[PF] Темнейший Час (Троемирье) | ходы игроков | Глава 1: Галеон "Светлое Обещание"

Когда солнце передвинулось еще примерно на стражу, Кармин резко выдернул из щели в досках и переломил тонкий вертикальный гномон, который еще так недавно скрупулезно пристраивал. Деревянный настил вокруг мага был теперь исчерчен процарапанными окружностями и отмеренными углами. Не мог же он так грубо ошибиться с определением широты? И не на Дехей же забросило останки Светлого Обещания?
А что если… Предположение было невероятно, точнее маловероятно, а значит, не невозможно... Что если это работа Калон Хеол?
Придется обратно одолжить «гироскоп» у юного плута еще раньше, чем планировал Фейсах-Квадир. Новая идея уняла раздражение и одновременно взбудоражила мага, вновь он забыл про жажду и голод, но все же заставил себя покончить с мелкими насущными делами. Сперва, воспользовавшись моментом уединения, с помощью магии тщательно вычистил свои многослойные парнисаанские одежды. Потом, сделав глоток воды из фляги, открыл книгу заклинаний и погрузился в мир магических формул.

... Шолта неопределенно махнула рукой:

- Да так, дневник одного очень плохого человека, из-за которого мы оказались здесь. Пыталась понять, каковы были его планы до того, как мы его схватили, и как его пленение могло повлиять на претворение этих планов в жизнь. Также перечитывала описание того, что у него было с собой на момент ареста. Ты, часом, не находил здесь или там, - девушка головой махнула в сторону верхних палуб, - ничего странного, необычного или удивительного?

– А-а. Того еретика! – Шаам авторитетно продемонстрировал, что совсем не маленький (да-да!) и отлично разбирается в дневниках, злодеях и шахматных партиях, которые живыми фигурами играются вторыми и записываются в первые. – О нём матросы судачили, госпожа. Весь порт, поди, слыхал.
Мальчик подошёл поближе и уселся на пол в нескольких шагах от Шолты.
– И ведь не зря слыхал, как выходит... я за вчерась больше дивного повидал, чем за всю жизнь, – воришка почесал в давно нестриженом затылке. – А уж когда корабль прям в небе повис, и все эти молнии вокруг! Кабы не хозяин, госпожа, так бы мне шею и свернуло – от окна отлипнуть не мог, того и гляди выпал бы.
Шаам философски шмыгнул носом и потёр ушибленное плечо, очень забавным образом пытаясь одновременно смотреть в пол и изо всех сил коситься в сторону собеседницы. Потом он подумал, что не след говорить ему про хозяина. Да и вообще, будто бы он сам о себе не позаботился бы.
– Словом, да, вчера видал, а сегодня не видал. Кроме этого... – Шаам неопределённо покрутил пальцем в воздухе, но вторая его рука ревниво приобняла мешок, – ... колдуна, значит, рыжего. Сидит в каюте, карты всякие смотрит... и эти... ну...
Мальчик поймал себя на мысли, что не знает, как называются секстант, подзорная труба или астролябия. Но фраза требовала завершения.
– ... другие штуки разные. Ищет, должно быть, где нас выкинуло.
Слова текли легко и приятно. С удивлением мальчик замечал, как легко рассказывается ей обо всём, и как ему вообще хотелось с кем-нибудь поболтать. Словно говорила с ним не вооружённая до зубов (и наверняка взявшая пояс, а то и два жизней) спахия западного царя, а сверстница-одногодка на ярких коврах балагуристой площади-байад. Прежде несчастному Шааму не с кем было поделиться переживаниями минувшей катастрофы. Не с колдуном же говорить, от которого грудь холод берёт.

- Ну не видел, и ладно, - услышав, что ничего необычного Шаам за сегодняшний день не находил, Шолта, казалось, немного расстроилась и явно задумалась о чем-то своем, посему словоизлияния мальчишки слушала лишь вполуха, изредка для вежливости кивая и согласно хмыкая. Когда слуга парнисаанца наконец умолк, Исповедница сказала:

- Бедный мой мальчик... Как же тебе одиноко, видимо, на службе у этого грозного господина, если тебе о таком количестве всякого хочется поведать, - девушка грустно улыбнулась. - Думаю, у нас будет еще огромное количество времени на то, чтобы ты успел рассказать мне о всей своей жизни, потому как я не знаю, сможем ли мы отсюда выбраться... - увидев расширившиеся от испуга глаза парнишки, Шолта поспешила добавить: - в скором времени. Возможно, на то, чтобы отыскать путь домой, у нас уйдут не просто дни, а недели или даже месяцы... Надеюсь все же, что наш рыжеволосый отступник хоть что-то, да понял о том, куда нас занесло. Вот ведь, я даже отзываюсь о нем уже без гнева и презрения, вот что ваше утомительное жаркое солнце делает, - Исповедница усмехнулась Шааму и, указав наверх, продолжила: - пойдем, не будем заставлять твоего хозяина ждать. Солнце уже клонится к закатному горизонту, скоро ночь, и нам нужно подумать об обустройстве лагеря.

