Карусель фантазии | ходы игроков | F_lia

У Ворона сегодня гости. Раз в три месяца он устраивает званый ужин, который Глэдис за глаза называет нашествием варваров. В доме много людей: гостей и нанятой прислуги. На кухне настоящее столпотворение. В такие дни Чучелко или уезжает в город, или просиживает в библиотеке. Хорошо, что Ворон не настаивает на ее присутствии за столом. Проблема в том, что люди, собирающиеся в доме, знают кто она, а она не знает, кто они. Они обсуждают ее, словно она предмет обстановки или экзотическое животное, прихоть хозяина. Ей это неприятно. Она не знает, как к этому относится Ворон, но ей хочется думать, что ему тоже неприятны эти разговоры и именно поэтому ей позволено игнорировать присутствие гостей.
Сегодня Чучелко заглянула на кухню, набила карманы конфетами и, прихватив для верности тарелку с парой пирожных, поднялась на третий этаж в мастерскую Ворона. Мастерская больше похожа на лабораторию, потому что Ворон ничего не мастерит, он создает существ. Существа, в основном, внешне похожи на людей. Но бывает, что Ворон создает что-то непонятное, странное. Большую часть созданных существ он усыпляет и препарирует, чтобы посмотреть, что у него получилось. Некоторые экземпляры продает. Иногда он работает на заказ. Очень редко. Существа, которых он создает, уникальны. Ворон никогда не повторяется. И его услуги стоят возмутительно дорого.
Чучелко бродит по мастерской между полок с реактивами и генетическими образцами. Где-то в одной из этих банок есть образец и ее генетического материала.
Внимание Чучелко привлекает открытый сейф. Обычно он всегда заперт. Но не сегодня. Чучелко оглядывается, в мастерской кроме нее никого нет. Сначала она хочет спуститься вниз и сказать Ворону, что он забыл запереть сейф, но потом решает, что не случится ничего страшного, если она сперва посмотрит, что там хранится. На первый взгляд в сейфе нет ничего интересного. Баночки с непонятной маркировкой и содержимым, но этого добра с избытком хватает и в самой мастерской. И еще простая картонная папка с бумажными завязками. Самая дешевая из тех, что продаются в канцелярских магазинах. На папке почерком Ворона написано: Тамила Лихновская. Вот это уже интересно. Чучелко знает, что это ее имя. Она достает папку и устраивается за столом. Листки, исписанные формулами, она сразу же откладывает в сторону. Формулы это не для нее. Далее следуют фотографии и газетные вырезки более чем десятилетней давности. На фотографиях Чучелко узнает и не узнает себя. Внешне, девушка на фотографиях и есть Чучелко, но только это не она. В первый момент Чучелко думает, что до нее Ворон создал еще одно Чучелко. А может и не одно. Так можно объяснить эти фото. Но если верить газетным вырезкам, выходит, что девушка на фото настоящая. Она настоящая Тамила Лихновская, сестра Карла Лихновского, сестра Ворона, а не Чучелко, не существо, созданное им. Чучелко закрывает папку. Тамила Лихновская умерла. Утонула неподалеку от летнего домика много лет назад. Ее тело лежит на той стороне реки в фамильном склепе. Некролог из газеты лаконичен. Многие, прежде непонятные для Чучелко вещи, в одночасье становятся понятными. Печальная нежность Глэдис и отстраненное молчание Марка. Сожаление в глазах Ворона.
Чучелко смотрит на свое отражение в банках с реактивами. Она замена. Отражение. Оправдание или надежда. А может быть наказание, напоминание. Ей становится страшно. Она убирает папку обратно в сейф, и оставляет все как было. Ей больше не хочется пирожных. Она возвращается в свою комнату, сворачивается на постели и закрывает глаза. Ей необходимо обдумать увиденное.

Чучелко сворачивается клубочком на постели и мысли тяжким грузом наваливаются, оплетают липкой паутиной. Кто она? Она всегда знала, что она одна из созданий Ворона, единственная и неповторимая в своем роде, а оказывается, что она всего лишь жалкий клон, повторение, китайская подделка... Горячие слезы закипели на глазах, но она поспешно вытерла их, когда раздался стук в дверь,
- Да, - крикнула девушка, но никто не ответил, - Войдите!
Чучелко распахнула дверь, но там никого не казалось, лишь листок бумаги, мокрый с одного края, с налипшими на нем листиками ряски лежал под дверью.

