Witch Hunters, Охотники на ведьм. | ходы игроков | Очистительное пламя

Мечеслав в офигении... Был... Но чей-то крик вывел его из ступора, и за какое-то мгновение он сообразил, что просто сидит на снегу, а перед ним эта тварь...
- Солнце тебе в печень! - крякнул от натуги следопыт, и оторвавшись от земли, и попытался обхватив его за ноги сбить с лап, ударом головы в живот, что дало бы хот небольшой шанс задержать внимание зверя на себе, да пару лишних секунд для оставшейся команды... Даже ценой собственной жизни...

       Вскрикнув, Леший в ужасе отшатнулся. Такой поворот на мгновение отвлёк его от противника. Да и кто сейчас был противником? Был ли он один, или живой мертвец тоже был врагом? Мертвец ли? В голове не укладывалось, что минуту назад он, Ольгерд, стальным голосом ещё отдавал еле слышные в темноте команды. С ним они прошли и огонь, и воду, сидели в засадах по болотам, прикрывали друг другу спины. А сейчас — кто он? Враг? Друг? Или просто кусок мяса, призванный выполнить свою задачу?
       Мечеслав не терзался выбором и раздумьями. На счастье, он ничего этого не видел. Храбрый юноша кинулся на оборотня в почти самоубийственной, но бесполезной атаке. Оборотень, связанный по рукам, с рыком отшагнул.
       Но отшагнул он к уже вставшему кадавру. Воздух разрезал короткий свист стали, завязший глубоко в плоти. Зверь взвыл. Но в вое, на фоне несломленной, непобеждённо первобытной ярости зазвучала такая же первозданная тоска и сожаление. Словно подкошенный, кринос с глухим стоком рухнул на мёрзлую землю под вытоптанным красным снегом. Нет, он не был мёртв. Он дышал. С трудом, поскуливая, но дышал. О чём он думал в эти минуты?
       Шерсть медленно вростала в туловище, открывая шрамы на голой коже. Человеческой коже. А над ним, шатаясь, стояло тело, когда-то бывшее Ольгердом. Каждый тяжёлый, хриплый вздох выталкивал сгусток чёрной крови из изуродованной глотки.
       Над лунным лесом снова повисла тишина. Мёртвая.

- Господи... Наконец-то... - следопыт поднялся с земли, подбирая меч. Захромав, отбитой в падении ногой, Мечеслав подошел к телу волколака, и остановившись, пристально посмотрел в глаза Ольгерду, - Ты...? - горько вздохнув, парень разочарованно забормотал себе под нос,равнодушно смотря на эту тварь, кем стал некогда его командир, - Нет, уже не ты... Все зря, мы одни... Закончим это... Надоело все...
Обхватив рукоять двумя руками, следопыт поднял эфес до уровня глаз и с силой опустил лезвие в шею криносу, перерубив шейные позвонки и артерии, завершая движение поворотом широкого лезвия...

Леший в ужасе осенил себя трехпалым чуждым христианским знамением, но тут же в замешательстве одернул руку. Следопыт верил только в силы Природы и Лесного Хозяина, но увиденное, когда мертвый возвращается из небытия, чтобы забрать недруга в собой в могилу (а может заодно и старых друзей-комбатантов), заставило его искать защиты даже у чужого бога. Устыдившись своего малодушия и предательства Леший прохрипел пересохшей от ужаса глоткой: "Мечеслав, берегись!" "Лядская курва!", выругался охотник, лихорадочно пытаясь нащупать болу.

- А чего его бояться? - он же дышит, значит живой... - только и смог ответить Мечеслав, устало опускаясь на снег, - Наших сколько осталось?

Леший быстро окинул взглядом место побоища.

- Пятеро, кузнец ранен, Никифор непонятно что с ним, Вирджилиу и Велемир мертвы. Ольгерд,... гм... жив. Остальные целы. Надо ранеными заняться. Нож, посмотри Никифора! - окликнул черную тень охотник. Сам он, опоясавшись болой, подошел к телу оборотня, ни на мгновение не выпуская Ольгерда из виду. Леший взглянул на поверженного врага, ни свирепой радости, ни чувства упоения он не испытал: слишком дорогой ценой досталась победа, сами поступки чудовища напоминали страдающего бешенством зверя, не было в них смысла, только больная ярость. Это была их работа: грязная, неблагодарная, полная горечи, потерь и крови. Леший оторвал полностью голову оборотня от тулова, окроил ее и шею криноса водой из своей фляги. Так надежней будет...После мрачного ритуала он поспешил к Морозу: "Как ты, отец?"