* * *

Остаток дня четверка переживших кораблекрушение провела в относительной тишине - Шаам вернулся к Саулу, который все еще рефлексировал над своим дневником, Кармин изучал свою книгу заклинаний, такая долгая разлука с которой заставляла его жадно вчитываться в покрытые каллиграфическоим почерком пергаментные страницы, стремясь вернуть себе все полузабытые знания. Шолта же, подготовила место для костра - вырыла в песке яму, обложила ее камнями, найденными на берегу, и соорудила горку из обломков обшивки корабля. Устроившись в тени лежащего на берегу судна, девушка снова начала читать записи Эмиссара, время от времени прикладываясь к своему меху с водой. Так и минул этот день, первый день на неведомом берегу.

Закатов в этой части света не бывает, и почти сразу же за тем, как солнечный диск скрылся за барханами на западе, небо укуталось в индиго и черный бархат, расшитый серебряными россыпями звезд. Шолта разожгла костер, и его веселое потрескивание было единственным звуком и источником света, наполнявшими окружающую тьму - привыкшей к шемным городам или лесистым просторам родного Каналана Шолта сначала была оглушена этой противоестественной тишиной, где только легкий плеск волн уснувшего штилем моря аккомпанировал пламени костра.

Незаметно подошел Шаам и пристроился рядом, задумчиво вглядываясь в игру света и тени в углях костра.

- Нам нельзя оставаться здесь, мы не протянем дольше пары дней. У нас нет ни нормального провианта, ни источников пресной воды, да и сидя у развалин галеона, мы вряд ли дождемся помощи, - внезапно нарушила молчание Шолта. Девушка порылась в своей пухлой дорожной сумке и, вытянув оттуда какой-то сверток из промасленного пергамента, извлекла из него кусок копченой бараньей колбасы, щедро сдобренной ароматными парнисаанскими специями и жгучим перцем. Отломив половину, Исповедница протянула его мальчику: - ешь. Кто знает, когда нам доведется в следующий раз отведать сытной пищи.

Шаам практически проглотил свой кусок, Шолта же растянула удовольствие на несколько минут, в конце слизав крошки со своей ладони. Внезапно девушка замерла, а спустя несколько мгновений повернулась в противоположную сторону от той, где село солнце.

- Я слышу чьи-то голоса... Какие-то животные - вой и рык... Предупреди остальных! - прошептала Исповедница Шааму, после чего из той же безразмерной сумки вытянула легкий арбалет и поднялась на ноги, настороженно вглядываясь во тьму на востоке. Шаам и сам расслышал их - вдалеке, за барханами, выла гиена или кого-то, кто голосом был очень похож на нее; вой был голодный, злой - стая, а животных было несколько, мальчик был в этом более чем уверен, явно несколько дней ничего не ела. И еще что-то насторожило парня: наверняка это было игрой усталого разума, но на мгновение ему показалось, что голоса гиен - это не единственное, что он расслышал.

   Шаам торопливо вскочил, кивнув, и кинулся внутрь галеона. Он едва подавил крик, когда тьма пролома вдруг сверкнула белками глаз и соткалась в рослую фигуру. Сколько Саул стоял там неподвижной статуей? Мальчик аж охнул, чувствуя, что сердце едва не застряло в горле. Хозяин вышел в освещённый круг в полном облачении, и даже мешок с разборными алхимическими устройствами лежал неподалёку, рядом с тугим свёртком парусины, «насаженным» на три коротких палки (от вёсел или рей он их, что ли, отодрал?). Саул уже приготовился к дороге.
   – Земляные волки, – задумчиво проговорил паринсаанец поверх растрёпаной макушки. – Гиены. Давно не слышал я их охотничьего крика.
   – Г-господин… я… я как раз…
  – Поди скажи чернокнижнику, что время собираться. Перейти пустыню днём невозможно, а запасы воды на исходе, твоя новая подруга права. Мы выждем половину склянки или более: если стая уйдёт, выдвигаемся.
   – А если нет?
   – Время покажет.
   – Что-то оно плохо покажет, – с сомнением пробормотал Шаам и, шмыгнув носом, добавил. – Предчувствие.
   – Что?
   – Ничего, господин. Я, это, болтаю лишнее. Пойду схожу за…
   – Что. Ты. Сказал?
   – Плохое предчувствие… – повторил Шаам, с надеждой посмотрев на Шолту. – Это просто эта… ну… как её… фигура этой… речи!
   – Что заставило тебя сказать так?
   Мальчик постоял, силясь выдать нечто определённое – объяснить, почему спину дерёт мурашками, а поджилки трясутся – и бессильно покачал головой. На этом он и побежал дальше, нести Кармину вести.
  – Тогда иди. Мы выступим под покровом ночи, когда воздух не будет выжигать лёгкие как раскалённый металл. Пойдём вдоль берега, туда, – Саул показал в сторону предположительного Джалпура и аккуратно переступил через полузанесённые песком доски. Дальнейшее он говорил одной только Шолте:
   – Мальчик боится. Я чувствую его страх. А дети, в свою очередь, хорошо знают, когда пора испугаться темноты. Надеюсь, ваше огненное сердце более твёрдо, – он принялся втыкать в песок самые длинные доски из обнаруженных поблизости, составляя из них примитивный забор перед костром, – Сестра-Исповедница, иначе песчаный дьявол не пощадит и вас.
   Саул говорил спокойным, почти равнодушным тоном, и было в этом печальном пророчестве что-то обречённое и пустое. Такое же пустое, как сердце убийцы из глиняного города Гааба.

