| |
|
|
Эта комната предназначена для слухов, баек, анекдотов и прочих достоверных ведомостей о военачальниках и правителях Каласирии.
|
|
1 |
|
|
|
|
Как только Антилох достиг совершеннолетия, отец приказал ему жениться. Юноша не придавал никакого значения семейной жизни и попросил своего наставника, философа Клеона, выбрать для себя жену. Философ выбрал девушку из обедневшей знати, да ещё и некрасивую, но Антилох без споров женился на ней. „Конечно, зачем ему красивая” – сострил по этому поводу Ксенофонт – „если ему захочется красоты, он может посмотреть в зеркало”.
***
Когда Антилох впервые стал военачальником, даже те граждане, что любили его, не уважали юношу как полководца. Солдаты презрительно называли его «натурщиком». И вот, когда он без шлема вышел ободрить войско перед битвой, кто-то из наёмников выкрикнул: «Эй, мальчик, здесь не место торговать красивым лицом». Тогда Антилох разозлился и сказал вместо речи «Сейчас посмотрим, что есть у вас на продажу!». После этого он приказал трубить наступление и, не надев шлема, сам первым бросился на врага. Красные Плащи устремились за полководцем, а остальное войско, устыдившись, бросилось за Красными Плащами. Противник, не ожидавший такого напора, был разгромлен первым же натиском, но Антилох уже при преследовании разбитого врага был ранен в голову и с тех пор никогда не выходил в бой без шлема.
|
|
2 |
|
|
|
|
Среди многих легенд ходящих о Парсиате в Каласирии, есть и такая:
Рассказывают, что в войске парсиат есть отряды конников закутанные с ног до головы в ткани, так что видны лишь глаза, воины, что не носят никакой брони и безрассудно бросаются в бой на врагов, не обращая внимания на их число и силу. Рассказывают также, что эти воины не знают страха и не могут испытывать боль, а все потому, что они уже мертвы. Они воскресли по воле темной и ужасной богини Митранны, которую почитают народы пустынь, а потому не боятся смерти и оружие смертных не может убить их вновь. Рассказывают, что тела их источают запах разложения и гнили, но двигаются они много быстрее иных живых, а удары их клинков поражают не только тело, но и самое душу, заставляя врага умирать в страшных муках. Некоторые говорят, что одолеть их можно разрубив их тело на части, некоторые, что помочь может только очищающий огонь, но большинство сходится на том, что их невозможно победить без помощи богов. Но даже если боги будут на вашей стороне, победа будет трудной, поскольку, как говорят, чести востать из мертвых удостаиваются лишь сильнейшие из воинов Парсиаты, обреченные служить Царице цариц вечно.
|
|
3 |
|
|
|
|
Однажды Алкидизаар собирался начать кампанию в южных холмах против воинственных племен горцев, совершавших набеги на подвластные Менассе народы.
Другие племена южан, казалось, были настроены дружественно, и даже хотели поддержать его, однако тиран, внешне проявлявший к ним доверие, на самом деле не очень-то полагался на хитрых варваров.
Чтобы проверить их, он послал вождям одни письма запечатанными, а другие - открытыми, и в открытых письмах просил распечатать тайные не раньше назначенного срока.
Но еще до того, как срок наступил, Алкидизаар попросил вернуть ему все письма, и по тому, какие из них были распечатаны, смог решить, кому из вождей можно доверять, а кому нет.
***
Менасса часто воевала с другими городами-государствами. Как-то раз, когда Алкидизаар во главе войска наемников участвовал в походе на островах, армии Мирры и Алесо осадили город. Должности полководцев в их армиях были выборными, претенденты выдвигали свои кандидатуры каждый год. В тот год их стратегами были Филипп и Саломиус. Им сопутствовал успех: ополчение Менассы было разбито, а сам город осажден. Был канун нового года, и осада близилась к завершению, поэтому Филипп и Саломиус пожелали сделать праздничные приношения в храм в виде щитов, на которых будет выбито: "Подношение в честь взятия Менассы Филиппом и Саломиусом".
Однако город еще не пал, и, возможно, продержался бы до нового года, когда на их посты будут выбраны другие полководцы. Чтобы никого не обидеть, но, тем не менее, увековечить свои имена, педантичные стратеги приказали сделать на щитах такие надписи: "Подношение в честь взятия Менассы Филиппом и Саломиусом, а также кандидатами на их посты в следующем году."
