Чума на оба ваши дома... | ходы игроков | Трудный путь к истине

Этим утром знахарь Теофраст, как и в любое другое утро, сидел в комнате в своем домике на окраине города, и перечитывал один из тех немногих фолиантов, что у него были. В последнее время знахарь становился все более меланхоличен и отрешен от окружающего мира, даже от собственной матери-природы, которую он с детства любил; возможно, это было связано с тем, что работал он день ото дня все меньше - немногие из горожан теперь, со времени открытия городской больницы, приходили к нему на прием. Возможно, с тем, что Теофраст незаметно для себя самого старел, как незаметно текло вперед неумолимое время.
Сейчас он просто сидел и читал.
Вдруг, неожиданно для него, на весь дом раздался торопливый стук в дверь. Он был настолько силен, что Теофраст резко поднял голову и направил свой взгляд на дверь. Стук повторился громче прежнего, как скоро знахарь поднялся со своего места.

"Алхимия - это прежде всего работа с материей. Для чего нужна тысячекратная дистилляция воды? Ведь и это имеет глубокий смысл. Не выучка терпению, нет. Вода, тысячекратно проходящая через мой разум, мои мысли во время работы над нею, преобразуется совершенно, приобретая новые уникальные свойства".
Мысли вяло тянулись в моей голове по наезженному руслу реки. Рассуждения давно стали моими лучшими друзьями, день ото дня, я, наверное, потихоньку сходил с ума.
"Связь алхимии с знахарством очевидна. Ведь каждый деревенский житель, собирающий растения, заготавливающий сырьё на зиму, делающий настойки, по сути совершает Великое Делание, только несознательно. Я же на своём пути к истине обобщаю и творю наилучшие рецепты, экстракты... Эх, а они доверяют новым шарлатанам, ныне официальным. А те и врачевать не умеют толком. Их лекарства вышибают болезнь силой. Как это? "Цель оправдывает средства?", а то что больного человека можно вылечить от одной болезни, тут же заразив другой, скрытой, побочным эффектом, они не задумываются?"
Каждый день одно и то же: в промежутках между перечитыванием я размышляю о плюсах и минусах этих видов лечения.
"Ну и что, что травничество лечит дольше? Что его эффект зависит ещё и от мыслей больного, от желания того вылечиться? Все наши эффекты действуют мягко: когда они входят в тело, они лишь создают условия для борьбы с хворью. А дальше - всё зависит от человека".
Стук в дверь прервал мои размышления, оборвав на нити уже готовящееся хлынуть на меня чувство интеллектуального удовлетворения от собственных познаний. Я и не сразу поверил, что ко мне пришёл посетитель, а потому последующий стук был сильнее прежнего. Я поднялся, остатки дрёмы как рукой сняло, и в изумлении, предвещающем нечто необычное, подошёл к дверям, чтобы отпереть их...

Теофраст неторопливо открыл дверь.
Его взору предстал совсем юный человек, одетый крайне легко для столь прохладной погоды; когда-то бывшая белой рубашка была расстегнута на груди, судя по всему, надевший ее не очень-то заботился о своем внешнем виде; черные волосы человека были растрепаны, и на лбу выступили капли пота. Знахарь уже готов был выказать юноше свое недовольство относительно его внешнего вида, но тот начал говорить, как скоро Теофраст отпер дверь, не позволяя себя перебить:
- Господин лекарь, срочно... Прошу вас, нет времени медлить! Вы помните госпожу Маргарет, ту, что приглашала вас около недели назад? Помните, у нее был болен сын?!
Тут Теофраст начал припоминать, что да, действительно, пожилая дама Маргарет Хонн просила его о помощи, только было это больше, чем неделю назад. Тогда он дал ее сыну, страдавшему, казалось, сильной болезнью дыхательных путей, несколько настоев, и до конца того дня пробыл с ним. Тому полегчало, и Теофраст со спокойной душой направился домой. Что же могло произойти теперь?
- Так вы помните? Господин лекарь, я умоляю вас снова прийти к ней! Ее сын... умер.

- Как это произошло? Ведите меня к ней, - я в спешке стал собираться, захватывая самые необходимые на мой взгляд настои и экстракты.

