти и краски. С другой... Все, что происходит с Андреем, когда тот стоит у мольберта вызывает у художника некий холод в душе, как будто частички его внутреннего тепла уходя безвозвратно через кисть - и на нарисованные ланшафты. Каждый раз после того, как закончена очередная работа, Орлову хочется залезть под одеяло с чашкой горячего шоколада и проторчать в постели минимум пару часов, прижимаясь боком к теплой любимой девушке. Хорошо, что Гюнель понимала его и, замечая такое настроение парня, с готовностью присоединялась к нему в кровати. Так что если бы Андрея попросили охарактеризовать своё умение прямо сейчас, он бы сказал так: "Теряю жизнь ради жизни".

Тем неожиданней для Орлова оказался интерес, проявленный к его работам зарубежной галереей. Да еще и приглашение посетить Париж... Казалось, что мечты начинают сбываться, и возможно что Андрей сможет стать тем редким исключением, когда признание приходит не после смерти, а до нее. Хотя... Почему-то Орлов был уверен, что его смерть долго себя ждать не заставит. Может, виной тому были странные сны, может - то, что он сам видел в своих картинах в очертаниях теней, выползающих из-за улов рам. Как бы то ни было, Париж - это было то предложение, "от которого невозможно отказаться".

От дум о последней из нарисованных им картине Андрея вывела заботливая девушка, закончившая свой туалет и подошедшая помочь парню со столь редко надеваемым им галстуком. Орлов поймал Гюнель в объятия, притянув к себе за талию:

- Думаю, что ты - великолепна в любой одежде, и это шикарное платье все равно не сможет сделать тебя еще красивей, чем ты есть. Хотя - ты ведь знаешь, что я бы лучше пошел туда в джинсах и футболке, чем вот так разряженный, как последний петух. И да - я нервничаю. О чем мне говорить с французским бомондом? И как? Они ко мне что - переводчика приставят? - Андрей покрепче прижал к себе девушку и слился с ней в долгом поцелуе. - Может, просто убежим от них гулять по городу, а? Мы ведь люди искусства - нам можно чудить и делать всякие другие глупости. Что думаешь?

Веселая улыбка украсило лицо девушки, когда она слушала забавные возмущения Андрея. Наружу вырвался легкий смешок.
- Все возможно, - задорно отозвалась она, охотно принимая ласки любимого. - Ты так долго ждал славы и признания, - ответила девушка, чуть отстранившись. Она принялась повязывать галстук Орлову и капризно надула губки, но было заметно, что глаза ее сияют. - Вдруг они обидятся и не поддержат на конкурсе? - вкрадчиво спросила она. Пальцы девушки мелькали, затягивая узел. Она оторвалась от хитросплетений и бросила быстрый взгляд на художника. Русский... он знал, как куется слава. Далеко не всегда это связанно с талантом, чаще с людьми, с которыми ты знаком и состоишь в добрых отношениях. - А погулять мы сможем завтра или... сбежим через пару часиков, - лукаво добавила она.

Гюнель... Кто она - настоящая девушка, или такой же вымысел, как и картины Андрея. Существует ли она, или тоже формируется только тогда, когда Орлов прикасается к ней? А если - настоящая, то что эта чудесная восточная девушка нашла в нем - небритом неудачнике в вечно испачканной краской одежде? Орлов лишь покрепче сжал ладони, давая любимой завершить приводить в порядок его внешний вид. Да, он все понимал - от таких предложений не отказываются, и поэтому просто ворчал, как старый пердун. Идти все равно надо будет, и улыбаться, и вести светские беседы. Уж про что, а про дискриминацию силы, денег и власти Андрей знавал немало. Когда в художественное училище поступали какие-то сынки богатых типов, и которых никто не видел в зале, но они упорно продолжали переходить из курса в курс. Когда после вполне честной дворовой драки одни (сынок адвоката), которому разбили нос, умудрился засудить парня, получившего нож под ребра, на пару лет зоны. А еще Орлов знал, что это - когда нечего есть, и холодильник покрывается паутиной из-за ненадобности. А на этом приеме будут такие ребята, для которых деньги - это даже не понятие. Это просто что-то, что всегда есть. Они не знают, сколько они получают, и сколько денег у них сейчас. Они просто знают, что стоит им захотеть что-нибудь - и какой-нибудь из личных секретарей мгновенно доставит эту вещь к лицу своего господина. Любую - от круассана и до самолета. И порой - и до человека.