Прежде чем поднять его, Чучелко вышла в коридор и осмотрелась. Странно, но там, в самом деле, никого не было. Лишь с первого этажа доносилась музыка. Как бы там ни было, тот, кто положил лист бумаги под дверь, успел скрыться. Чучелко подняла листок, стряхнула с него налипшую ряску. Смерть сестра любви, та из ее сестер, чье лицо скрыто вуалью*, вот что было написано на нем мелким бисерным почерком. Там, где бумага намокла, буквы немного растеклись. Чучелко стало страшно. Она словно оказалась в одном из тех фильмов, где главные герои всегда делают то, чего делать не следовало и погибают. Но она не была героиней фильма. А дом Ворона не был старым заброшенным замком с привидениями или закрытой психиатрической клиникой. К тому же, солнце еще не село, до заката было часа четыре, не меньше, а все знают, что кошмары не случаются при свете дня. Обычно все самое жуткое происходит после полуночи. Чучелко сложила записку и сунула ее в карман брюк. Она вдруг поняла, что иногда любопытство может быть сильнее чувства самосохранения, особенно если не видно прямой угрозы.
Прикрыв дверь в комнату, она снова поднялась в мастерскую Ворона. Ей хотелось еще раз пересмотреть содержимое папки. Она не знала, что хочет там увидеть, но она должна была это сделать. Однако сейф был заперт. Значит, Ворон вспомнил о нем, вернулся и закрыл. Чучелко потопталась возле сейфа, так ничего и не решив. Возможно, стоило показать записку Ворону или Глэдис, но сейчас они были заняты. К тому же, если рассказать Ворону про записку, то, наверное, нужно будет рассказать и о том, что видела папку. А это могло закончиться плохо.
Чучелко думала о том, возможно ли, что записку написала сама Тамила Лихновская. Мысль была иррациональная и не имела права на жизнь. Скорее всего, записка была чьей-то глупой шуткой. Дом был полон гостей, и Чучелко не знала, кто из них на что способен. В одном она была уверена, никто из домочадцев Ворона не стал бы так шутить. Связь между запиской и незапертым сейфом могла быть простым совпадением. А могла и не быть. Тогда это могло означать, что у кого-то еще есть ключ от сейфа Ворона. Но это была совсем уж несусветная глупость. Не придя ни к какому выводу, Чучелко спустилась вниз, покрутилась на кухне, получила от Глэдис поцелуй в макушку и пирожок с джемом, стащила из шкафчика связку кладбищенских ключей, фонарик и улизнула к причалу. По крайне мере одно свое предположение Чучелко могла проверить прямо сейчас и исключить его из списка раз и навсегда. Если Тамила Лихновская, точнее, то, что осталось от нее, все еще покоится в семейном склепе, значит, записку написала не она. Отвязывая лодку, Чучелко думала, что ничего более бредового до сих пор не приходило ей в голову. Но если в каждой шутке есть доля правды, то в иррациональном может быть рациональное. В любом случае она ничего не потеряет, если проверит.
Она перебралась на другой берег. От мостков до ворот кладбища было не более ста метров. Дорожка, выложенная мозаичной плиткой, кое-где поросла травой. Чучелко нравилось здесь бывать.
Она не знала, в каком из склепов искать Тамилу, но рассудила, что, скорее всего, там же, где лежат родители Ворона. Пройдя между могил и статуй, Чучелко отперла дверь склепа, включила фонарик и смело спустилась вниз.

*Урсула Ле Гуин

Мягкая, почти нежная тишина кладбища, нарушаемая только легким перешептыванием листвы едва слышными трелями птиц, действовала умиротворяюще. Даже в жаркий день здесь всегда царила приятная прохлада, мраморные статуи глядели немного грустно на забредшую в этот уголок Чучелко, а солнечные блики и тени создавали иллюзию смены выражений каменных лиц.
Фонарик не понадобился девушке, как оказалось в склепе были сделаны проемы, усиленные зеркалами, преломлявшими солнечные лучи таким образом, что помещение было наполнено светом - нежно-розовым утром, солнечно золотистым днем и пурпурно-красным вечером. Поднявшиеся в воздухе пылинки затанцевали в лучах заходящего солнца, создавая причудливые вуали перед глазами Чучелка.
Склеп был не большим. Поперек его, у одной стены, были установлены саркофаги, украшенные по бокам цветочным орнаментом и надписями на латыни. Вдоль другой стены тянулась длинная каменная скамья, сама стена была увита плющем. Между скамьей и саркофагами оставался широкий проход. Все саркофаги были разными. У одного крышка была выполнена в виде мужской фигуры, со сложенными на груди руками, в которые был вложен настоящий меч - это захоронение выглядело самым старым, дальше шли саркофаги с менее заметными следами времени. Некоторые были почти аскетичными, в изголовье некоторых стояли статуи - вот склонившаяся над колыбелью женщина, в ниспадающем до полу платье и забранными под сетку волосами, вот ребенок, прижимающий к груди куклу. Последним в ряду был саркофаг, казавшийся рядом с остальными абсолютно чуждым - на нем не было никаких украшений, он словно был сделан из цельного куска черного камня, отполированного до зеркальной гладкости. Рядом с ним стояла фигура, выглядевшая настолько живой, что Чучелко даже остановилась, удивленная присутствием здесь чужого.