Юноша, видимо, только этого и ждал.
- Видите ли, господин лекарь, после того как вы ушли, сын нашей госпожи снова начал кашлять. Ужасная болезнь! Ваши настои только смягчали этот его кашель, а через несколько дней после вашего визита к нам явился приезжий доктор, еврей, много понимавший в медицине. Тот дал ему какие-то лекарства, после вышел, довольно торопливо, сказав прежде этого, что больной в скором времени пойдет на поправку, тот и действительно через некоторое время перестал кашлять, заснул... и не проснулся! - Все это юноша говорил довольно торопливо, и закончил именно тогда, когда Теофраст собрал сумку. Выйдя из дома и заперев за собой дверь, знахарь сколь возможно быстро направился вслед за ведущим его молодым человеком...

"Либо больной не справился с хворью, духа не хватило ему, что весьма маловероятно, я сам осматривал его, либо это из-за вмешательства еврея. Ну я же говорил им что нужно время!". Засыпая по дороге сопровождающего юношу, я как мог спешил в дом погибшего.
- Кем был этот лекарь? Почему вы так уверены в нём? Насколько быстро он пришёл после меня? Сколько времени прошло между его уходом и смертью? Как он выглядел?
Впиваясь прежде всего к личности некоего доктора, я дотошно выпрашивал каждый пункт о нём, даже то останавливался ли он отобедать, и если да, то что потреблял.
В голове моей уже строились планы обратится в местное медицинское учреждение, чтобы разыскать того.

Молодой человек чуть ли не на бегу отвечал Теофрасту на его вопросы:
- Он врач был, выписанный из столицы. Или откуда там... Словом, производил впечатление профессионала. А уверен я в нем не был, это вы зря... Я ведь только мельком его и увидел. Пришел он вот только сегодня утром; осмотрел больного, ничего толком не сказал, вроде, да я при этом и не присутствовал. А дело в том, что никаких настоев он больному не оставил, а сказал хозяйке, что, дескать, панацея вскоре подействует, и тут же вышел из дому, как словно спешил куда. Так вот, почти сразу после его ухода сын госпожи Маргарет кашлять перестал, не говоря ни слова, повернулся к окну лицом и... и все. Вот буквально минут через десять, не более того... Как это могло случиться? Вы знаете?
Судя по всему, юноша был не на шутку перепуган: еще бы, в первый раз в своей жизни увидеть смерть человека, который, может, еще вчера говорил, улыбался, жил... Однако, действительно, как можно объяснить такую скорую смерть? Ничего, кроме отравления, на ум лекарю не приходило... А тем временем они с юношей приближались к тому самому двухэтажному дому с обложенными желтым кирпичом стенами...

- Я должен осмотреть тело больного, скажите мне сразу, это ещё возможно?
Не дожидаясь ответа я сразу, не постучавшись, вошёл в дверь, ожидая увидеть чего угодно: слёз матери, доведённой до безумного состояния смертью сына, - как самое вероятное...
Мне необходимо осмотреть как минимум зрачки больного: если доктор его чем-то отравил, - а эта мысль меня всё больше угнетала, ведь ребёнок не мог погибнуть так скоро, он, вернее его организм уже был готов к битве с хворью, - то зрачки будут едва заметно сужены или расширены, в зависимости от вещества, отравившего молодого человека. На языке обычно тоже остаются следы, если он принимал вовнутрь через ротовую полость, да и вообще, каждая немного неестественно вздутая вена, каждая частица его тела говорят о причине смерти.

Теофраст без стука, резко открыв дверь, вошел в дом... и не увидел ничего, что предполагал увидеть.
Мать упокоенного сидела за круглым, небольшим столом на первом этаже, с правой стороны от вошедшего знахаря, с совершенно пустыми и словно стеклянными глазами, не выражавшими совершенно ничего; в ее левой руке был зажат белый платок. На вопрос Теофраста о том, можно ли осмотреть тело почившего сына, она ответила лишь легким кивком головы, и ничем более. Тот самый юноша, что провел лекаря к дому, теперь уже застегнувший рубашку, надевший жилетку и причесавшийся, уже ждал Теофраста на первой ступеньке лестницы наверх, чтобы сопроводить его к телу покойного.
Боже мой, Боже мой, что может сделать с человеком горе!..
Войдя в комнату, Теофраст немедленно узнал того самого молодого человека, которого он пытался исцелить девять дней назад; только лицо его было покрыто теперь смертной бледностью, глаза, раньше смотревшие на него с надеждой, были закрыты, на уголке одеяла, которым до груди был укрыт почивший, зияло какое-то пятно, вероятно, от крови; на руках, которые были положены поверх одеяла вдоль тела покойника, ясно прочерчивались темно-синие жилы...