- Я схвачу тебя в охапку и вытащу оттуда, как только сам смогу вырваться, - прошептал на ушко девушке Андрей, и легонько укусил за мочку. - Пошли?

Орлов взял Гюнель за руку и повел к двери, на ходу прихватив большой зонт с логотипом гостиницы.

Девушка звонко рассмеялась, шутливо отбиваясь от парня. Его дыхание щекотало ухо. Приласкавшись щекой, она кивнула, и они вдвоем спустились к черному лимузину. Вытянутая такса среди машин встретила их у парадной, вызвав волны зависти у посетителей, которые решили остаться пятничным поздним вечером при гостинице. Многие сидели в просторном фойе отеля, попивая кофе и обсуждая увиденные за день достопримечательности, прошедшую деловую встречу или уставившись взглядом наркома в планшет, отнимающий у смертных жизнь с бесчувственностью Бездны - черного квадрата в пустоту и весь мир.

- М'сье, мадмуазель... - приветливо встретил пару шофер, аккуратно одетый в черный пиджак, классические ботинки и знаменитую по фильмам приплюснутую шапочку. Поль держал зонт и распахнул дверцу лимузина, пропуская даму и ее кавалера внутрь. Андрея и его сияющую от восторга спутницу встретила элегантная национальная музыка, игравшая негромким фоном, кожаные сидения в основном были пусты, вызывая непонимание, зачем двум людям столько места! В подставке, стоя в ведерке со льдом, охлаждалась бутылка шампанского.

Когда гости расселись, машина стронулась.
- Это похож на сон, милый. Так чудесно! Спасибо, что ты взял меня с собой! – благодарно зашептала Гюнель, приобняв парня.

Через несколько минут Поль опустил затемненное окошко водительского сидения. Выговаривая четко и простым слогом, он поинтересовался на французском, - Как прошел день? Не скучали? - он улыбнулся в зеркало заднего вида, не оборачиваясь. Лимузин провозил молодых по освещенной огнями улице. Взгляд цеплялся за иллюминированные красивейшие готические здания, выжидательно мерцающие витрины бутиков, увешанные сияющими гирляндами деревья.

Как быстро привыкаешь к хорошему! Еще пару день назад ты ходил в одних трусах и грязной майке по почти голой квартире, чесал ногтями немытое тело и расчесывал волосы пятерней, а уже сейчас. Костюм сидел, как литой, и казалось, что бликов ткани достаточно для создания светового шоу небольшого концерта. Новенькие лакированные туфли поскрипывали по чистому мытому полу на каждый шаг, совершаемый Орловым. Осанка выпрямилась, грудь выпятилась колесом, свежевыбритый подбородок волево уставился вперед. Даже какая-то аристократичность появилась во взгляде, а уж когда им открыли дверь длиннющего лимузина, проявилось это спонтанное желание смотреть на всех вокруг, как на говно. Что Андрей и сделал. Властным, медленным жестом переложив сложенный в трость зонтик из одной руки в другую, Орлов помог своей даме сесть в машину, затем окинул следящий за ними холл гостиницы надменным взглядом из-под прищуренных ресниц, и сел сам. Вот она - жизнь, которой он достоин! Небольшая поправка - был бы достоин, если бы рисовал свои картины сам.

Гюнель стойко пыталась не засмеяться на людях, видя поведение своего парня на людях, и лишь внутри машины звонко рассмеялась и стукнула Андрея кулаком в живот.

- Я и не знала, что ты у нас такая деловая колбаса!
- Ведь вы этого достойны!? - вспомнил Орлов строчку из надоедливой рекламы.

В общем, Андрей сидела на кожаных креслах гигантской машины, везущей его по улицам старика-Парижа, и его обнимала любимая девушка - он позволил себе откинуться на спинку и закрыть глаза, наслаждаясь спокойствием момента.

Открылось окно и шофер задал свой вопрос. Андрей напряг память, вспоминая его имя, и ответил:

- Поль, мы только прилетели - так что потратили день на подготовку к выставке, решение вопроса по размещению картин, и вот совсем недавно добрались до номера. Т.ч. насчет скучать - точно нет. А прошел день - в работе. Уж лучше я хорошо покажу себя на этой выставке, и потом отдохну после нее, чем сейчас заняться развлечениями и сделать что-то не так по части работы. А ты как?