В первое мгновение Чучелко непроизвольно обернулась, не понимая откуда здесь мог взяться кто-то еще, ведь склеп был заперт, а другого входа в него нет. Или есть? Но в следующее мгновение Чучелко уже тихо смеялась сама над собой. Фигура, хоть и выглядела живой, но это была статуя. Ворон, волей своей прихоти установил у черного саркофага статую Тамилы Лихновской. Не безликую мраморную, а расписанную как живую. Это была насмешка над смертью, своеобразный сарказм, как будто Тамила горюет над собственной могилой, отрицая само понятие смерти. Презирая ее.
Чучелко обошла кругом статуи и попыталась сдвинуть крышку саркофага. Она была готова к тому, что ей это не удастся, однако мраморная плита легко сдвинулась, какой-то механизм позволял привести ее в движение легким нажимом. Саркофаг был пуст и Чучелко могла бы поклясться, что в нем никогда не было тела. Где на самом деле упокоилась Тамила можно было только догадываться. Чучелко не получила ответа ни на один из мучивших ее вопросов, взамен приобретя еще и новые. Некоторое время она провела в склепе, наслаждаясь тишиной и светом заката, преломляемом через зеркала.
Домой она вернулась уже в сумерках. Проскользнула на кухню, намереваясь вернуть взятые без спросу кладбищенские ключи, на место. Однако, стоило ей открыть шкафчик, как Ворон мягко, но крепко ухватил ее за локоть. Чучелко тихо вскрикнула от неожиданности и уронила ключи.
- Я надеюсь, у тебя есть достойное объяснение, - сказал Ворон, глядя на нее сверху вниз.

Взгляд Ворона не предвещал ничего хорошего, в нем проскальзывали искорки едва сдерживаемого гнева. Сильные пальцы, державшие локоть Чучелка подрагивали. А голос, вкрадчиво и почти ласково звучавший бы для постороннего, заставил девушку похолодеть.
Да уж, вот попала так попала!
Гости сегодня разошлись рано, видимо чувствуя состояние хозяина дома и пропитавшее воздух в доме ощущение нервозности и ожидания. Ворон, вроде бы и выглядел как всегда, но что-то неуловимое, витавшее в воздухе мешало беседе и развлечениям, создавало ощущение неловкости и гости поспешили откланяться.
- Пойдем, - Ворон подтолкнул Чучелко в сторону лестницы, поднял с пола упавший ключ и, вместо того, что бы повесить его на место, положил к себе в карман.
Ступени лестницы жалобно поскрипывали под ногами девушки и идущего следом за ней мужчины, от которого волнами расходились эмоции. Девушке даже показалось, что волосы на затылке электреризуются, а воздух потрескивает о статического напряжения.