Всё понятно. Мои опасения сбылись. Я медленно подошёл к юноше и нарушил воцарившуюся тишину, - его отравили. И судя по всему это был доктор, которого вы приглашали в моё отсутствие. Не могли бы вы рассказать о его личности.

Внимательно выслушав всё что знал юноша, я сошёл, минуя его, с лестницы, и подойдя к убитой горем матери промолвил, - примите мои соболезнования. В смерти вашего сына был виновен доктор, не совладавший с собой и умертвивший его. Современные доктора не верят в то, что от этой болезни есть излечение, а потому их вмешательство грозит только худшим. Ваш сын бы справился с хворью, если бы не этот...
Я замолчал, представляя себе какого ей выслушивать мою речь. Настроение только ухудшалось, ещё и этот предубеждённый врачеватель, не верящий в силу человеческого духа, вышколенный по правилам, которые не могут заглянуть сверх своих границ. Всё это ложно, ложно!
- Простите, я, пожалуй, пойду. Попробую обратиться в здешнее... медицинское учреждение, чтобы приставить врача к ответственности за содеянное. Прощайте, - с этими словами, развернувшись я вышел из дому.

Благо, Теофраст прожил в городке не один и не два года и прекрасно знал расположение наиболее важных для него заведений, в том числе и единственной городской больницы. Решительным и сколь возможно быстрым шагом знахарь направился туда, и через некоторое время перед ним появилось здание со стенами, выложенными белым кирпичом.
Надо сказать, что у местных жителей их больница не ассоциировалась ни с чем хорошим. Начиная с самого начала существования города, с самой первой вспышки болезни, и за всю его небольшую историю, это заведение внегласно считалось пристанищем тех, кому их недуг, будь то внезапно появлявшаяся чума, пережиток Средневековья, или выползавшая из крысиных нор, обдававшая смертным ознобом холера, или тиф - уже не оставляли шансов.
Теофраст без стука открыл прочную дверь.
Сразу напротив входа за дубовым столом сидел полуседой доктор, знакомый Теофрасту, который десять лет приехал сюда из Австрии, да так и остался в местной больнице. Теперь он, оторвав взор от какой-то бумаги, вопросительно посмотрел на лекаря.
- А, господин Теофраст! Не так-то часто вы к нам заглядываете. Что привело вас сюда?

Врач, сидевший за столом, буквально окаменел на несколько мгновений, потом выпил несколько нервных глотков из стакана, стоявшего с левой стороны от него и сказал:
- Простите, господин Теофраст, я... я сейчас не очень хорошо понимаю, о чем вы говорите? То есть, вы хотите сказать, что кто-то из наших... нет, мой друг, это просто невозможно! Прошу вас, разъясните мне подробнее, кого именно и когда отравили, и чем в этом отношении могу помочь я? - Здесь доктор немного отдышался, видимо, стараясь прийти в себя. - Дело в том, что ни сегодня, ни вчера врачей на дом никто не приглашал - по крайней мере, из нашей больницы.

- Хм... - последнее обстоятельство несколько смягчало суть дела, - если вы так говорите, то, должно быть, тот доктор был не из вашей больницы. Разрешите присесть?
Я уже корил себя за то, что не догадался спросить у матери откуда они вызвали того проходимца. Но зря чтоль сюда путь держал?

- Да, да, конечно, - доктор, судя по всему, только начал отходить от того шока, который он испытал при первой фразе Теофраста, - Так вот. Да, никто не приглашал врачей из нашей больницы в последние дни. Однако, кого вы все-таки хотите вычислить? И кто был отравлен? Неужели кто-то выписывал врача из другого города только для того, чтобы тот... - Тут врач схватился за голову. - Боже мой, это ужасно! Расскажите мне об этом чуть подробнее, друг мой, я постараюсь помочь вам по возможности.