Но честолюбивым планам врагов не суждено было сбыться - Алкидизаар вернулся из похода и стремительным натиском отбросил войска союзников от стен города. Бегство было столь быстрым, что готовые щиты достались горожанам.
В Менассе в случае победы также было принято жертвовать трофеи со своим именем в храмы, однако в этот раз Алкидизаар сделал исключение, приказав лишь немного изменить надписи на щитах: "Захвачены у Филиппа и Саломиуса, а также у кандидатов на их посты в следующем году".
|
|
4 |
|
|
|
|
Говорят, великан Кносс, гоплит из Никосии, признался в любви Антилоху. Последний сказал «Если ты и вправду меня любишь, следуй за мной в походах и будь готов отдать за меня жизнь. Этого я даже своей жене не позволяю». Кносс послушался его и вскоре стал так знаменит своей храбростью и силой, что получил красный плащ.
***
Рассказывают также, что когда взбунтовались филикиляне, Антилох взял их город без боя из-за слов оракула, заставивших армию сдаться. Только филикилянин Софил оказал сопротивление – запершись один с рабами в доме магистрата, он кричал оттуда обидные слова и бросал в никоссийцев стрелы. Дом был хорошо укреплён, а сжигать такую богатую усадьбу никто не хотел. Софил искусно оборонялся в узком проёме двери – у него была железная броня и щит, которых не брали стрелы, а сам он был силён и искусен. Тогда Кносс громко заявил, что если Антилох пообещает его поцеловать, то он победит страшного филикилянина. Антилох смутился, не зная, что ответить. Тогда слышавший это Софил крикнул, что за такую цену он и сам согласен сдаться. Антилох рассмеялся и сказал, что у него есть кое-что получше поцелуя – красивый багряный плащ.
Софил согласился служить Антилоху, и получал неслыханно щедрую плату – семь долей вместо почётных трёх.
Когда остальные Красные Плащи стали роптать на то, что мятежник получает такую долю, Антилох сказал «Я дам даже десять долей любому из вас, который в одиночку не побоится воевать против целой армии». И больше, говорят, никто не роптал.
|
|
5 |
|
|
|
|
Говорят что у военачальницы командующей войском Парсиаты есть 365 тяжёлых конников из которых триста просто ударный отряд, а 65 её личные телохранители. Рассказывают всех она отобрала лично и проверила их силу, выносливость и преданность. Когда же её спрашивали почему она не взяла с собой больше таких прекрасных воинов Арра ответила, что не успела поскольку у неё был лишь год для подготовки к походу на север. Но в чём же связь? На такой вопрос парсиатка хлопнула в ладоши и воскликнула:
- Даже малые дети знают, что количество дней и ночей в году одинаково!
|
|
6 |
|
|
|
|
Рассказывают, что во время похода на север, Салашта был принужден воевать сразу против трех варварских общин, которые объединились между собой. Оказавшись в меньшинстве, он был принужден построить лагерь, свезя в него различные припасы и верные ему войска, и сидел в нем со всей армией в виду у враждебных варваров. Так длилось довольно долго, и его собственные солдаты начали роптать, говоря, что он ожиданием только уменьшает их и свою славу и припасы, а так же рискует тем, что к варварам присоединятся и другие племена. Салашта же неизменно отвечал, что не может выступить против врагов, пока не подойдут войска дружественных герасов, но те всё не шли.
Спустя какое-то время Салашта призвал вожаков варваров на переговоры, и встретил их перед лагерем не в латах, но в богатой одежде. Там он заявил им, что желает мира, поскольку дела призывают его уже завтра вернуться назад, и попросил их не нападать на тех его солдат, которые будут собирать хлеб и другие припасы.
Так вожди решили, что у ремаллийцев подошли к концу хлебные запасы и они будут отступать, и что командует ими слабый военачальник. Собрав военный совет, они единодушно постановили напасть на ремаллийский лагерь, пока те не успели уйти.
Салашта же тем временем сказал своим солдатам быть готовыми к битве, и что сегодня они одержат большую победу. Так и произошло - когда варвары, ожидая легкой победы, напали на укрепленную и высокую позицию, ремаллийцы, жаждавшие боя, отбросили их, и преследуя, многих перебили.
После этого все три общины поспешили прислать заложников и дань.