Только что Кармин листал страницы плотно исписанные собственным почерком с множеством примечаний на полях, и вот пергамент ненадолго вспыхнул золотым, а еще через через пару строк разлились чернильные сумерки, и читать стало невозможно.
Фейсах-Квадир поднялся и уставился в ночное небо, открывавшееся в разломе трюма, но вовсе не из-за поэтических соображение - маг выпытывал у звезд подтверждение, что его дневные замеры оказались ошибочны. Но Звездная Антилопа, как в Пряных Королевствах называли этот полезный в навигации астеризм, прилежно (или упрямо) указывала задними копытами на Северную звезду, войдя в коварный заговор с Солнцем, да и остальные фигуры неба располагались, насколько Кармин мог судить, соответствующе широте группы буйно-лесистых островов Морского Народа.

***

Раньше, чем Шаам увидел мага, он услышал его неровные шаги на скрипучей деревянной лестнице. Спустившись навстречу мальчишке, Кармин молча выслушал возбужденный рассказ и задал только один вопрос:
- Ты принес, что я просил?

Получив желаемое, Фейсах-Квадир вознаградил мальчишку имперской маркой. Быстро двигаясь к освещенному костром кругу, он на ходу сделал короткий замах скимитаром и счел баланс удовлетворительным.

... Шолта долго смотрела на Саула, словно открыла в нем что-то новое для себя, после, наконец, ответила:

- Пламени в моем сердце хватит на двоих, монэрр. Я избрала свою веру и служение своим идеалам не повинуясь традиции, рассуждениям о выгоде или повелению родителей, как многие мои соотечественники. Это было... это был Зов. Призыв, на который ответило мое сердце и душа, и об этом я не пожалела ни на мгновение с тех самых пор, как вступила на путь, осиянный Светлым Пламенем Единого Господа, Спасителя Мира. А страх... Мальчик правильно делеает, что боится. Не испытывают страха лишь безумцы и самоуверенные глупцы; человек испытывает страх - значит, работают инстинкты, значит, человек готовится к чему-то, и значит, источник страха не застанет его врасплох.

Сказав это, девушка извлекла из ножен клинок - длинный прямой меч с клинком из какого-то тусклого металла, словно его вонзили по самую гарду в бочку, наполненную сажей и пеплом; после заняла позицию неподалеку от Саула, настороженно вглядываясь во тьму, которая злобно и даже торжествующе выла девушке прямо в лицо, с каждым ударом сердца все громче и ближе.

Почти неслышимо к парнисаанцу и маалиманке присоединился маалиманец в одеяниях парнисаанца. Прошло совсем немного времени и вой внезапно прервался на высокой ноте, после чего все окружающее вновь напитала тревожная тишина.

На расстоянии полутора десятка ярдов Кармин, Шолта и Саул увидели то, что поначалу показалось танцем ночных жуков-светлячков; когда подсознание наконец вскрикнуло: "Какие к демонам светлячки на пустынном морском побережье?!", сознание услужливо позволило увидеть и очертания тех, кому эти огоньки принадлежали. Три матерые гиены стояли на самой границе света, отбрасываемого костром; их глаза светились отраженным светом. Рассмотреть более детально этих животных возможности не было, пока те оставались на границе чернил ночи и оранжеватых отблесков пламени.