Я пересказываю врачу услышанную юношей историю, подробно. В деталях. Попутно добавляя собственные наблюдения и догадки.
- Вот так всё и было, друг мой. Настали тёмные времена для нашей профессии. Какие болезни сейчас разгуливают по городу? Я надеюсь эпидемий не будет, а если и намечаются, то мы должны нанести по ним упреждающий удар.

Врач некоторое время сидел в глубокой задумчивости, и лишь потом начал говорить:
- Н-да, задали вы мне задачку, господин Теофраст! Впрочем, если вы хотите найти того доктора, что отравил сына госпожи Хонн, бог вам в помощь; правда, для этого я советовал бы вам обратиться к коменданту, Александру Паулю; знаете же, найдете его напротив собора? Ну вот, собственно, то, что хотелось бы сказать насчет этого врача-еврея; другой вопрос, зачем он отравил бедного юношу? Не задавались этим вопросом, господин Теофраст? Видите ли, несколько раньше вас к нему приходили и из нашей больницы, однако, приходивший остался уверен в том, что парень просто подхватил простуду, вот и все. А тут... Нет сомнений - по крайней мере, у меня, - что тот доктор поставил ему такой диагноз, что предпочел умертвить его, нежели дать болезни распространиться. Как вы считаете? А если так, то нам тем более важно найти его, чтобы узнать, чем же, собственно, заболел юноша. - Выдержав паузу, врач продолжил. - Я понимаю, друг мой, еще слишком рано говорить о какой-либо угрозе эпидемии... Но, как мне рассказывали, лет пятнадцать назад, не обратив внимания на двоих больных путешественников, мы через три недели имели уже около тысячи умерших от холеры. Так что как бы не стало слишком поздно... Если вас не затруднит, друг мой Теофраст, сходите к Паулю, проясним этот момент!

Вышед немедленно из больницы, Теофраст некоторое время оглядывался по сторонам, взглядом отыскивая купол сравнительно невысокого собора, наконец отыскал, и направился прямиком туда.
Городок был вовсе невелик по размерам, и хоть и стоял на железной дороге, вмещал в себя не более нескольких десятков тысяч жителей; возможно, это было связано с тем, что поезда по этой ветке ходили едва ли раз в неделю. Тем не менее, переход занял у лекаря довольно долгое время, и он уже порядком устал, когда здание старого собора вырисовалось перед его взглядом в полную свою величину, от ступенек входа до шпиля ратуши.
Дом, в котором обыкновенно находился военный комендант и, фактически, представитель верховной власти в городе генерал-майор Александр Пауль, в три этажа высотой, располагался с северной стороны собора, сам же Пауль обретался на втором этаже, это Теофраст знал по опыту; но точно так же он по опыту знал, что Пауль, в свое время начинавший служить у Наполеона Бонапарта, по натуре человек, не скорый на расправу и привыкший все тщательно взвешивать, всегда недоверчив; а посему убедить его будет непросто.

Вот и нужное здание. Зная здешнего коменданта, я приготовился к долгому и тщательному взвешиванию каждого предложения, длительным осмысливаниям любых деталей разговора.
Я постучался в дверь, и осведомился у прислуги, где находится Александр Пауль, и принимает ли он.

Кивком головы и несколькими скупыми словами один солдат указал Теофрасту направление, и лекарь поднялся по красивой мраморной лестнице, ограниченной с одной стороны чугунными перилами, на второй этаж, трижды твердо стукнул в крепкую дубовую дверь, находившуюся сразу по левую руку от него, и вошел в довольно просторную, светлую комнату.
В середине комнаты, сразу напротив двери стоял прочный стол, потемневший от времени, с вечной чернильницей и несколькими бумагами на нем. Высокий стул, стоявший рядом со столом, пустовал; сам комендант стоял у окна, напряженно смотря на улицу, сложивши жилистые руки на груди.
Александр Пауль был высок ростом, крепко сложен, широкоплеч; полуседые короткие волосы были зачесаны назад, борода и усы - начисто выбриты. Серые глаза коменданта смотрели всегда серьезно, словно сквозь человека, и мало кто из городских обывателей мог спокойно выносить тяжелый взгляд Пауля. Комендант ходил, прихрамывая на правую ногу - в свое время шальная пуля ранила его в колено сбоку, и лишь каким-то чудом ему удалось избежать ампутации.
Как только Теофраст вошел, Александр повернулся к нему, взглядом спрашивая: что привело его сюда?