- Это вы правильно поступили. Нормально, спасибо что спросили. Разве что тяжело будет ждать вас всю ночь, - ответил Поль, крутанув руль. Машина повернула, плавно въезжая в арку роскошного дворца*. Все пространство, включая овал потолка, было уставлено скульптурами важных персон в истории Франции и особенно Парижа. Здание располагалось на берегу Сены, а подсвеченные струи фонтанов сбоку продолжали вздыматься и опускаться под неслышимую музыку.

Лимузин вкатил во внутренний дворик и стражи в черной строгой униформе и прозрачных дождевиках закрыли за машиной кованные решетчатые врата. Машина проехала вокруг клумбы и выросшего каменным колокольчиком фонтана со скульптурной композицией господина в мантии при множестве медалей. На кованой нашивке, примостившейся у неизвестного владыки в области сердца, красовался треугольник с вписанным в него символом скипетра.

Зажигание в машине потухло. Поль вышел, автоматически раскрыв зонтик. Он подошел к двери и помог выбраться пассажирам, которых встречал средневековый ярко освещенный портал прохода. Красная ковровая дорожка уводила из узкого холла вверх по лестнице, откуда доносились звуки классической музыки. По бокам на стенах висели написанные картины маслом разных эпох и направлений.

У двери парочку встречал древний дворецкий, словно явившийся из глубины веков, в характерной ливрее монархической Франции. Седой мужчина в летах держался прямо и с достоинством, оставаясь за подставкой для книги, где, вероятно, проверяет приглашения и имена явившихся на прием гостей.

Чувство тревоги при взгляде в глаза повидавшего лета старика вновь начало одолевать Андрея. От мысли, что картина окажется рядом, бросало в холодный пот. Орлов точно знал, что оно находится где-то в здании. Парнем настойчиво завладевало чувство вернуться к своему детищу. Резкие трепещущие цвета лазури и лаванды вспыхнули над головой встречающего дворецкого и исчезли.

Гюнель выбралась следом за Андреем и выдохнула, восхищаясь величием архитектурной задумки.
- И мы будем здесь, Андрюша! – зашептала она взволнованно, сжав его руку. – Сиять, как звездочки!

- Кто на что учился, кто на что учился... - тихо проговорил Андрей, а затем, взглянув на прижимающуюся к нему девушку, добавил более громко: - Возможно, всю ночь ждать и не понадобиться.

Приехали. Как-то неуютно себя чувствовал Орлов в таких хоромах. Не тот стиль, что он любил. Слишком громоздко и тяжело. Сходу мысли о кандалах и пытках. Нет простора и чистого неба над головой. Нет полета и солнца. Сделать себе заметку на память: "Если будут деньги, не жить во дворцах".

Картины. Когда ты делаешь то же дело, что и другие, у тебя появляется иной взгляд на произведения - ты перестаешь видеть картину целиком, раскладывая её на части - технику, мазки, краски, приемы... И начинаешь находить изъяны даже в том, что другие считают идеальным. Что можно было сказать об этом коридоре? Да, владелец замка был богат и обладал неплохим вкусом. Ну, либо его личные секретари обладали, что более вероятно. А вот хотел бы Орлов видеть свои картины именно здесь? Парень сомневался. Андрей сжал в ответ руку Гюнель:

- Это не звезды. И не сияют они, а лишь тускло светят. Не хочу попадать в эту галерею выброшенных на ветер денег и ненужного маркетинга. Но, кажется, придется.

Орлов с девушкой подошел к дворецкому, представился сам, представил даму и стал ожидать, что же будет дальше на этом приеме у старых пердунов.

- Андрей, почему ты так говоришь? - встревоженно спросила Гюнель, перейдя на шепот. - Разве ты не должен радоваться? - с детской наивностью договорила она, не понимая мрачного настроения Орлова и его беспредельного недовольства.

Швейцар проверил имена в книге и, натянув очки на веревочке с посеребрёнными бусинами, предложил следовать за собой. Когда консервативно одетый в ливрею мужчина закрывал двустворчатые массивные двери, казавшиеся с виду слишком тяжелыми, чтоб сдвинуть их без труда, сверкнула молния. Где-то вдали отозвался протяжный горестный вой. От него мурашки побежали по коже. Замерев на секунду, дворецкий оглядел тени внутреннего двора и затворил врата, с особенным чувством исполненного долга запер проход на засов.