Все мысли в голове перепутались. Чучелко смотрела под ноги. Она чувствовала себя виноватой и обиженной одновременно. Возможно, нужно было что-то сказать, но в голову ничего не приходило.
Ворон привел ее в мастерскую и усадил в кресло. Она так и не решилась посмотреть ему в глаза.
- Что тебе понадобилось в склепе? - спросил он.
- Я видела папку, - внезапно для самой себя призналась Чучелко и наконец подняла на него взгляд. И увидела на его лице не ярость, а боль.
Он кивнул.
- Я знаю, ты положила ее не так, как было. Если ты хочешь спросить, спроси сейчас, другой возможности у тебя, возможно, не будет.
У Чучело похолодело внутри. Мысль о том, что она никогда больше не выйдет из мастерской, лишила ее дара речи.
- Я не это имел ввиду, - устало сказал Ворон, увидев ее испуг. - Я отпускаю тебя. Ты можешь уйти. Ты свободна. Я хочу, чтоб ты научилась жить.
Чучелко по прежнему молчала. Сегодняшний день был слишком щедр на события, на осмысление которых требовалось время.
- Ее тело не нашли, - произнес Ворон, словно отвечая на не заданный вопрос. - Поэтому саркофаг пуст. И, по большому счету, у меня нет уверенности, что она умерла. Да, на мостках нашли ее одежду. Но это еще ничего не доказывает.
Он оборвал себя на полуслове, чтобы сменить тему.
- Ты можешь уехать утром. Возьми машину, она твоя. У тебя не будет недостатка в средствах, я буду пополнять твою кредитку. В пределах разумного, конечно. Я... хочу чтобы сейчас ты ушла к себе.
Чучелко кивнула и вышла из мастерской. Она не помнила как дошла до своей комнаты, чувства ее были в смятении. Она думала, что едва ли сможет заснуть сегодня ночью, но к своему стыду уснула, как только легла.

Уснула и будто окунулась в воду - перед глазами немного расплывалось, свет был рассеянный и зеленоватый, как будто Чучелко смотрела на небо из-под воды в солнечный день.
Было холодно. Перед глазами шевелились тонкие ленты водорослей, проплыла стайка окуней, ничуть не испугавшись.

Сон был странный, именно так, не страшный, а именно странный и эта странность ощущалась всеми органами чувств.
- Останься, - прошептал голос сзади и на плечо опустилась рука - теплая рука. Говорившая переместилась, оказавшись перед лицом Чучелка. Лицом, как в зеркале отражавшее каждую черточку лица девушки, - Останься...
Сон резко закончился и перед глазами девушки вновь был привычный, до каждой трещинки знакомый потолок комнаты.

За окном занимался рассвет. В доме стояла сонная тишина.
Странный сон не шел из головы. Чучелко и сама хотела остаться. Возможно ее подсознание таким образом стало отражением этого сна. Чучелко боялась уйти. Она не умела жить одна. Не знала как это. Привыкла, что о ней заботятся. Сейчас же Ворон гнал ее прочь, и она не знала почему. Не могла понять. Его мысли и чувства всегда были тайной для нее. То, что она сунула нос не в свое дело, вряд ли могло повлечь за собой свободу о которой Чучелко не просила.
Она встала и оделась. Спустилась вниз и отправилась к летнему домику. Ей хотелось еще раз осмотреть его перед отъездом, возможно там есть какие-то ответы.

Рассвет уже позолотил верхушки деревьев, сонно покачивающихся за окном, а Ворон еще не ложился, невидящим взглядом глядя в раскрытое окно своей комнаты. Гравий дорожки тихонько поскрипыпал под ногами Чучелка, бредущей в сторону летнего домика и нежная улыбка тронула губы Ворона, отразившись в глазах болью и грустью.

- Братик... ты забыл, братик?...

- Нет, я ничего не забыл... я все помню и мне больно, Тами, и только эта боль позволяет чувствовать себя живым...

- Ты обещал, братик, обещания нужно выполнять, ты сам этому меня учил...

Улыбка на лице превратилась в гримассу боли и Ворон сжал голову руками,
- Не мучай меня Тами, я не могу, не она, подожди еще, я выполню обещание!

- Я столько жду брат, мне плохо, я жду и жду и я одна...

- Ты не одна, ты со мной, всегда и везде со мной...

Ворон смотрел на тонкую фигурку Чучелка - его проклятие и его счастье, его Галатею и его Франкенштейна. Смотрел и сердце его рвалось от боли, истекало капля за каплей этой болью, от которой не было спасения. Даже в смерти ему не избавиться от нее.
Девушка наклонилась к розе, утопив нисик в ее ароматном бутоне и Ворон застонал, до боли сжав кулаки. Он был прав, она должна уйти, иначе сердце просто разорвется от боли и от того выбора, который Дамокловым мечом висит над ним, над ними всеми. Счастливы неведающие и пусть она считает его требование нежеланием видеть ее больше, нежели узнает правду.