"Совсем не так я себе ожидал вход в это здание. Наверное у меня вылетело из головы, что он военный комендант, а не представитель светской власти. Эх, надо будет поосторожней в разговоре".
Пауль встретил меня вопросом, без приветствия. Я решил ответить ему тем же, чтобы не засорять время на всякую ерунду.
- Перейдём сразу к делу. Некоторое время назад в городе побывал приезжий доктор. В первый же день своего пребывания он умертвил моего пациента. Честно говоря, я полагая что так запросто он умертвить не мог, нарушив клятву Гиппократа, думаю что там могла скрываться серьёзная болезнь, может быть даже слишком опасная. ПО этой причине я пришёл к вам, чтобы узнать побольше о личности того врачевателя. Где он может находиться сейчас? Вы поможете мне с этим делом?

Судя по всему, столь быстрые и решительные слова лекаря, да еще и несущие такую информацию, потрясли коменданта. Не ответив ничего, медленным шагом, поглаживая свой подбородок, Пауль прошелся по комнате, сел на стул и подпер рукой голову.
Наконец он произнес:
- Хм... К вашему мнению всегда стоит прислушаться, милостисдарь Теофраст... То есть вы считаете, что этот самый врачеватель попросту вот так взял и убил человека? Н-да... Ну, конечно, не попросту... Однако, - комендант еще некоторое время сидел, погруженный в свои мысли и тихо произносил что-то. - Так, - сказал он наконец, - господин Теофраст, можно несколько подробнее? Итак, как звали того врача, откуда и когда он приехал? Видите ли, ваши сведения о нем крайне отрывисты и неполны; мне же он неизвестен. Что же до той болезни... Вообще это вопрос не ко мне, однако ж, это его мотив, полагаю. Так как его звали?

- Мне не известно его имя, - ответил я, - он приехал в дом к одному из моих пациентов.
И я выдал коменданту всё что знал сам: сначала из рассказа юноши, где упомянул о том, что доктор был еврейской наружности, затем о том, что наблюдал сам: взбухшие вены, довершая свой рассказ собственными доводами, согласно которым выходило, что болезнь могла быть весьма опасной и заразной.

Комендант сидел некоторое время в глубокой, тревожной задумчивости, обхватив обеими руками голову, затем неторопливо откинулся на спинку стула, предложил Теофрасту присесть.
- Жаль, что я не доктор, господин Теофраст, иначе пошел бы с вами, разобрался бы с этим... как его? Умершим-то. Да, самое главное: о том докторе я позабочусь, вы, господин Теофраст, меня знаете. Если выяснится, что он и действительно отравил того юношу, ему от меня одна дорога... Что же до болезни... Судите сами, господин Теофраст, смерть одного человека - событие, конечно, печальное, но оно еще не говорит о какой-либо опасности в масштабах города, к тому же, вы и сами сказали, что умер он от отравы. Я поручаю вам, господин лекарь, использовать ваше искусство и установить самостоятельно, чем же все-таки страдал покойник; а наш с вами доктор будет найден сегодня же, уверяю вас. - С этими словами Пауль поднялся со своего места и, чуть наклонив голову, дал понять Теофрасту, что тот может идти.

- Благодарю вас, Александр, - ответил я, и не сказав ничего более удалился.
Эх, как тяжело обходится вмешательство современной жизни в наше родовое, многовековое искусство. И всё ж из-за чего доктор мог отравит пациента, тот не был неизлечимо больным, а если это действительно опасное инфекционное заболевание, могущее вызвать эпидемию, то почему доктор ничего не сообщил об этом факте в соответствующие учреждения? Нет, никакой серьёзной опасности нет, но всё же надо установить чем именно болел погибший при смерти. Та болезнь, которую обнаружил я в конечном счёте могла усугубиться более тяжёлой заразой.