* * *
Однажды в северном походе, Салашта заметил, что у него заканчиваются деньги для выплат воинам. Между тем замиренные им племена слали дань, хлеб и заложников весьма неохотно. Тогда он призвал к себе самого наглого из калисирийцев, известного вдобавок огромным презрением к варварам, и отправил послом в самую сильную из хитривших общин. Там тот приказал им немедленно отдать все то, что те обещали, ведя себя так грубо, что варвары схватили его и посадили в яму, а сделав это, вновь стали вооружаться и готовиться к войне. Узнав об этом, Салашта напал на них и победил, а в наказание за клятвопреступление приказал продать весь народ и всех пленных с торгов.
Плененного же ими калисирийца он похвалил и выплатил тому тройное жалованье.
|
|
7 |
|
|
|
|
Род Таров известен своим умением извлекать выгоду даже из поражения.
Одной из жен Алкидизаара была Таисия, прославившаяся, как первая красавица Менассы. Но однажды тирану стало известно, что молодая Таисия ему не верна. Соперником был его заклятый враг Моло, молодой вельможа из рода Карф. Скоро по городу поползли слухи о его связи с женой Алкидизаара.
У правителя города не было недостатка в умелых убийцах и шпионах, однако Моло пользовался большой популярностью у народа. Красивый, статный, щедрый и молодой Моло был чемпионом наездников, ловеласом и всеобщим любимцем. Его убийство могло отрицательно сказаться на репутации Тар среди населения, да и другие дома могли объединиться против тирана, если бы он вздумал разить своих врагов направо и налево с помощью продажных кинжалов и яда.
По закону Алкидизаар мог предать неверную жену суду, который, в случае, если вина ее будет доказана, лишил бы женщину гражданства и продал в рабство. Если же вина ее осталась бы неподтвержденной, она имела бы право на развод.
Однако Алкидизаару претила сама мысль о скандальном судилище. В то же время он старался (по крайней мере явно) не нарушать законы города, за что и снискал уважение граждан.
Обдумав дело, правитель объявил, что отпускает жену. Люди были удивлены таким решением. Снова поползли слухи, и на следующем пиру один из противников даже осмелился спросить, не надоели ли тирану женщины, если он отдает такую красавицу, и что, возможно, ему теперь по душе больше мужчины (в Менассе подобный намек является серьезным оскорблением). Все ожидали вспышки гнева, однако Алкидизаар ответил обидчику что боги обычно справедливы, и даруя человеку исключительную красоту, часто обделяют его мудростью, а глупая жена, настолько глупая, что не может обмануть даже своего мужа - погибель для мужчины. Вслед за этим Алкидизаар принялся хвалить ум супруги своего собеседника, и все присутствующие, сочтя это ответной колкостью, облегченно рассмеялись.
В Менассе еще долго судачили об этом решении, но не прошло и года, как у черни появился новый повод для сплетен - в город прибыла танцовщица из далеких стран, невиданной красоты и изящества. Одни говорили, что женщина родом из древней расы эльфов, другие - что полукровка, однако лишь единицы знали, что её приезд оплачен золотом тирана. Моло, уже успевший пресытиться ласками Таисии, увидев заморскую красавицу, быстро пал жертвой её чар. Это тоже не осталось незамеченным публикой.
Вскоре город потрясла трагическая новость - молодая жена главы дома Карф будто бы отравила мужа из ревности. Разъяренная толпа набросилась на женщину и побила ее камнями.
В глазах людей сказанные на пиру слова Алкидизаара стали пророческими, и горожане в который раз подивились его мудрости, хотя теперь уже никто не мог узнать, действительно ли прекрасная Таисия подсыпала яд в вино своему мужу, или это сделал кто-то другой...