- Проследуйте за мной, - отозвался он, выговаривая слова с архаичным произношением.

Владельцем замка оказалось правительство, потому то его занимала мэрия Парижа. Это было заметно в обстановке, табличках на дверях кабинетов, но главный зал, освобожденный в преддверии выходных и выставки, явно указывала на место для танцев, где ныне разместился прием со шведским столом.

- М'сье Орлов и его дама! - громко представил дворецкий, вытянувшись и как бы весь подобравшись. Он отошел в сторону, открывая вид на гостей из России. До этого беседующие и праздно прогуливающиеся среди картин завсегдатаи богемных вечеринок смолкли, обратив взгляды на художника. Гюнель крепче сжала руку парня и вздрогнула всем телом под ударами оценивающих взглядов. Образовавшуюся тишину нарушил одинокий хлопок. Андрею аплодировала высокая хрупкая блондинка с кокетливой мушкой над губой. Красивые черты лица оставались холодными и бледными. Идеальную фигуру подчеркивало строгого кроя платье черного с белыми вставками геометрических фигур. Публика, заслышав уверенные хлопки, подхватила настроение. Вскоре весь зал шумно приветствовал гениального дебютанта. В белокурой женщине, которой не успело исполниться тридцати лет, Андрей признал мадам Одет Клобер. Накрашенные красной помадой губы улыбнулись, а взгляд сверкнул по девушке художника с некоторой хищной агрессивностью. Ухоженная француженка с аккуратно уложенными волосами стояла на фоне злополучной картины, бросившейся в глаза Орлова точно под драматичные звуки фанфар. За пределами уютного теплого зала продолжала бушевать непогода. Она точно темная туча над проклятым неудачей человеком отражала истинное шаткое положение дел.

К паре подошел услужливый официант, предлагая не бокал шампанского, но темно-красного вина. В этот момент, Одет, изящным движением руки, подозвала Орлова присоединиться к ее компании.

- Я радуюсь деньгам, любимая. А не тому, куда они меня приводят против моей воли. Вот заработаем достаточно - и будем жить там, где захотим, и ходить туда, куда захотим. И неужели тебе здесь нравится?

Погода продолжала неистовствовать, поливая город всех влюбленных прохладным дождем, и озаряя готичное здание вспышками молний. Самое то погодка для превращения светского раута в слет вампиров - и, как будто специально, где-то вдалеке одиноко завыла собака, забытая хозяевами под потоками проливного дождя.

Парень вошел в помещение зала, мгновенно наполнившееся тишиной. Его картина стояла прямо в зале, поставленная на небольшой постамент, задрапированный белой тканью, ярко выделяющей темные, мрачные цвета нижней части картины. При взгляде на нее Андреем завладело безграничное желание схватить кисти и масло и приняться рисовать - снова и снова, доводя до совершенства свое полотно. Нет, оно явно еще не было готово! От наваждения Орлова оторвал грохот поднявшихся рукоплесканий, да так, что парень не сразу понял, чем они вызваны. А когда дошло... Этого Андрей явно не ожидал - аплодисменты от французской богемы в замке парижской мэрии. Это выглядело так... сюрреалистично! Как сон, от которого не можешь проснуться, и эта самая невозможность приводит тебя в ужас, даже если сам сон вполне себе мирный.

Андрей взял бокал себе и Гюнель, затем, предоставив ей свой локоть, пошел сам и повел девушку к мадмазель Клобер, поманившей их.

- Мне здесь нравится, - уверенно заявила девушка без тени смущения. - А куда хочешь ты?

Теперь Андрей знал, какое лицо нарисовать призраку, какими локонами обрамить овал, какое выражение придать губам, всегда насмешливым и полным жизни, но от картины его отвлекла резкая головная боль, раскаленным углем выжигающая разум где-то между глаз. Из-за нее художник едва не пролил вино на платье Гюнель, почувствовав металлический вкус крови во рту. Над головой Одет вспыхнул золотисто-сине-фиолетовый нимб, но такой бледный, что Андрею как всегда померещилось, и мгновенно исчез. От картины же исходило ритмичное пульсирование, вторя волнам боли во лбу Орлова.