Отраженное пламя костра заплясало жидким металлом на изогнутом клинке Кармина - скимитаре, до того момента казавшемся совершенно обыкновенным, а теперь блеском своим и изгибом контрастирующим с пепельно-тусклым и прямым мечом Шолты.
Маг произнес короткую формулу классического заклинания, в то время как пальцы свободной руки сложились в защитный знак. Он выжидал, гадая, что таится за спинами зверей и почему они затихли? А может, это их обычная тактика перед нападением?

... Увы, поведение этих трех гиен шло вразрез со всем, что знал Кармин об этих животных, либо же его знаний о пустынных хищниках было недостаточно, чтобы понять, почему они умолкли, лишь увидев Шолту, Кармина и Саула.

Тем временем Шолта пристально вглядывалась в силуэты пустынных хищников, и внезапно тихо зашипела - в оглушающей тишине ночи ее голос звучал, словно раскаты первого весеннего грома:

- Это... Это не гиены. Точнее, они уже не гиены. Я вижу черные капли дейфи*, которыми плачут эти бедные зверюги. А это значит... Это значит, что мы рядом - или уже в пределах - крайта... Помните, они уязвимы к огню и их же оружию - страху и смерти, но не позволяйте ни капле их крови попасть на вашу кожу! И если вы прикончите одну из них - бегите от трупа в то же мгновение, иначе будет совсем худо!

Произнося это, Шолта не стояла на месте. Она уверенно направилась навстречу гиенам, и одновременно коснулась пальцами левой руки символа Светлого Пламени на своей груди и, прошептав слова молитвы, резко выставила руку вперед, раскрытой ладонью по направлению к не-совсем-уже-гиенам. Пучок седой, белоснежной с дымкой энергии устремился от Сестры Исповедницы по направлению к стоявшей посередине гиене; коснувшись головы зверя, этот сгусток первичной силы на мгновение выхватил из тьмы и осветил морду твари так, что и Кармин, и Саул увидели подтверждение тому, о чем говорила Исповедница: из глаз гиены текли густые, как карамель, и черные, как безлунная ночь слезы; жирные капли падали с ее морды, окрашивая ощеренные клыки в трупно-синюшный цвет. Некоторые участки шкуры - на макушке головы - куда-то делись, обнажив белесую кость черепа и кровавые сгустки сукровицы там, где черная "дейфи", как назвала ее Шолта, прижгла артерии и вены. Глаза гиены были бешенными, даже больше - исполненными того безумия, которое ни Кармин, ни Саул прежде никогда не видели ни у единого встреченного ими живого существа.

В тот момент, когда энергия, посланная Исповедницей в гиену, коснулась головы последней, зверь издал жуткий оглушающий крик - она заплакала, почти как ребенок, брошенный матерью, и, развернувшись, скрылся во тьме. В то же мгновение две другие гиены прекратили свой обет молчания и зарычали тихо и угрожающе.

– Так... древние легенды не врали... – изумлённо пробормотал Саул. В преданиях его народа было что-то похожее, про чёрные слёзы и жену султана, вернувшуюся ко двору с чужою душой. Но вспоминать было некогда; вой гиен звенел в воздухе, и Саул бросился к костру. В отличие от спутников, он не умел творить чудеса, и обошёлся старым проверенным способом. Выхватил левой рукой горящую пожарче длинную головню, обернув её к искажённым зверям. Правая нырнула под алый плащ.
– Ни капли крови, говорите... это будет сложновато, если глаза их отражают желания разума.

... Гиены, видимо, не восприняли ни Саула, ни Кармина в качестве потенциальных противников, ведь те оставались практически недвижимы, или же испугались опасной близости пламени костра; как бы то ни было, единственной желанной целью сейчас у обоих оставшихся тварей была Шолта, сделавшая несколько шагов вперед прежде, чем сотворить пустившие в бегство третью гиену чары. Испорченные крайтом или нет, но действовали пустынные хищники довольно слаженно и вполне предсказуемо: попытались окружить жертву, чтобы воспользоваться преимуществом и поскорее с нею расправиться. Одна подбежала к девушке справа, другая пошла в обход слева; и тут Кармин вспомнил - ясно вспомнил, как именно охотились гиены, когда не охотились в одиночку.

Так ли поступала данная стая в данном случае или нет, но пока что действовали звери вполне не по-гварожьи, а вполне по-пустынному: берут в тиски, атакуют. Правда, выпад гиены, подобравшейся к Шолте первой, завершился лишь звонким звуком, изданным укусившей ночной воздух челюстью; Сестра Исповедница плавно, но стремительно увернулась от клыков гиены, равно как и от капель дейфи, брызнувших во все стороны с морды хищника. На мгновение вознеся очи горе, Шолта выкрикнула: "Gwarchodfi, Tân Tragyfyth!!!"*, после чего, шепнув что-то - клинок ее меча внезапно вспыхнул, словно добротно пропитанное маслом сухая деревяшка, - рассекла ночную тьму пламенеющим клинком и наотмашь ударила по морщинистой морде щерившей клыки гиены.