|
|
8 |
|
|
|
|
Когда многие лорды Эстера признали себя подданными Царицы Царей вообще, и вассалами рода Сурии в частности, военачальница парсиатов Арра стала ежемесячно созывать их на пиры, что бы присмотреться к ним и держать под рукой. Причём приглашение присылала всем семьям. Хотя искушенные в интригах лорды понимали что к чему, но всё было обставлено столь искусно, что отказаться под благовидным предлогом не вызывая гнева завоевательницы не было никакой возможности. Но один из мелких лордов приехал на первый из таких пиров без детей, а надобно сказать, что их у него было двое – близняшки брат и сестра пятнадцати лет и это самые красивые эстерийцы. Свидетели говорят, что лишь сын никоссийского тирана превосходит мальчика, хотя некоторые даже утверждают обратное. Конечно же Арра спросила лорда где они, но тот ответил, что она должна понять отца который боится везти свою дочь в военный лагерь полный грубых воинов, а сына он не взял поскольку близняшки неразлучны. К всеобщему удивлению парсиатка с пониманием отнеслась к его словам, но попросила в следующий раз привести детей поклявшись Митранной что ни один мужчина ни из её войска ни из союзников не дотронется до них даже пальцем. Через месяц тот лорд снова приехал на пир привезя с собой детей и действительно они были исключительно красивы. Увидев их Арра сказала, что не может не насладится подобной красотой и что делает и юношу и девушку своими наложниками. Их отец от горя забылся и обвинил парсиатку в нарушении клятвы, на что та ответила:
- Лишь красота твоих детей спасла грязный лживый язык обвинивший меня в святотатстве. Я ведь обещала, что их не тронет никто из подвластных мне мужей, но я то женщина!
|
|
9 |
|
|
|
|
О диких варварах что привели с собой парсиаты говорят что они спят со свиньями. И очевидцы видевшие их женщин говорят не удивительно, что варвары по скудоумию своему их путают.
|
|
10 |
|
|
|
|
Унгурн, как и любой порядочный болотнокожий, когда-то был бедным воином с одним-единственным мечом. Отец же его, известный своей скупостью, никогда не помогал сыну и как будто не интересовался его успехами в битвах, желая, чтобы тот всего добился в жизни сам.
В одной из стычек Унгурн сломал свой меч. Другой у него не было, а вскоре войско болотнокожих должно было встретится с армией какого-то людского короля. Так как другого выхода у воина не было, Унгурн обратился за помощью к отцу, попросив у него один-единственный меч на время. Отец же заставлял Унгурна сказать при всех уважаемых воинах, что в случае утери или поломки меча отдаст тому 60 свиней. Унгурн долго не мог решиться взять на себя такое обязательство, однако в конце концов при самом Прясе сказал, что вернет отцу не шестьдесят, а шестьсот свиней. Когда же его друзья спросили, зачем он так поступил, Унгурн ответил:
- Отцу это приятно, а мне все равно - я никогда не смогу отдать ему ни шестьдесят, ни шестьсот свиней.
|
|
11 |
|
|
|
|
Алкидизаар редко водил отряды в бой лично, впрочем, не из-за недостатка мужества, а лишь в соответствии с взглядами менасских военачальников, согласно которым полководец в гуще схватки теряет общую картину сражения.
Конечно, ему не раз приходилось с мечом в руках защищать свою жизнь, когда враг все-таки прорывался через строй Медных Щитов, и ему случалось проявлять жесткость и даже жестокость по отношению к собственным воинам, чем он завоевал уважение среди суровых наемников.
Однажды, выступив в поход против заморского племени дикарей, корпус Алкидизаара оказался в безводной местности. Для победы над враждебным племенем надо было захватить укрепленное поселение, вход в него защищал холм - господствующая позиция. Захватив холм, отряд наемников смог бы в течение короткого времени вынудить сдаться все племя туземцев.
Наемники были лучше вооружены, стрелы и камни дикарей не столько убивали их, сколько ранили, но, мучимые жаждой, они обессиленно откатывались к подножию каменистого холма.
Разведчики, тем временем, нашли наполовину пересохший колодец, из которого им удалось набрать всего лишь одну большую бочку.
Бочка была доставлена предводителю, и взята под охрану его гвардией, как величайшая ценность, а воины, облизывая потрескавшиеся на солнце губы, ждали, когда же наконец тиран напьется и позволит каждому сделать хотя бы глоток - для того, чтобы напоить всех бочка была слишком мала. Однако Алкидизаар не стал пить сам, не стал он и распределять воду между бойцами. Вместо этого, он объявил, что первый десяток ворвавшихся на холм бойцов получит сразу после завершения боя по целому шлему воды на брата. Если же до темноты холм не будет взят, заявил военачальник, вся вода будет вылита на землю и не достанется никому. Мысль об этом привела бойцов в такую ярость, что они, забыв о жестоких ранах, бросились на холм, стараясь опередить друг друга. Дикари, защищавшие укрепления, были перебиты или бежали. Холм, а вместе с ним и весь поселок, в котором оказался колодец, взяты, и поход завершен победой.
|
|
12 |
|
|
|
|
Когда Антилох делил добычу, то он почти всегда раздавал треть, а то и половину своей доли полководца особо отличившимся из войска. Многие не одобряли такого поведения, говоря, что так он только развращает сограждан. «Моя доля остаётся при мне» - отвечал на это Антилох. – «Ведь потом награждённые всегда приглашают меня на пир и нередко тратят даже больше, чем я им дал.»