- Добро пожаловать в Париж, - приветствовала Клобер, щелкнув пальцами серенькой компаньонке в повелительном жесте перевести на русский слова француженки. – Надеюсь, вам понравилось в столице, - без тени вопроса заметила женщина, довольно отпив вина. – Мы пригласили вас, чтоб вы рассказали нам о своей картине, Ан’дрей.
Как Одет заговорила к группе у картины присоединились двое мужчин, оба одетые в дорогие пиджаки.
- Это Франсуа де Гро, - представила блондинка мужчину средних лет с историческим профилем человека, каких нынче редко встретить на улице. Старомодная прическа и пышные баки подходили манере этого мужчины повязывать шейный платок. Франсуа тоже оказался бледным, а краски над его головой невзрачными и потухшими, как у Одет.
- Валентин Долохов, - назвала она широкоплечего русского великана, одетого изысканно и со вкусом. Русский не расставался с тростью с головой пуделя.
- Рад видеть своих в Париже! – бодро отозвался он, протянув теплую розовую руку для пожатия Орлову. Валентин широко и радушно улыбался, а в его бледных красноватых оттенках угадывались темные гнилые пятна, какие бывают на Солнце. – Каждый наш здесь – это победа! – он рассмеялся, подмигнув девушке переводчице не переводить данную часть речи.
Следуя этику, Одет представила Гюнель, от которого не отрывал жадного взгляда Франсуа.
- Должен был пожаловать Фредерик Моле, но он… - заговорила женщина, недовольно поджав губы, когда ее перебил Долохов.
- Очень занят и просил передать, что не сможет присутствовать. Его нижайшие извинения столь уважаемой публике, - Валентин стукнул тростью об пол, довольно сверкая живыми темными глазами.
- Мы хотели посмотреть на нашу восходящую звезду и узнать, что вдохновило вас? О чем вы думали, когда рисовали? Какую мысль желали высказать? – воодушевленно, упиваясь собственным голосом, заговорила Клобер, стараясь, чтоб ее слышали во всех частях огромного зала.

- Куда я хочу? Наверное, на север, - спокойно, и даже буднично ответил Андрей. – Норвегия, может быть. Зеленые холмы, сбегающие к черным скалам, что впиваются острыми когтями в холодно синее море. Небольшой дом из стекла и бетона, и обязательно с большими окнами вкруг, чтоб можно было ходить по дому и смотреть во все стороны света. А солнце, с самого утра и до заката, всегда бы заливало своим светом пол, бросая тысячи солнечных зайчиков в глаза наших детей. Да, однозначно север. И выкинуть из конструкции вся массивные камни! Чтоб осталась лишь свобода и пустота. И мы.
Так и раньше бывало, что на художника накатывала головная боль во время творения. Порой, он сам не понимал, как оказался в том или ином месте, так неожиданно и резко спадала боль, отпуская виски из раскаленных тисков. Врачи лишь разводили руками – мигрень. Стрессы и плохая экология. Но так было не всегда – довольно часто получалось просто рисовать, оставаясь в полном сознании и не испытывая ненужного дискомфорта. Теперь же… Даже вид его незаконченной работы вызывал желание рисовать, и именно оно давило в мозгу, пульсируя в лобных долях. Болело так, что кровь бога казалась свой собственной, неприятно перекатываясь во рту, щипая десны. Поморщившись, Орлов оставил бокал на одном из столиков – сейчас ему совсем не хотелось алкоголя.

По дороге к мадмуазель Клобер, поманившей их, Андрею снова померещилась визуальная картинка, вспыхнувшая над головой женщины, как и в самом начале приема – у входа, над дворецким. Раньше Орлов за собой глюков не замечал, что заставило парня волноваться еще сильнее. Внутри боролось два противоположных чувства – желание убежать отсюда как можно быстрее, и желание найти кисти, масло и сесть рисовать прямо тут, посреди зала. И Андрею очень хотелось, чтоб в конце концов победило все-таки первое.

- Добрый вечер, мадмуазель Клобер. – Андрей легонько наклонил голову, - Приятно познакомиться, месье де Гро. И вам тоже приятного вечера. – с улыбкой закончил здороваться Орлов, пожав руку своему соотечественнику.

