Мыши! [и Дары Смерти][Финал] | ходы игроков | Путь из ниоткуда в никуда

-Ага. Вон я их сколько поубивал! - сказал Хвост, указывая носом в кучку из муравьев.
- Пойдем быстрее, я тебе потом с твоими ранами помогу.
Хвосту было стыдно, что он бросил своих товарищей. Нужно было скорее им помочь. Но ведь нового знакомого тоже бросать нельзя.

-- Ну побежали! -- Чекмар попытался приободриться. -- Куда?

- Вначале в эту щель, потом в другую, - объяснил Хвост, залезая под дверь. Он торопился как мог и постоянно оглядывался назад, не отстаёт ли Чекмар.

А Чекмар не отставал. Бегать лысый черт умел намного лучше рыжего здоровячка. Добежав до щели, Чекмар пропустил вперед Хвоста и протиснулся следом.

Вернулся обратно в прихожую. Там входная дверь открыта, у двери кот, у кота компо сметана под носом, жрёт, ничего не видит, хаваешь мурашей потихоньку, за котом следишь внимательно, чтобы свалить если что. И тут из-за двери санузла кто-то как заверещит!

Сожрав муравьев и облизав лапы, Чекмар посмотрел на хвост и пролил скупую слезу. Чтоб еще раз к мышам подошел, чтобы еще раз оказал помощь... Не бывать такому! В одиночку лучше. Много лучше. Чекмар приободрился и даже стал чуть свирепее.
Затем лысый увидел кота, лакающего сметану. А ведь сметана-то у него скоро кончится. Надо готовить тактическое отступление.

Чекмар

Муравьёв там ещё половина осталась. Не лезут просто. Только по сторонам решил посмотреть — видишь как Вааська, далеко не доев до конца сметану, сорвался к двери санузла, царапает щель, лапу в неё просунуть пытается. А из входной двери, на человечьем языке бурлыкая, та женщина, которую ты во дворе видел, крестясь и косясь по сторонам заходит и к Вааське идёт, руку к дверной ручке тянет.

"Черт! Черт! Черт!!" -- Чекмар начал панически вертеть головой по сторонам. Надо спрятаться.
Интересно, а можно ли одолеть Василия? Вариант закрасить его глаз в белый цвет лысый отбросил сразу же -- во-первых, нужно быть достаточно близко к врагу, а во-вторых он и с бельмом на глазу остается хитер, живуч и чрезвычайно опасен.
Что же делать?

Даже самый маленький мышонок знает: для того чтобы тебя не увидели надо крепко зажмуриться.
Что ты, выбежав на середину прихожей, и сделал.
Успел увидеть, как женщина дверь в санузел открывает, как кот туда забегает. А потом зажмурился.

И только слышишь истошный вопль этой жещины и бешеные удары по полу прямо рядом с тобой.

Если сметана со сменой цвета превратится во что-то несъедобное — Вааська просто откажется. А вот фруктовый ёгурт, к примеру, он зохавает с удовольствием и ничего с ним плохого не произойдёт.

...

Чекмар бросился бежать к стене, выискивая по ходу бега щели.

Слониха вздохнула и подошла к визжащей женщине и слегка хлопнула ее хоботом по спине. Дерьмовые дела: сначала какие-то высшие силы лишили бедного лысого мыша х самого дорогого, а потом и вовсе превратили в слониху. Чудеса какие-то. Зато люди-то как обрадуются: насколько помнила Белоснежка из съеденных книг в бытность мышонком, слоны бывают только серые. А тут -- черный слон! Человеческие менты всадят в слониху нешуточную дозу снотворного, а человеческие дети будут радоваться, наблюдая слониху в вольере или, того хуже, клетке. Все не хуже, там хотя бы кормить будут.
Повеяло Африкой... Воистину -- гостиную мышам, а далекие жаркие (и не очень) страны -- вроде Индии или Египта -- слонам. Но все они так далеко. Очень далеко.
И что теперь? Это конец? Продать далекую Африку?
Слониха села, задумавшись.