      Нож угрюмо кивнул и плавно отделился от дерева. Тёплая рука убийцы, покинув перчатку, еле различимым касанием зажала вену на шее Никифора. Живой. Азиат взял лекаря под руки, чтобы для начала поднять с холодного пропитавшегося кровью снега.
      Мороз ничего не ответил. С разодранными в клочья губами и щеками он мог разве что стонать от боли. Леший внимательно осмотрел раны кузнеца. Можно сказать, ему повезло — глаза чудом остались целы, но платой за это счастье был почти начисто откушенный нос.
      Раж битвы постепенно затухал. На его место со скрипом вползали боль и тоска от потерь. Пелена апатии и смертельной усталости покрывала злосчастную поляну.

- Видите какие мы бойцы? - спросил Мечеслав, отбрасывая меч в сторону, - Потеряли больше половины. Все как призраки. Один я - целый и невредимый... Бред какой-то, Даждьбог позволил такому случиться...
Не так мы живем значит...

      Только хрип кузнеца и безмолвие леса ответили Мечеславу — остальные подавленно молчали. Нож усадил Никифора, прислонив его спиной к дереву, и озадаченно осмотрел раны. Ни царапинки, повреждения были где-то внутри мага. Как ему помочь? Что с ним будет? Его судьба, в отличии от Велимира, Вирджилия и Ольгерда была неизвестна. Морозу ничего не угрожало. Он лишь стонал от чудовищной боли, но жизнь была вне опасности.
      Бывший командир хрипло, с бульканьем крови в разорванных лёгких выдохнул и обмяк, упав на труп своего последнего врага. Не стало Ольгерда Пшевзбздышевского. С ним ушли и Рубайлы — это чувствовал каждый.
      — Вставай, Мороз, всё кончилось. Спасём хотя бы тех, кого ещё множно, — голос Лешего звучал мрачно и подавленно, не было в нём даже обычной суровости. Протянув руку, он помог кузнецу подняться, когда внезапно из-за деревьев показалось несколько вооружённых фигур.
      — Свои, — тихо, но отчётливо проговорил один из пришедших, откинув капюшон, — Жако, сержант пограничной службы. За вами из города увязался малец, мы пошли его вернуть.
      Угрюмый мужчина уже немалого возраста с ничего не выражающим лицом говорил с заметным французским акцентом. Бесстрастно, но внимательно оглядев поле битвы, он задержал взор на Велимире и, тяжело глянув на Лешего, подал рукой какой-то знак. Двое из стоявшего у него за спиной квартета лучников отступили назад, в темноту леса. Вскоре оттуда послышался треск ломаемого дерева и удары мечей по стволам. Шум производили, однако, явно не двое.
      — Раненых и убитых погрузим на носилки. Мы поможем вам добраться до города. А там... Там вам придётся встретиться с Путятой. У него будут вопросы.
Вскоре шум стих, и на поляне показались пограничники, их было тринадцать. Вместе с охотниками они погрузили неспособных передвигаться на импровизированные носилки — стволы молодых деревьев с натянутыми между ними плащами. Молчаливая процессия двинулась к городу.
     
            …
     
      К утру Никифор очнулся. Он был слаб, но заверил Мечеслава, что раны его вполне излечимы, залатает он и Мороза. А Вот Велимир, сын Путяты... О нём в эту минуту и рассказывал Леший в доме старейшины. О чём они говорили? Леший не поведал никому. Лишь сказал, вернувшись в комнату трактира, что им лучше уйти из города сегодня же. Да по-другому и быть не могло — после всех потерь охота на лиса была гиблой затеей. Всем требовался отдых.
На поясе Лешего висел увесистый кошель с золотом — воевода рассчитался за проделанную работу. Пятьдесят золотых можно было поделить между выжившими. А что дальше? Как сложится судьба каждого? Рубайл больше не было, и каждый должен был решить, куда ему податься.
      — Есть одно последнее дело, — сказал в конце Леший, — оборотень бежал из города с девочкой, той самой, которую все считают ведьмой. Жако говорит, что она может быть в его пещере, до которой мы так и не дошли. Мы можем позаботиться о ней и закончить эту историю.
     
            …
     
      За спиной захлопнулись ворота. Скрип крытой телеги медленно затихал, отдаляясь от холодных стен Землеславля.
     
      The End.