Вспышка, визг и крик, почти человеческий. Рана, которую нарисовал на теле гиены меч Исповедницы, вспыхнула так же, как и сам клинок - ярко, ослепительно ярко, испуская чадящие клубы черного дыма, смердящего тошнотворно сладко. Тело гиены тяжело осело в песок, продолжая гореть.

- Чем бы не были эти животные сейчас, они все еще охотятся как гиены, а значит, остатки стаи окружают нас и ждут момента, чтобы напасть со спины, - без выражения предостерег Кармин.
Не приближаясь к отчаянно дымящейся поверженной гиене, он перешел на другую сторону от костра, бросая взгляды в темноту, ожидая, что там вот-вот загорятся новые «светлячки».

   Посчитав, что вероятность появления новых гиен со стороны корабля и моря возросла сразу же, как только колдун прокаркал предостережения (любой гадалке ведомо: коль сказал чародей – сбудется), Саул бросился на помощь Шолте. Нужно было расправиться с ядовитыми, как обозначил их для себя пустынник, зверями – и поскорее! Раньше, чем подойдут новые.
   Но почему в гиеньем шипении чудятся Саулу слова? Почему вязкие капли слёз тянутся, тянутся к нему алчными мёртвыми руками... Усилие воли потребовалось ему, чтобы отогнать жуткое видение, но обессиливающий страх остался.
«Не сам ли себе ты кончину пророчил, Саул, убийца?».
   Томагавк, давно ждавший своего часа в ладони разбойника, взвился в воздух с яростным «Хэ!». Тёмная ночь, зыбкий силуэт... Саул не надеялся попасть. Рассчитывал лишь, что прикроет бок Исповедницы и отвлечёт зверя, а заодно и собственный страх. Дальше магия и меч оборвут проклятую гиенью песню.

... Увы, метательный топор Саула не достиг своей цели - то ли танцующие блики огня, отвлекшие на мгновение Нож Гаабы были тому виной, то ли разум мужчины все еще не пришел в себя после наваждения, которое посетило Саула мгновения назад. Гиена, в которую метил Саул, тем временем продолжила исполнять свой план, словно кукла, повинующаяся ниточкам, за которые дергает кукловод на рынке в Каташене. Зверь принял такое положение, которое давало бы ему шансы захватить Шолту в тиски, если бы его собрат все еще был жив, и, ощерив клыки, сделал агрессивный выпад в сторону Сестры Исповедницы. Девушка грациозно уклонилась от атаки гиены, словно танцуя, избежав покрытых черной маслянистой жидкостью клыков.

Кармин, тем временем, вглядываясь во тьму за пределами круга света, отбрасываемого костром, заметил то, что не хотел бы увидеть. К сожалению, он оказался прав - те три гиены, которым они пока противостояли, были лишь отвлекающим маневром. Еще четыре зверюги выступили из темноты, ощерив клыки, и, взвыв, бросились по направлению к Фейсах-Квадиру.

Раз и крупнозернистый песок под ногами отступника, раскрашенный отблесками костра и тьмой в красное и черное, превратился в толстый гладкий лед, под которым плескался густой водоем безумия, и лед этот только что стал на самую чуточку тоньше.
К счастью для самолюбия Кармина, не терпящего, когда на людях становилось ясно, что он такая же жертва шепота как и слабые умы вокруг, наваждение пропало в тот же миг. И хоть Фейсах-Квадир все-таки заметно вздрогнул, бегущая на него кровожадная стая позволяла подобную слабость объяснить и простить.
Он двинулся навстречу тварям, с потаенной злостью отмечая, как мешает ему хромота. Решив, что достаточно сократил дистанцию, Кармин вскинул руку, и между ладонью мага и ближайшей из гиен заплясала огненная дуга.

... Потоки пламени, вырвавшиеся из рук Фейсаха-Квадира, охватили выбранную им жертву целиком, превратив в целое зрелище - сплошной клубок из пламени и кусков обгорелой плоти, окутанный вуалью из зловония паленой шерсти и плоти, и непереносимого визга.

Другие гиены посторонились, отступив от своего сородича, охваченного пламенем.

Тем временем Сестра Исповедница отступила на шаг, а после молнией метнулась ко второй гиене, одновременно с этим широко замахиваясь своим мечом; клинок полыхал ярким пламенем, благодаря этому ночной воздух рассекла оранжево-красная дуга, вспыхнувшая пожаром там, где лезвие клинка соприкоснулось с телом гиены. Еще один полыхающий труп упал к ногам девушки, но та, казалось, вовсе не была рада очередной победе. Нахмурившись, Шолта воскликнула:

- Но они... они не взрываются! Это значит, что они или не гвароги, но ведь дейфи... или... я не знаю, что такое нас сейчас атакует!