- В этой картине… - художник еще раз бросил взгляд на свое творение и, потерев болящий лоб, продолжил, – как и любых других моих работах, я стараюсь показать человечеству существование незнакомого для них мира. Открыть им глаза на то, что люди считают несуществующим, вымышленным, не принимаемым ни современной наукой, ни религией. Я говорю об этом через свои полотна со всей возможной верой, что у меня есть. Верой, знанием, может быть – сумасшествием, это уж как вы это назовете. И эта работа, - Орлов отпустил руку Гюнель и подошел ближе к картине, расставив руки в стороны, - лишь отображение детской пугалки от родителей: «Не говори с незнакомцами». Они не подозревают даже, насколько правы в этой старой истине.

- Но там же так холодно, милый! - воскликнула Гюнель, нежно улыбаясь. - Наши дети замерзнут, хотя твоя фантазия мне очень нравится, - она в порыве обняла Андрея, взглянув на него сияющими глазами. - Может, лучше поедем в Тбилиси? Там тепло, красиво и хорошо. Люди добрые и отзывчивые. У тебя появится много замечательных друзей. А какие фантастичные виды и никаких тяжелых зданий! Хах. Только я бы не отказалась от этого дворца, подари его ты.

Троица уважаемых господ улыбнулись, умиляясь театрализму Орлова.
- Он талантлив, - заметил де Гро, отчего-то позволив страху скользнуть по лицу.
- Очень. Единороги щедрой россыпью! - отозвалась Клобер, мрачнея. - И где? Здесь, в Париже! Какое внезапное напастье. Публика его полюбит...
- И что, вы теперь возьмете его себе, Одет? - спросил Франсуа у белокурой красавицы.
- Его талант поражает, для молодого человека, - поправила она, дав оценку художнику, - но не потеряем ли мы?..
- Как думаете, Андрей, насколько близок "несуществующий мир детских ужасов"? - усмехнувшись, спросил Долохов, уверенный и непоколебимый медведь, как зачастую представляют русских зарубежом в глупых фильмах.

- Не, там слишком жарко. Мне жарких стран в жизни хватает в лице тебя. - Андрей слабо улыбнулся идущей рядом девушке. - А от дворца и я не откажусь. Буду его сдавать - и я даже знаю, кому. Парижской мэрии.

Орлову показалось, что ему что-то не то перевели. Или он не так понимает французский. Какие еще единороги? О чем они вообще говорят? Так что, услышав вопрос, обращенный непосредственно к нему, Андрей как-то неуверенно обратно взял под руку Гюнель и ответил:

- Боюсь, что он ближе, чем считают многие. И моё творчество - лишнее тому подтверждение. А почему вы спросили?

- Ты меня совсем не любишь, Андрюша! - наигранно обиженно прошептала девушка взволнованным голосом. - Заморозить хочешь! Кто меня греть будет, если ты всегда за мольбертом? - спросила она.

***
- Действительно... - пробормотал Валентин. - Совсем близко? Хм. Занятный вы человек, а я знавал многих художников. Может, пройдемся? Мистер де Гро любезно предоставил мне кабинет в этом прекрасном здании. Обсудим ваше будущее, - при этих словах Долохова, Гюнель крепче сжала руку парня.

- На тебя я всегда буду отвлекаться, куда я денусь. - ответил Андрей и прикоснулся губами ко лбу девушки.

***

- Тут я позволю с вами не согласиться, господин Долохов. - возразил Орлов. - Все люди в чем-то необычны. Так что про любого можно сказать, что он - занятный. Стоит лишь оглянуться вокруг. Ну, а пройтись - это всегда пожалуйста. Ведите.

Наклонился к девушке и прошептал на ушко:
- Я скоро вернусь за тобой. Не скучай, любимая.

- Не все, Андрюша, - Долохов позволил себе отеческие нотки. - Далеко не все. Это, - он кинул по сторонам взгляды, - просто стадо, но вы... вы жемчужина, - доверительно заметил русский. Ну, идем. Не волнуйтесь, ваша дама останется в хороших руках, - он насмешливо откланялся перед компанией, обещав вернуться, после чего мужчины удалились. Гюнель проводила тревожным взглядом парня и осталась неловко и стеснительно беседовать с французским бомондом.

Валентин и Орлов прошли зал, провожаемые взглядами собравшихся персон. Русский уверенно вывел парня в коридор, полный уставленных доспехами или статуями ниш, стены которого украшали гобелены и старинные картины, краска на которых потрескалась от времени. Данная часть дворца не напоминала рабочие кабинеты мэрии, а пыльный ковер на полу подтверждал догадку, что одно из крыльев редко используется.
Долохов добыл из кармана брюк тонкий телефон и посветил экраном в поисках скважины замка у деревянной двери с резной ручкой. После чего отворил кабинет вполне современным ключом.
- Совсем забываю, что здесь не установили сенсорные лампы. Привычка не включать свет, - прокомментировал Долохов, приглашая Андрея войти внутрь.

