Эхо отражений | ходы игроков | Победа

События из жизни персонажей связанные с победой, рождением, самостоятельностью, прямолинейностью или агрессией.

* мир: один из Фрагментов Бездны

- У тебя не будет второго шанса, - снова прозвучали в сознании девушки слова старого стражника, - Враг очень хитер, и ты должна быть готова ко всему...

И вот теперь она стоит одна, скрываясь в тени деревьев от утренних лучей солнца, которые могут выдать ее присутствие приближающемуся чудовищу.
Аута чувствовала, что нервничает, но столько всего произошло за последнее время - тут не до нервных расстройств. Она осторожно выглянула из за дерева и чуть не задохнулась от волнения: оно уже шло по извилистой узкой дороге и что самое ужасное - шагало совершенно бесшумно. Существо переливалось в рассветных лучах и выглядело это довольно зловеще, все так, как описывал Бернардо.

Пульс девушки участился, но теперь ей требовалось войти в состояние некоей отрешенности, чтобы ее сила подействовала.

Удар сердца. Длинные пальцы сплелись в замок, вводя Ауту в состояние повышенной концентрации.
Еще удар. Темные длинные волосы зазмеились, впитывая окружающую энергию.
Третий удар. В зеленых глазах вспыхнули маленькие искорки, очерчивая многоугольные фигуры.
Сейчас!

Девушка резким движением отстранилась от дерева, тут Ауту передернуло от промелькнувшей мысли, что ей придется коснуться чудовища, но пути назад уже не было - она стремительно бросилась вперед к проходящему мимо переливающемуся существу.

Когда она почти дотянулась до цели - под ее сапожком громко хрустнула сухая ветка, и чудовище резко отшатнулось, уходя в сторону от несущейся на него девушки.
Зеленые глаза Ауты вспыхнули упрямым и злым огнем - это еще не все! Полу-присев, она полностью открылась для возможного удара и ни секунды не колеблясь со всех сил прыгнула вбок и вовремя. Ее ладонь все-таки коснулась ускользающей цели.
Яркий зеленый разряд энергии прошел через ее руку, темные волосы затрепетали, словно под сильным ветром.

Через пару секунд все было кончено - чудовище обмякло и осело наземь, сознание навсегда покинуло его. Девушка вздохнула с облегчением - она смогла защитить город от разрушения.

*мир - Достижения науки

В полутемной комнате толстый человек дрожал от страха. Он убегал уже неделю, но сейчас, кажется, его загнали в тупик. Бежать было некуда.
В дверь звонили. Настойчиво, с небольшими перерывами. Дзинь. Дзинь-дзинь. Дзинь. Этот звук нервировал, заставлял содрогаться при каждом звонке.
Толстый человек в грязной куртке и таких же джинсах выглянул из окна и сглотнул. Двадцать этажей вниз. Если выпрыгнуть, можно успеть помолиться за упокой, пока долетишь до земли.
Он сжимал в потной ладони древний пистолет. Руки дрожали. Он знал, что это плохо закончится, знал! И зачем только послушал идиота Мустье!
Звонить перестали. «Может, он ушел» - подумал дрожащий толстяк. Он себе не верил. Корректоры не уходят просто так.
Что-то клацнуло, и входная дверь открылась. Бах! – выстрел из пистолета, что его сжимал в руке толстяк, прозвучал столь громко, что у стрелка заложило уши. Он стрелял в дверной проем, и если бы корректор стоял там, то был бы трупом. Но корректора там не было.
- Не глупи, Джеймс, - тихий холодный голос, казалось, доносится из ниоткуда. Выстрелы из пистолета – теперь уже наугад – снова оглушили толстяка. Он пятился к двери на балкон, а пули в магазине все не кончались. Но вот что-то клацнуло, и пистолет умолк. Ссутулившийся толстяк стоял у двери на балкон и дрожал. Его толстые губы, все время улыбавшиеся раньше, теперь шептали что-то. Молитву, кажется.
Харрисон вошел в квартиру. Отодвинул ногой поваленный стул, мешавший пройти в гостиную.
- У тебя есть последнее желание, Джеймс? – толстяк не ответил, только дрожал. Упал на колени и молитвенно сложил руки. Кажется, он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец прошептал: «У меня… у меня семья». Тихо заскулил, будто побитый пес. Его маленькие черные глазки умоляюще смотрели на высокого и бледного юношу в сером костюме.
Корректор пожал плечами.
- Я обязан был спросить.
Тихий выстрел – резкий контраст из предшествующей стрельбой – и беглец упал на пол, заливая кровью пыльный ковер. Часть его мозгов попала на балконные двери, и Харрисон брезгливо поморщился. Слишком много крови.
Дверь в квартиру закрылась, цоканье мужских туфель вскоре затихло вдали. А испуганные соседи так и не выглянули наружу, предпочитая остаться в своих уютных квартирках и забыть про выстрелы. Но полицию все же кто-то вызвал.