С этими словами Шолта устремилась к новой группе гиен, которая не заставила себя ждать и уже испытала магическую силу отступника Кармина.

   – Может тень-морок песчаный дьявол наслать, – Саул уже шагал к подсвеченному пылающей гиеной силуэту волшебника. В феерии огня и ночи черты его лица представлялись гротескными, запавшими. Словно не человек то был, а манекен из театра теней. Новый томагавк лёг в руку Саула, покачиваясь в ожидании поживы.
   – Не счесть его хитростей, Сестра. Не верьте тому, чему в пустыне стали свидетелем. Не верьте руке, протянутой во мраке. Не верьте дворцам, поднявшимся средь барханов.
   Огненная ветвь очертила перед Саулом пылающий полукруг.
   – Не верьте каравану, идущему средь песков, пока хозяин-баши не исчислит имён правителей и визирей в городе своих матерей. Всё то – морок, мираж. И чудовища, быть может, тоже. Злая сила, верьте мне, царит среди песков...
   «... или царят сбежавшие пленники, да, Сестра?»

... Твари не спешили - их насторожил и поток смертоносного пламени, вырвавшегося из дланей рыжеволосого человека в красном, и отсутствие - уже - численного превосходства. Гиены, издавая низкое утробное рычание, мягко и уверено рассредоточились и начали подбираться все ближе и ближе к нашим героям. Вот одна из тварей подобралась к Кармину - Саул отреагировал молниеносно, метнув свой томагавк прямо в морду пустынного хищника, но топор, повинуясь прихотливому капризу судьбы, пролетел мимо гиены и упал в песок рядом с нею.

И тогда гиена, наконец, атаковала. Покрытые черной маслянистой влагой клыки сомкнулись на бедре Фейсах-Квадира, и тот ощутил резкую боль, обжигающую, словно каленое железо. Гиена тряхнула головой и, сделав еще один рывок, повалила мага-отступника на песок.

- Все ли ты знаешь о гварогах? Эти могут оказаться переходными фор… - Обращеная к Сестре Исповеднице сварливая речь Кармина оборвалась на полуслове, когда гиена вцепилась в мага и повалила на песок, давая Фейсах-Квадиру возможность самому узнать кое-что о недогварогах и свойствах их дейфи.
Опрокинутый Кармин наудачу махнул клинком в сторону сочащегося черным ядом оскала. Этот безнадежный и бессмысленный на первый взгляд жест, позволил ему успеть собраться и выкрикнуть заклинание. С кончиков пальцев посыпались искры... превращаясь в веер из шумного пламени, охватившего двух гиен.

   Саул бросился к упавшему, выхватывая на бегу нож и лишь гадая подходящий момент, чтобы всадить его в покрытый жёсткой шерстью загривок. Хотя... трущобный негодяй откровенно сомневался, что простая (и дешёвая, кстати) сталь зачем-то понадобится чародею, оказавшемуся никаким не шарлатаном, а всамделишним повелителем огня. Всё, что он мог сделать на самом деле – размахивать горящей веткой, не подпуская изувеченных порождений скверны к себе. И ждать, пока их кто-нибудь убьёт.

... Отблеск пламени на клинке ятагана, потом - ослепляющее сияние чистых потоков огня, вырвавшихся из рук Кармина уничтожили еще одну гиену, да и ее товарке доставили немало боли - вой, низкий, утробный, отзывающийся где-то на подсознательном уровне людей страстным желанием развернуться и бежать в спасительные объятия темноты - окружил троицу у костра. Откуда-то из разваленного корпуса галеона донеслось сдавленное рыдание мальчишки - нервы, видать, не выдержали. Гиена, обожженная волшебным пламенем Фейсах-Квадира, превозмогая боль, навострила уши и резко развернулась в ту сторону, откуда доносились рыдания Шаама.

Тем временем Шолта, одобрительно хмыкнув и пробурчав что-то вроде "А ты еще ничего... Сразу видно, почему так суетились церковники, чтоб тебя поймать...", снова взмахнула своим мечом и приняла последнюю исповедь еще у одной гиены.