Кабинет - аккуратная небольшая комната, стены которой отделаны деревянными панелями с узорчатой резьбой, на полу паркет, письменный стол покрыт зеленым сукном, пара книжных полок по финансам и эзотерике по бокам, кожаное кресло с высокой спинкой. У стены, рядом с входом, пара стульев с резными деревянными спинками для посетителей и мягкими сидениями, покрытыми гобеленной тканью.

Долохов притворил за Орловом дверь и запер ее. Он уверенно прошел за стол, заняв кресло, и вальяжно откинулся на спинку.
- Общественность хорошо приняла вас, Орлов. Критики завтра-послезавтра запоют дифирамбы, прекрасные отзывы о вашем творчестве рассыплют на знаменитейших газетах Франции… Поэтому я бы хотел предложить вам контракт. На ближайшие двадцать лет, - он покрутил двумя пальцами золотую пятиконечную звездочку в круге, что свисала с цепочки на светлую рубашку. – Будете рисовать для нашей галереи.

Орлов лишь бросил прищуренный взгляд на Долохова после того, как тот назвал его "Андрюшей". Художнику сильно хотелось надеяться, что этого человека он не будет слышать слишком уж часто. И даже попытка грубой лести не сделала отношение Андрея к своему соотечественнику лучше. Ему вообще не шибко нравился этот картинный "медведь из Матушки-России", Андрей не стал бы его рисовать.

Коридор навевал на Орлова еще большее уныние и тоску, лишая веры во все человечество в целом - заем строить замки, если не собираешься в них жить? Да, Андрей понимал, что он идеалист, но в такие моменты желание сделать все идеально в этом мире еще сильнее брало парня за жабры. Зачем тратить миллионы на вооружение, если можно жить в мире одной большой семьей? Зачем работать куче людей на политиканов, когда можно объединиться в единой цельное государство? А так - остается лишь ненужная пыль на забытых богом поворотах внутри старых галерей с картинами, которые никогда больше не увидят солнечный свет.

Войдя в кабинет, Орлов дождался, пока Валентин усядется за рабочий стол, а потом сел напротив того на гостевые стулья.

- А что вы называете вашей галереей? - поинтересовался Орлов, делая акцент на слове "вашей". - И двадцать лет - это гигантский срок для контракта, не находите? Какие условия и требования?

- Моей галереей? Хе-хе... Этот город, - богач прокашлялся. - Нет, двадцать лет пролетят так быстро, что вы не заметите. Мир успеет измениться, а вы все равно этого не заметите. Самое главное условие, что вы никогда не покинете Париж. Вам нельзя будет выехать даже в пригород. И не пытайтесь.

- Не понял вас, - смутился Андрей. - Весь город - ваша галерея? И... с чем связано такое ограничение? На перемещение? Я ведь могу рисовать в любой точке земного шара, а картины передавать вам. И еще пара вопросов, - Орлов удобнее устроился в кресле, закинув ногу на ногу и откинувшись назад: - сколько (если я соглашусь) вы будете мне платить? Сколько картин я должен буду вам нарисовать за этот срок? Буду ли я иметь право рисовать для других людей?

- Город - это территория и дома. Дома, в которых можно создавать все, что угодно. - Долохов прокашлялся в кулак. - Вы всегда должны быть под рукой. Ваши картины никогда не покинут Париж. Разумеется, все, что вы напишите, будет принадлежать нам и останутся в собственности галереи. В данном случае не столь важно, сколько вы создадите, нежели какового будет качество и сюжет, - русский замолчал. Внутренний голос Андрея тихо нашёптывал, что он не сможет остановиться рисовать, даже если ему отрубят руки. - Получать вы будете двадцать тысяч американских долларов в год.

- Вы так и не ответили, - сказал Орлов, не меняя позы, - на вопрос о причине таких ограничений. "Всегда быть под рукой" - это не причина для современного мира. К тому же, художнику порой нужно вдохновение, новая струя - а вы предлагает мне просидеть 20 лет (а это, я думаю, почти вся моя оставшаяся жизнь) сиднем в одном городе. Ну, и последний момент - 20 кусков в год - это мало. И вы ведь это отлично понимаете. Даже без учета инфляции.