Посещение летнего домика не принесло ответов. И в какой-то момент Чучелко поняла, что больше не хочет знать. Ничего. Пусть все идет так, как идет. Она вернулась к себе и собрала вещи. Набила большую спортивную сумку платьями, брюками, косметикой и книжками. Все вперемешку. Она не знала, что ей может понадобиться. Документы, кредитку, телефон и наличные, что у нее имелись она распихала по карманам. Ей не хотелось прощаться с домочадцами и она уехала не прощаясь. Ей не хотелось даже оборачиваться. Она не понимала, почему Ворон так поступил с ней.
Сначала она хотела снять номер в гостинице в городе. Но позавтракав в кафе, где она уже несколько раз бывала, Чучелко решила, что не хочет оставаться здесь, где живут друзья и знакомые Ворона, которые знают кто она. Она решила поехать куда нибудь еще. Куда глаза глядят. Далеко-далеко. К морю, например. Туда, где на солнечных склонах растет виноград. Час спустя она уже ехала по шоссе на юг.

Чучелко свернула к станции канатной дороги и, не доезжая до нее, остановилась на самом краю 1,2-километрового обрыва. Перед ней развернулась панорама морского побережья, словно широкоформатный фильм в американском кинотеатре для автомобилей. На переднем плане утопающий в зелени город, за ним – выступающий далеко в море силуэт горы.

Зубчатая вершина совсем рядом, но чтобы на нее попасть надо въехать в обнесенный оградой маленький курортный городок с увеселительными заведениями, напоминающий наличием огромного шатра передвижной цирковой городок и цыганский табор одновременно.

За въезд и стоянку цыганки в разноцветных юбках, позвякивающие монистами просят заплатить. Но чтобы увидеть заход солнца нужно поторопиться. Здесь он такой же быстрый, как на всем побережье: словно кто-то невидимый гасит свет и оставляет лишь слабую подсветку в районе дальних вершин . Что-то неуловимо, но настойчиво тянет туда, а желудок, разбуженный витающими в воздухе ароматами морепродуктов, жарящегося мяса, горячего хлеба, требует остановиться хоть ненадолго.

А вот и кафе с плетенными столиками на увитой виноградом террасе, с мягкими креслами и поджаренными хлебцами в стоящих на столах корзинках.

Чучелко пару минут наслаждалась открывшимся видом. Ее преследовало странное ощущение, словно она попала на экран кинофильма и все это происходит не с ней. Или, если уж быть более точной, все происходит помимо нее. Весь мир отдельно, она отдельно. Ее это не пугало, было просто необычно.
Чучелко заперла машину и разместилась в кафе. Сделала заказ, в определенной степени наслаждаясь тем, что впервые в жизни не нужно ни на кого оглядываться. Возможно Ворон был в чем-то прав, отправив ее в свободное плавание. Впрочем слишком долго Чучелко об этом не думала, не смотря на события, аппетит у нее был прекрасный, а заказанный ужин очень вкусный. И Чучелко отдала ему должное, не забыв про десерт, который, по ее мнению, был самой важной составляющей любой трапезы.
Попутно она рассматривала людей и происходящее вокруг.

Люди как люди - семейная пара в возрасте, нежно о чем-то щебечущая за бокалами красного вина, молодой человек, бросающий красноречивые взгляды на Чучелко. Над барной стойкой объявление о сдаче комнат и предложение о работе официантом.
Снежно-белый кот прошествовал на террасу. Именно прошествовал, с чувством собственного достоинства и презрением ко всему окружающему. Пушистый хвост, поднятый к верху чуть подергивался. Голубые глаз кота остановились на девушке и он, секунду поразмышляв, направился к ее столику. Пробегавший мимо официант с подносом посуды едва не наступил на него,
- Семен! Ты опять? Вот придет хозяйка и достанется нам обоим! - бросил он коту беззлобно и заспешил дальше.
Семен проводил его скучающим взглядом и, демонстративно фыркнув, дернул хвостом. Выражение мордахи подчеркнуло этот фырк. Выглядело это очень забавно и немного странно.
Кот запрыгнул на соседнее с девушкой кресло и оглядел остатки ужина. Взгляд его задержался на десерте и он тоскливым взглядом проводил ложечку, отправлявшуюся девушке в рот. Кот печально вздохнул.
- Привет...

Чучелко опешила, удивленно глядя на наглого кота.
- Вкусно? - поинтересовался кот.
- Очень, - Чучелко взяла себя в руки, отложила десертную ложку и перестала удивляться. Да, пушистый прохвост застал ее врасплох, но больше ему это не удастся. - Ты чей? - спросила она, думая о том, что вряд ли давешнему официанту по карману существо вроде нее самой, но только размером мельче и на четырех лапах.

Конец.