***
Когда Антилох ещё не достиг совершеннолетия, он сильно огорчался потому, что в каждом воинском или спортивном упражнении кто-то из сверстников обязательно его превосходил. Ни в беге, ни в стрельбе из лука, ни в колесничных гонках– нигде ему не удавалось быть первым. Даже обучение искусствам, философии и военному делу давалось ему нелегко. Но уже тогда он был знаменит своей красотой, что его не очень радовало – ведь он мечтал стать воином и полководцем.
И вот однажды Антилоха с другими благородными юношами отправили за оракулом. Путь был дальний, и однажды, застигнутые бурей, они пристали к городу, где Антилоха никто не видел, хотя о его красоте были наслышаны. Тогда эфебы придумали шутку – выдали за Антилоха Ификла, отрока, особой красотой не отличавшегося, а Антилох вёл себя скромно и прятал лицо. Пять дней бушевало море, и за пять дней никто даже не усомнился, что Ификл и есть знаменитый красавец. Все смеялись над этой шуткой, но больше всех – Антилох. «Уж если Ификл смог прослыть великим красавцем, то и я смогу прослыть великим воином!» - простодушно говорил он.
|
|
13 |
|
|
|
|
В войне против парсиатов никоссийцы и менассцы были союзниками, однако хотя никоссийцы и прислали на помощь армию, но тиран Менассы Алкидизаар был человек скаредный и не хотел бесплатно кормить её. А надо сказать, что тиран Никоссии был не менее скуп и денег и припасов своему сыну и военачальнику Антилоху не выделили. Так что войско вынуждено было просить у Алкидизаара пропитания, а тот отказывал. В конце концов никоссийцы разозлились на тирана и покинули союзника. Антилоз перед уходом приказал купить на невольничьем рынке в Менассе самых дешёвых рабов – старых, больных, а после отхода войска вывести их на главную площадь как подарок тирану и повесить им на шеи таблички «Союзники, достойные щедрости Алкидизаара». Тиран же приказал погрузить их на корабль и отправить в Никоссию, а на табличках рабов теперь было написано: «Сии люди куплены по приказу Антилоха, сына Главка. Какой сын - такая и покупка».
|
|
14 |
|
|
|
|
- Ну что за молодёжь пошла! В мои времена говорили – дров, иди воевать и женщины будут смотреть на тебя как на равного! Ну почти. Вот на что ты надеешься? Ты же не красавец, тебе не то что в след не смотрят, на тебя ведь и второй раз не каждая глянет. Если ты со мной такой тихий и молчаливый, то уж с девушкой наверно вообще язык глотаешь. И что тебе остаётся? Что ты делаешь? Можешь глаза не опускать и так знаю. Когда рабыня моет полы в мужской части дома и лазит на коленях с тряпкой ты задираешь ей рубашку и представляешь что кожа у неё тёмная, а волосы белые. Нет? А у тебя личная наложница есть. Ну повезло родится в богатой семье, у меня вон не было., приходилось обычной прислугой обходится. Но глядя на тебя я готов поставить золотой, нет даже два полновесных серебряных, что ты велишь ей побольше бывать на солнце, а когда сёстёр с матерью пригласят в гости или на охоту то приказываешь наложнице красить голову мелом. Ох как засмущался. Таки правду мужики про эту моду говорили.
Ну да ладно, я тебя понимаю сам такой был. Но ведь заметь был! У меня ведь тоже ни имени ни рожи, а вот с женщинами всё нормально. У меня уже трое детей у двух и я думаю прежде чем снова в поход сделаю третьей четвёртого. А всё почему? Видишь вот здесь, а здесь? Что это? Правильно, шрамы. А у женщин глаз острый они всё видят и понимают откуда такие следы берутся. Пускай дураки говорят, что шрамы это некрасиво. Брехня – шрамы украшают мужчину. Особенно таких как ты или я – нам то и портить особо нечего. Так что иди воевать. Воинов они любят. Смотри, любая парсиатка год-другой на коне каталась да из лука стреляла. Но это же год или два. многие и не воевали даже. А тут ты – ветеран десятка походов, рожа в шрамах, руки в наградных браслетах. Как этот вот, чистое ликийское серебро между прочим. Да и ты сам другой станешь. Осанка, в глазах огонь – они такое любят.