   И вот тут Саула проняло. Снова; как тогда, в коридоре. Бросив горящую ветвь, он сорвался с места как смерч, только хлопнули на ветру полы алого плаща. Миг, секунда! Был он – и вот его нет. Словно сгинул пустынник во тьме.
   Почему, зачем... Неужели в душе проходимца осталось место привязанности? Или вынужденные метания вперёд-назад от ядовитых клыков и когтей заставили обычно выдержанного Саула позабыть осторожность в приступе безумной парнисаанской ярости?
   Он не издал ни звука, бесшумной молнией промчавшись мимо Кармина. Саул обрушился на гиену сверху, повалил её и с замахом вонзил рыбный тесак в тощее брюхо, свободной перчаткой вжав рычащую пасть в песок. Не элегантное движение убийцы, не расчётливый пируэт рапириста – Лезвие Гаабы, навалившись сверху коленом, действовал как мясник, наскоро свежующий тяжеленный шмяк сочной говядины.
   Долю мгновения неподдельное безумие читалось на его лице. А потом, как в воде, растворилось в глубине спокойных чёрных глаз.
   – А ну собирай шмотьё и иди к огню, – хрипло каркнул он, пинком отбросив гиену далеко в сторону.

Фейсах-Квадир поднялся, с тревогой отмечая, как жжется место укуса - будто на зубах гиены была кислота. И к слову о том, что бывает на зубах гиены: как дейфи действует в компании с трупным ядом? И как рано заметил бы он заражение «скверной» от настоящего гварога? Кармин свое беспокойство озвучивать не стал, но начал делиться другим:
- Прежде, чем мы решим выдвигаться, я расскажу о своих соображениях. Сопоставив капитанскую карту, точку и время отплытия и грубо прикинув широту по солнцу, я мог бы с уверенностью сказать, что мы на одном из островов Морского народа - небольшой архипелаг из пяти островов как раз там, где мы сейчас должны находиться.

Продолжая говорить и добравшись до мешка, который бросил у костра еще в начале боя, Кармин опустился на песок, вытащил из него белый комок ткани - сорочку Исповедника, и, разорвав ее на несколько кусков и полосок, начал одним из них осторожно вытирать с кожи вокруг раны остатки черной маслянистой субстанции.

- Но, к моему удивлению, я ошибаюсь. Все эти острова покрыты густой тропической растительностью. Даже если предположить, что эта пустыня искусственно порождена Когтем, в гварогов бы превратились звери, которые жили в прежних лесах. Песчаным гиенам неоткуда взяться... Что касается запасов… Имейте в виду, пока мы на побережье, морскую воду можно сколько угодно перегонять в пресную. Котелок на костре не самое мудреное алихимическое приспособление, но для такого простейшего дела сойдет. Прошу не воспринимать это как предложение основать здесь колонию.

... Вихрь ударов и бросков, и в мгновение ока последняя из уцелевших гиен рассыпалась, как карточный домик, на составные части - задняя часть тела и ноги, источая густую черную кровь, рухнули в песок сразу же, а вот голова и передние лапы еще пытались какое-то время ползти вперед. В конце концов глаза пустынного хищника поблекли и бессмысленно-безжизненно уставились во тьму ночи. С клинка Саула стекали и капали черные дымящиеся капли, от которых исходил странный аромат - явно не железно-соленый запах крови, но что-то очень неестественное и холодное, неживое. Воткнув свой тесак по самую гарду в еще горячий после жаркого дня песок, Саул очистил свое оружие от мерзкой жидкости и вернулся к костру.

Спустя несколько минут появился и Шаам, прижимавший к груди сумку, мешок и еще какое-то тряпье. Лицо мальчика было белó, как лунный диск в осеннее полнолуние, веки опухли и глаза покраснели от слез. Время от времени всхлипывая, Шаам едва слышно пробормотал:

- Прошу простить, господин... Мне показалось, что мы все здесь умрем... А я не хочу умирать, я еще так мало жил... Прошу... прощения...

Шолта тепло улыбнулась мальцу и, аккуратно обойдя один из трупов, подошла к Шааму. Вытянув из рукава на удивление белоснежный шелковый платок с вышитой серебряными нитками какой-то анаграммой, девушка вытерла слезы мальчику - того окутало облако странных ароматов, приятных, вроде бы цветочных, но никогда прежде не ведомых маленькому парнисаанцу. - Я тоже испугалась, Шаам, - тихо и уверенно сказала Сестра Исповедница. - Страх - это естественно, это правильно в такой ситуации, не стыдись его, но используй во благо. Теперь мы стали мудрее, пусть чуточку, и немного больше знаем о том, что нас может подстерегать во тьме ночи.

Шолта затем повернулась к мужчинам: - Вы смелы и отважны, и я прошу прощения за мое поведение ранее. Вы должны понимать - от привычек, законов, правил и обязательств, коими пропитали мое естество и душу, так просто не избавиться и о них так легко не забыть. Но ради выживания мы должны держаться вместе и быть готовыми прикрывать друг другу спину. Если мы будем действовать сообща, то у нас есть шанс... у нас есть будущее. И за это - спасибо вам, - девушка изящно поклонилась, как в Маалиме обычно кланяются друзьям или коллегам, которые оказали неоценимую услугу и заслуживают доверия.