- Что ж... придется вам искать вдохновения, как это принято в современном мире, - Долохов улыбнулся, но без особой доброты. - И все-таки, вы должны оставаться здесь, под нашим бдительным присмотром, а поскольку вы персона несерьезная и ветреная, то ваш годовой оклад пока останется на таком уровне. Это вполне хорошие деньги. Больше вам, начинающему безызвестному художнику никто не заплатит, так что зря вы нос воротите.

- Если вычесть квартиру, Даже самую дешевую - то останется меньше тысячи на месяц. Боюсь, что на принятые в современном мире средства поиска вдохновения мне не хватит. К тому же... сколько это будет, если перевести на наши, на деревянные? - Андрей на секунду задумался, прикидывая в уме, - около 40 в месяц? За одну афишу я получаю около 10-15. Вы все еще уверены, что ваше предложение - достаточное? Готов поспорить, что если вон ту картину в зале разрезать на куски, равные по площади банкнотам, то цена выйдет больше, чем по доллару за каждый. А мне еще кормить девушку, а за 20 лет, я думаю, что и детей. Если уж вам так хочется, что я был рядом - думаю, денежный вопрос мы должны обсудить более остро. И да - о ваших словах - насколько бдительный присмотр вы собираетесь осуществлять за нами?

- Вам не нужна квартира. Мы дадим вам жилье на время контракта, так что вам вполне хватит на жизнь и развлечения. Но я чувствую дело несколько в другом, не так ли? Если вы считаете, что найдете предложение более щедрое, то я умываю руки. Понимаете ли, мы не собираемся рисковать в первые пять лет, если вы вдруг сорветесь с места и испаритесь в неизвестном направлении.

А в самом деле, почему бы и не рискнуть? Может, хватит жить на последние деньги? Франция, Париж, общество местного бомонда, возможность заниматься любимым делом, ни о чем другом не задумываясь... Разве это не похоже на мечту, хоть и является по сути золотой клеткой?

- Да нет, дело как раз в этом. Если вы знаете мое.. прошлое - а я уверен, что вы его знаете - то для вас будет понятен мой крайний интерес к денежному вопросу. А еще меня, если честно, пугает этот срок - 20 лет в одном городе... Это ведь почти столько же, сколько я уже прожил на белом свете. Почему так много? Я просто не понимаю. А испариться... под вашим .. хм.. присмотром у меня разве будет такая возможность?

- Возможность измеряется только желанием, а деньги - самое меньшее, что вас будет волновать. Двадцать лет - это такая малость. Вы не заметите как они пролетят, словно мгновение, - он оживил сенсор телефона и сдвинул пальцы в наборе, переключив на громкую связь. - Еще захотите остаться, - уверенно добавил медведь, глянув в глаза художнику.
- Одет, милая, зайди к нам в кабинет. М'сье Орлов согласен принять наше предложение. Ваше присутствие крайне необходимо. - Валентин поднялся со своего места, предложив контракт и ручку для подписи, а сам обошел стол и встал за спинкой стула Андрея.
- Волнуетесь, наверное? Шаг нелегкий, страшный, предчувствуя грандиозные изменения в жизни. Понимаю. Трудно решиться. Сам очень давно пережил тоже самое, а теперь вот Лондон, Бостон, Нью-Йорк, Париж, - он подмигнул парню из-за спины, положил широкую ладонь на спинку стула. – Не пожалеете.

- Вы только что решили за меня, - недовольно заметил Орлов, следя краем глаза за движением Валентина, и особенно ему не понравилось, что тот зашел за спинку стула. - И вы даже не подумали уменьшить срок контакта, несмотря на все мои разговоры. Вы как будто уже все решили, и если я сейчас не подпишу - просто воткнете мне эту самую ручку в глаз. Чем вы занимаетесь, господин Долохов? Откуда вы получаете деньги? Откуда такой интерес ко мне, если я не талантлив, или же откуда такая уверенность, что я не найду лучшего предложения, если - наоборот - в моем таланте уверены?

- Просто ваша женщина у меня. Теперь. Вот и все, - Валентин сдержанно хохотнул. - Иногда люди заставляют меня делать с ними и их близкими ужасные вещи, но это не ручка в глаз, хотя тоже неплохое решение, не находите?