Да, платят не так уж и много, зато есть шанс на добыче разбогатеть. А главное все деньги твои, а не материны. Так то у тебя всех надежд что сестрёнки к подружке устроят экономом. И что денег больше будет? Да те же самые если не воровать конечно. А воровать у своих грех перед Митраной. И надежд то всех что однажды в песчаную бурю, когда хозяйке станет одиноко и грустно тут под рукой окажешься ты, такой надёжный, знакомый… Парень, это даже в жизни грустно, а уж мечтать о таком... Ты думаешь я не помню как на меня смотрели домоправители моих любовниц? Так что пользуйся случаем, что сейчас дома думают по примеру Сурии идти на север и пополняют войска. Я вот знаю три дхара куда берут новобранцев. Ты ведь дров, тебя ведь учили стрелять из лука. Что даже отличие получил? Молодец, а вот борьбу и фехтование ты зря в школе пропускал. Но ничего в лагере тебе помогут и вспомнить и выучить. Сам удивишься сколько у тебя получатся начнёт. Так что скажешь матери, отпусти мол, хочу есть со стрелы и пить из шлема. А если что скажешь, что хочешь быть как отец и не стыдно ли ей за такого сына как сейчас. Поверь, после такого точно отпустит.
И ещё, дело ведь не только в деньгах на собственный дом с рабынями которым не надо вымывать мел из волос прежде чем сёстры вернуться с охоты. И не только в том, что ты начнёшь нравится женщинам. Есть ещё одно. Моя последняя… Я конечно не назову её имени, но что б ты понял, если бы не она меня бы и на порог её дома не пустили. Да-да, она из внутреннего города. А что ты думал? Это нам есть куда поднимать головы, а им выше некуда, ну семь родов не считаем конечно. А когда ты на самом верху только вниз и смотреть. Ну и разговоры между старыми ведьмами тоже способствуют «Не соединить ли наш договор кровью? Я думаю пора одной из ваших внучек родить вам правнучку. У меня есть несколько мальчиков на выбор». Парень, если у нас с ней родится сын он начнёт службу сразу с конницы, а если дочь, то может мне ещё суждено служить в аше где она станет сотницей. А ведь у них тоже будут дети. И милостью Митраны да прихотью судьбы может твоя правнучка будет смотреть на мир с серебряного трона. С такой мечтой хорошо жить, даже если суждено умереть где-то на айберийских холмах.
|
|
15 |
|
|
|
|
Многие рассказывают также будто бы произошедшую историю о таком:
Когда парсиатки предали никоссийских союзников, жрец полководца никоссийцев Антилоха был в великом гневе и хотел проклясть Арру, предводительницу парсиаток. Однако Антилох, хотя ужасно страдал от боли в порубленной ноге, не позволил этого, говоря:
"Отче Анастасиос, не растрачивай попусту молитв. Неужто неясно, что боги и так прокляли её глупостью сверх человечьего разумения? Лучше помолись за моё скорейшее исцеление."
Однако оказалось, что если Анастасиос молится, прося о благе (а до того такого чуда не случалось), а не о ниспослании кар, голос его становится так скучен и нуден, а сам он - так косноязычен, что все здоровые люди, слыша священные формулы, засыпают к концу первой фразы, а страдания больных и самого Анастасиоса усугубляются невоорбразимо. Не вытерпев, Антилох воскликнул:
"Вот что, отче Анастасиос, лучше уж проклинай мою боль и слабость, если не можешь без проклятий!"
Что и было с великим пылом исполнено, и все изумлялись, насколько красноречивей стал немногословный старец, произнося хулы и изгоняя боль и слабость именем Гелия. Утверждают даже, что Антилоху после этого стало лучше и он смог сказать свою знаменитую речь, вдохновившую его бойцов. Впрочем, те, кто знали Анастасиоса, говорят, что это всё придумали гораздо позже досужие языки. Однако, мы приводим этот рассказ в этом собрании рассказов для того, чтобы потом какой-нибудь жизнеописатель не упрекнул нас за то, что мы его не приводим. А упомянутую речь Антилоха мы тоже приводим, но позже - там, где считаем уместным её упомянуть.
|
|
16 |
|
|
|
|
По возвращении в Никоссию Антилох стал требовать у Главка полученное у парсиаток золото для своей поредевшей армии. Главк долго уклонялся и затягивал выдачу, но в конце концов был вынужден отдать большую его часть. Это золото Антилох разделил как военную добычу, не забыв никого - даже семь долей Софила отправили в Филикилию его семье, даже наёмников, половина из которых была перебита, вспомнили и отправили плату.