"Маалиманка до мозга костей. Возможно, даже северянка", - думал Кармин, с виду бесстрастно наблюдая за искренней и благородной речью Шолты, обращенной в том числе и к нему. Фактически уже второй подобной речью, если посчитать инцидент в камере после сценки "злорадствующая надзирательница и беспомощный пленник". Судя по всему "искренность и благородство" являлись краеугольными чертами характера Сестры-Исповедницы.
Но Кармин не был настолько банальным манипулятором, чтобы тут же записать обнаруженные качества в безоговорочные слабости Шолты (так как вовсе не считал, что непременным спутником благородства является слабоумие, и не стал бы недооценивать Исповедницу), хотя отметил их на будущее.

Самого же Фейсах-Квадира призыв и наполненный смыслом поклон землячки взволновал в негативном ключе, отчасти потому что напомнил об Империи, и еще больше о суровой северной провинции Раума, где высшей пробой считается вести себя так как Шолта (ну и пасти скот, сидя в грязных замках, разумеется, тоже).

Отступник встал, скомкал и швырнул измазанный черной субстанцией и собственной кровью лоскут в костер.

- Спасибо за доблесть в сражении. Я готов прикрывать ваши спины и доверяю вам прикрывать мою до тех пор, пока мы не обретем спасение. На это время наш путь станет общим.
Произнеся простые слова, Фейсах-Квадир церемонно поклонился спутникам подобно тому, как, согласно маалиманским обычаям, кланяются друг другу одинокие путешественники, повстречавшие общую опасность на чужбине и счастливые тем, что могут теперь объединить усилия.

   «Удивительно. Зачем она это делает? Думает, что бедолаге не под силу смахнуть морду самому?»
   В некотором смущении Саул отвёл взгляд, не зная, как объяснить себе поведение Сестры. Жест привязанности к малознакомому юноше, ещё не достигшему верхушки тележного колеса, не находил под собой ни-ка-кой рациональной почвы! Северянка не казалась женщиной, предпочитающей невинных партнёров для не совсем невинных развлечений. Над этим следовало поразмыслить. А пока убийца только согласно дёрнул плечом на запоздалые извинения. Зачерпнув новую горсть песка, он принялся счищать с толстой кожи перчаток мерзкую субстанцию. Где-то в душе шевельнулось желание собрать образец в склянку, но за этим пришлось бы лезть глубоко в мешок. Обойдётся.
   – Случай-судьба собрал нас прежде, чем мы могли выразить друг-другу любезность и содействие, – криво усмехнулся он, вогнав тесак в ножны за спиной. – Всё равно не шагнуть нам ни вправо, ни влево. Потому нет нужды ни в извинениях, Сестра, ни в гарантиях, колдун. Выступаем. Идём туда, держа море по правую руку. Если вы правы, то пустыня не будет обширна: а значит, нельзя терять эту ночь.
   Саул поднялся и стянул с увесистого вещевого баула изогнутый ятаган с обёрнутыми в шелка и бахромистые кисти ножнами. И добавил, пока прохаживался вокруг костра в поисках растерянных топориков:
   – Ваши чудеса впечатляют, но не уверен, что вам ведомы пески так, как мне. Я вырос среди них.

   «Ещё как впечатляют!» – додумал Шаам, но без всякой тени иронии. Мальчик коснулся сумки, где покоилось Сердце Дороги. Он обязательно достанет его и всем покажет, но... не сегодня. Чувство, что чужие руки будут трогать изящные сплетения серебристых колец, вызывало в нём сложную и ревнивую архитектуру чувств. Требовалось время, чтобы совладать с ней.

Кармин одним глотком опустошил флакон с серебристым зельем из запасов Ирия и без объяснений исчез в направлении береговой линии.
Оставшись в одиночестве, подойдя к самой кромке воды по плотному от влаги песку, туда, где едва различимое в темноте море обманчиво лизало берег то поближе, то подальше, Фейсах-Квадир вытащил из мешка что-то матово блеснувшее - ожерелье Ард Девин. Удивительно, насколько тяжелым казался небольшой предмет. Кармин провел пальцами по тусклому металлу, ощущая как серость пробирает до самого сердца. Потом размахнулся и зашвырнул ошейник в море. Может быть, волна вынесет его вскоре обратно, или течение утащит на глубину, и худшее из изобретений людей или богов будет лежать на дне веками, обрастая полипами. Куда-то туда же, в море, отправился и ключ.

Через минуту Фейсах-Квадир присоединился к группе и сборам.