Папа говорит, что я родилась с ноутбуком в руках, а пуповиной мне был USB - кабель. А да, а моей рубашкой - костюм Золушки, а вместо здорового крика я начала читать сонеты Шекспира. Ну да, папа не одобряет то, чем я занимаюсь, но он терпимо к этому относится. Ну да, я выходила тяжело, потому когда мать отлеживалась после родов в больнице, он сам за мной бегал.
-Никаких нянек, ребенок должен получать родительское тепло.
Вот такой вот он у меня правильный. И добрый. Он часто шикал на подчиненных, которые принося ему домой деловые документы, поднимали шум.

III.

* Фрагмент Бездны

Ему снится Шон. Они сидят в лодке вдвоем. Доминик протягивает руку, чтобы прикоснуться к Шону, почувствовать его материальность и просыпается. Ему не нравится этот сон. Еще меньше ему нравится то, что он проснулся в обнимку с трупом, завернутым в кровавые простыни. Доминика мутит. Он выдирается из простыней и идет в ванную, где проводит следующие два часа, смывая с себя кровь. Сложнее всего промыть волосы.
Он протирает рукой зеркало в ванной. Это единственное зеркало в доме.
- Мы же договорились, что ты больше не будешь делать этого дома, - говорит он, пытаясь разобрать мокрые волосы на пряди и расчесать их.
- Прости, - Доминика в зеркале невинно пожимает плечиками.
- Прости? – Доминик в удивлении. – Ты извиняешься, это что-то новенькое. Я думал, этого слова нет в твоем лексиконе.
- Он красивый, правда?
- Ровно настолько, насколько может быть красив мертвый парень в моей постели.
- Это и моя постель, - возражает Доминика.
- Тогда пойди и прибери за собой.
Доминика в ответ капризно кривит губки.
- Если ты еще раз сделаешь это дома, я подстригусь, - заявляет Доминик, раздирая щеткой волосы. – Так и знай.
- Нет, ты этого не сделаешь!
Доминика подходит вплотную к стеклу. Волосы, это ее гордость. Ее львиная грива.
- Не смей! – говорит она, и голос ее дрожит. Она знает, что не сможет помешать Доминику.
Несколько секунд они смотрят друг на друга сквозь мокрое стекло.
- Значит, договорились? – спрашивает Доминик.
Она кивает.
- Вот и отлично.