Сергеевна

Захлебнулась криком, упала, заскребла снег согнутыми пальцами.

Белоснежка

Нет. Не конец ещё. Но конец уже близок, ты чувствуешь это. Ровная колонка ходов на листке бумаги становится всё длиннее. И не имеет значения, упадёт ли на колени при виде гусарских сабель белый король, поднимет ли руки перед пехотным штыком чёрный, или оба, чувствуя собственную слабость, отступят собирать новые армии.
Каков бы конец ни был, он останется концом, игроки пожмут руки, кто-то отправится в гостиницу, кто-то в аэропорт, ждать самолёта, прокручивая в голове партию, ругая себя за упущенные возможности, отмечая успешные ходы. Потом, приняв расслабляющую грамульку из предложенной стюардессой бутылочки взремнёт над Атлантикой, приземлится в по-весеннему свежем и оживлённом Петербурге, возьмёт такси до своего колодца на Марата, намертво встанет на Лиговском, решит дойти пешком, расплатится, выйдет, встретит девушку, влюбится, потом женится, та родит ему сына, потом ещё одного, они вытеснят шахматы из его жизни, и только иногда, листая пробелом старые фотографии он будет вспоминать ту партию, когда противник, считай, просто так отдал ладью его слону.

Да, конец близок, смысла в жизни больше нет, скоро ты упадёшь в коробку, крышка захлопнется и никто, никто не может знать, кем ты станешь, когда она откроется в следующий раз.

Белоснежка осмотрелась в поисках короля. Нет, не так, а вот так -- Короля. В каждой шахматной партии должен быть Король, об этом слониха знала не понаслышке.

Порушенный домик, затоптанный двор, узкая улочка. Рыжий король побеждённый, опрокинутый, лежит на одной из центральных клеток.
Больше фигур на доске не видишь.

-- Ну что ж, -- заключила слониха. -- Король повержен. Партия, стало быть, закончена.
Белоснежка спрыгнула с края шахматной доски и направилась к футляру для фигур. Надо занять место поудобнее, иначе игроки свалят абы как и будет неудобно лежать до следующей партии. Если она будет вообще.
Закон шахмат гласит, что каждой пешке нужно сделать шесть ходов, чтобы усовершенствоваться. За шесть ходов пешка дойдет до противоположного края доски.
Дошла. Но почему слон? Черт знает. Наверное, часть какой-то хитроумной комбинации.
Возможно, Чекмар-Белоснежка догадывался о том, что они все -- шахматные фигуры в чьих-то руках, но никогда не нарушалась эта грань. Грань реальности и мира, который на эту реальность способен повлиять. Все оказалось просто. Шахматы.
Неизвестно, как сыграет Чекмар-Белоснежка в следующих партиях: прославится ли одним из строителей мата для вражьего короля или же падет жертвой в угоду гамбиту. Значения это не имеет.

После конца партии и короли, и пешки падают в одну коробку.

Медленно и степенно чёрная слониха шла на запад, любуясь закатом. Снег давно сменился асфальтом, асфальт почти сразу превратился в грунтовку, с грунтовки слониха сошла в густую луговую траву.
Да, на смену разнокалиберным деревенским домам пришли луга, поля, перелески, снова поля, уже вспаханные, с уже поднимающейся рожью, а потом и вовсе степь. Без конца и края, с маленькими кучками получухих корявых деревьев. Трава уже почти достигающая колен, пожелтела, поникла.
Солнце опускалось за горизонт. Пропадали краски, обманывали, играли со зрением длинные тени. Мир таял, исчезал в надвигающейся тьме. Единственный звук — топот твоих собственных шагов — становился всё тише. Ты уже не чувствуешь натруженных ступней, не чувствуешь приятно щекочущей ноги травы, да что там — ты не чувствуешь уже ничего. Не чувствуешь. Не видишь. Не слышишь.
Не мыслишь.
Не существуешь.
Тебя просто нет.