С этими мыслями я вновь отправился в дом погибшего.

С тяжелым сердцем и полной головой самых противоречивых мыслей Теофраст снова постучал в двери "скорбящего дома".
Двери отворил тот самый юноша, что сегодня утром сообщил ему горестную новость - надо полагать, он был единственным слугой у некогда богатой и влиятельной, теперь же обедневшей Маргарет Хонн; так же, судя по всему, только на его плечах лежала большая часть забот по устройству похорон, которые, как он уже успел рассказать Теофрасту будут дня через два. Значит, веское доказательство перед Паулем - тело умершего от болезни человека - будет утеряно навсегда через два дня. Осматривать, срочно осматривать!
Поднявшись в ту самую комнату, Теофраст начал тщательнее осматривать тело покойного...

"Неужели всё действительно так плохо?" - высветилась мысль в голове, оторвавшая меня от осмотра пациента. "Проверить. Проверить! Надо срочно проверить!"
Ещё раз найдя того юношу я спросил, насколько далеко он выходил погулять, во время облегчения болезни, и выслушав ответ, ещё более ускоренным шагом, временами переходя на бег, направился к уже посещённой мной больнице.
В голове крутилась нить предстоящего разговора, меняясь, изменчиво виляя из стороны в сторону, пока, наконец, окончательно не сформировалась в тот момент, когда я открыл дверь и единым духом выпалил, - ещё раз добрый день, хотя я в этом уже сомневаюсь, друг мой, мне крайне нужна ваша помощь, у того пациента, о котором имел место наш с вами утренний разговор, я обнаружил резкое раздражение дыхательных путей, у меня, несомненно есть и, - я отдышался и сел, поставив свою сумку на пол перед собой, - свои предположения о том, что это была за зараза, однако, мне нужен взгляд современной медицины на этот симптом. Воды, пожалуйста, вы не против?

На этот раз доктор, по-видимому, не настолько встревожился от слов знахаря.
- Да, да конечно, - с довольно спокойным видом он сам поднес стакан воды Теофрасту, после чего присел на свое место, - эх, господин знахарь, вы, конечно, как хотите отнеситесь к моим словам, но в вашем возрасте уже вредно вот так вот бегать. Так, ну теперь к делу: значит, у него было раздражение дыхательных путей... хм... Можете поподробнее описать симптомы? - Выслушав рассказ Теофраста, который торопливыми глотками осушил поднесенный ему стакан, доктор задумался еще крепче. - Н-да... - Сказал он наконец. - Ну, впрочем, не беда, что беднягу хоронят через два дня - так и должно. Но вот вопрос с этим раздражением надо решить немедленно, в этом вы как нельзя правы. Я сегодня же попрошу врача наведаться в дом к госпоже Хонн. Вам же, господин лекарь, я советовал бы теперь передохнуть некоторое время. Или же вам снова надо куда-то идти?...

- Да, вы безусловно правы, - сказал я, прикидывая свои сегодняшние маршруты, - я последую вашему совету и отдохну у себя, в одиночестве, хоть и не удивлюсь если через пятнадцать минут что-то новое разорвёт мой едва установившийся в доме покой, только одна просьба: времена нынче тёмные, пожалуйста, пока это дело не уладится как-нибудь ограничьте доступ к выходу из города жителей. Я понимаю что это довольно трудно: продовольствие, родственники, торговля, но всё же. Мне нужно полностью удостовериться, что это не то, о чём у меня недавно промелькнула мысль. А если это просто кашель, сильно осложнившийся, то перекиньте всю вину на меня, - я глянул на него немного тревожным взглядом, - пускай вина будет на мне, пошлите кого-нибудь к Александру, если это понадобится. А я... Я всего лишь старый человек, я всегда верю в Господа и буду жить дальше, но если что-то ускользнёт из-за меня, я этого не перенесу.
Выпил стакан до конца, поднял сумку, - до встречи, мой дорогой друг, - и вышел, не дожидаясь ответа.

Медленно, но верно направился к своему дому, осторожно прислушиваясь к организму. Боль в боку утихла. "Эх, старость не в радость".