Доминик собирает разбросанные по спальне вещи Доминики и убирает их в шкаф. Черные пенные кружева, в которые она любит заворачиваться. Одежду незадачливого любовника Доминики он складывает на постель. В чужом бумажнике он находит кредитку, немного наличных и водительские права. В кармане ключи от машины. На постели Доминика лежит труп по имени Питер. Доминик подходит к окну и смотрит на улицу, так и есть, у его дома стоит чужая машина, машина Питера. Доминик раздражен. Он не любит беспорядка. Из гаража он приносит большой кусок плотной бледно-зеленой пленки и расстилает ее на полу. Сбрасывает труп на пленку, сдирает с постели испорченные простыни, сворачивает их в бесформенный ком вместе с одеждой Питера и заворачивает все это в пленку, плотно обматывает скотчем. Питер становится похож на куколку гигантской бабочки.
Матрас тоже испорчен, придется его выбросить. Перспектива спать на диване в гостиной, пока привезут новый матрас, так же не добавляет Доминику хорошего настроения. Он кусает губы. Доминика смотрит на него сквозь стеклянные крышки коробок, где хранятся сухие бабочки. Она молчит. Может быть, она, в самом деле, чувствует себя виноватой.
Час спустя Доминик едет по шоссе на север от города. В багажнике машины лежит Питер. День прекрасен и чист. Небо пронзительно-голубое, до самого горизонта ни единого облачка. Деревья, золотые и алые, роняют листья. Если бы не выходка Доминики, то сейчас Доминик пошел бы прогуляться в парк. Посмотреть, как небо отражается в пруду.
У поворота на семнадцатом километре его останавливает патруль. Стандартная проверка документов. Доминик лучезарно улыбается. Никто и не думает проверять багажник его машины. Доминик размышляет о том, поместились бы в багажнике еще два трупа в новенькой полицейской форме. Скорее всего, нет. К тому же средь бела дня, посреди оживленного шоссе… Хотя, это могло бы быть забавно.
Он проезжает шестьдесят с лишним миль. Большую часть по шоссе, потом по заброшенному проселку до старой шахты. Таблички с предупреждениями об опасности давно покосились и обросли мхом. Из травы тут и там торчит ржавая колючая проволока. Доминик оставляет машину у облезлых железных ворот, которые до сих пор сопротивляются обступившему их лесу.
Тащить Питера тяжело и неудобно. Сверток с телом изворотлив почти как живой. День давно перевалил за полдень, а Доминик все еще возится с этим парнем. А ведь ему еще нужно решить вопрос с машиной Питера, оставшейся возле дома. Доминик злится. В конце концов, Доминик сбрасывает тело в провал неподалеку от входа в шахту. Он слышит всплеск воды внизу. Теперь у Питера новый дом. И новые соседи. В воде внизу уже обитает парочка несостоявшихся бойфрендов Доминики. Питеру не будет скучно.
Возвращаясь к машине, Доминик видит бабочку. Он замирает и несколько минут смотрит, как она кружит над осенними невзрачными цветами, так и не решаясь присесть ни на один из них. В этот момент Доминик не думает ни о Питере, ни о его машине. Он не думает даже о Шоне. Он вспоминает, как однажды нашел в парке куколку, из которой вот-вот должна была появиться на свет бабочка. Она лежала прямо на тропинке, и это было странно, любой неосторожный прохожий мог наступить на нее. Доминик отнес ее к пруду и положил на прогретый солнцем камень. Он провел рядом несколько часов, наблюдая, как из куколки выбирается бабочка. Это был один из тех прекрасных дней, которые Доминик никогда не забудет. Маленькое чудо, свершившееся у него на глазах, сделало этот день особенным. Доминик почувствовал свою причастность к рождению новой жизни. Что-то сродни отцовскому инстинкту. Гордость за свое маленькое дитя. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Эти чувства так его захватили, что он позволил бабочке улететь, когда у нее обсохли и расправились крылья. Он был единственным свидетелем ее первого полета.
Эти воспоминания наполняют его сердце светлой грустью. И он возвращается домой улыбаясь. Даже отражение Доминики в зеркале заднего вида больше не раздражает его.
В вечерних сумерках он загоняет свою машину в гараж и пересаживается в машину Питера. Несколько минут Доминик просто сидит в ней, привыкая к чужому запаху, к креслам с мягкими лохматыми чехлами. Он достает из кармана водительские права Питера, рассматривает фотографию. И лишь почувствовав себя Питером, Доминик заводит машину. Теперь он выезжает из города в западном направлении. Он заправляет машину и ужинает в придорожном кафе, расплачиваясь кредиткой Питера. Как Питер он улыбается официантке и болтает с кассиром на заправочной станции. Доминик едет к побережью. Питер едет к побережью. Все дальше и дальше.

*мир ангелов

Эльга спит. Дыхание ее чуть прерывисто и беспокойно. Бледные веки подрагивают во сне. За окном снова дождь, в полутемной комнате пахнет свежестью. Но Эльга ворочается, ей снова снится ее извечный кошмар. Кошмар, обратившийся в явь.

Сильные руки. Его сильные руки, которые она так любила. Звонкий удар, перемешавший сознание, неожиданно холодный твердый пол - она инстинктивно пытается отползти, волоча ослабевшие ноги, и стараясь не замечать ноющей боли в плече, и ярко-красного багрянца крови, заливающей губы.
- Я люблю тебя! Ты моя!
Следующий удар приходится по ребрам - дыхание перехватывает, Эльга пытается сжаться в клубок - не видеть, не слышать, не чувствовать... Это не я, не со мной, это все не со мной.

Рука крепко держит ее за волосы - ее длинные волосы, один окровавленный клок валяется на полу, и ей сложно представить, что секунду назад - это было ее.
Она пытается закричать, но не может - голос исчез, не оставив следа, Эльга понимает - нельзя кричать, нельзя, будет только хуже, будет еще больнее, тише, Эля, тише, пожалуйста, не кричи...
Но глаза не ходят сдержать своих слез и беззвучно давясь выступившей влагой, девушка отчаянно дергается в сторону, но жестокие руки не дают сделать и шага, он жадно срывает с нее одежду, обнажая тонкое тело - в следах от синяков, и шепча про наказание, впивается в Эльгу, взрывая сознание болью, которая крошит ее, крошит столько безжалостно, что нет спасения, никто не придет, никто не придет, оставь свои надежды, терпи, скоро, скоро все закончится...

Потом, после она лежит в кровати - голова небрежно забинтована, разбитые губы дрожат, щеки опухли от слез - он лежит рядом и нежно обнимая ее, шепчет на ухо - моя девочка, моя хорошая девочка, вот умница...
И от этих слов хочется умереть.