Однако, поскольку по своему обычаю стратег раздал много из полководческой доли, а также потому, что много денег ушло на гекатомбы Гелию и на целителей, Антилох оказался в долгах. А вскоре Главк привлёк сына к суду - он-де, хотя и победил, как утверждает, в битве, но не похоронил тела погибших как подобает - и по древнему закону и обычаю стратег был за это приговорён к казни через отравление цикутой. Друзья и соратники предлагали бежать или же просто отказаться от победы и сказать на суде, что никоссийцы проиграли (в случае проигранной битвы закон, конечно, подобного не требовал). Антилох отказался из гордости. На казнь собралось много народу, начались волнения, и архонтов едва не растерзала толпа. Антилох, однако, успокоил толпу и сказал, что намерен подчиниться закону, потому что обвинение против него справедливо. Он без сомнения погиб бы, но пока судили да рядили, оказалось, что пролетавший над площадью ворон нагадил прямо в чашу с ядом, и приговорённый, заметив это уже поднеся чашу к губам, отказался пить скверность и потребовал чистую чашу. Архонты, посовещавшись, решили не гневить толпу и богов, объявили это знамением, и заменили казнь десятилетним изгнанием.
|
|
17 |
|
|
|
|
Говорят, ассирцы, ушедшие с Салаштой Двублагословенным, были недовольны тем, что последний дал Хану уйгуров звание Друга Ремаллы и Народа. Хан, говорили они, едва ли не бежал с поля боя, и осторожность его, граничившая с трусостью, лишила их победы и погубила немало ассирских бойцов.
Салашта же, даже если и имел свои соображения о происходившем в бою на юге, не мог говорить о них, дабы не оскорбить ни ассирцев, ни хана, с которым желал поддерживать союз.
"Ремалла", - сказал он вместо этого, - "Называет своими друзьями тех, кто помогает ей в трудную минуту. И хоть вы скажете что помощь, оказанная ханом Ремалле не так велика, но второе дает тот, кто дает вовремя. Вот и вы, воины, хотя и не участвуете в битве, а стоите вместе со мной в Менассе, даже при этом оказываете мне большую услугу."
С этими словами он наделил аналогичным званием того, кто командовал ассирцами в то время, а так же Ашшера-реш-иши посмертно. Для последнего же он купил земли и возвел там небольшой, но красивый кенотаф.
* * *
Рассказывают, Салашта Двублагословенный, придя в Менассу и узнав о том, что оставил на произвол судьбы войско гномов, пал на колени при дороге и посыпал свою голову прахом. Горе, говорил он, ему как трусу и предателю, бросившему храбрейших воинов горного народа на потеху безжалостным врагам. После этого неделю он не носил украшений, не стриг волос и не брил лица, трижды начиная и трижды обрывая покаянное письмо в горное королевство.
В написанном наконец послании он признавал свою вину и не просил прощения для себя лично, а лишь для его союзников менассцев, ибо те ушли лишь по его приказу. Сам же он, писал Двублагословенный, не видит надежд оправдаться иначе как через посредство богов. И потому он обязался поставить на том месте, где оставалось войско гномов, святую стеллу их мужеству, если боги дадут ему победу в Эстэре.
Кроме того, он в наказание запретил себе возвращаться на родину до знака свыше, и многие сочувствовали этому - ибо что может быть жестче и страшнее, чем разлука с родным домом, семьей и согражданами? Однако злые языки говорили, что Салашта сделал так из опасения за свою жизнь - политические враги его непременно устроили бы так, что б он оказался Осужден.
* * *
О других его делах говорят такое: будто бы, услышав о приговоре, вынесенном Антилоху на родине, он послал Главку благодарственное письмо.
В послании он говорил о несомненном счастье, доставленном этим решением ему, а так же парсиатам и всем другим воевавшим с Никоссией, и просил изгнать или убить ещё больше героев и воинов - тогда-де радость их будет ещё большей.
Главк, говорят, на письмо не ответил.
|
|
18 |
|