| |
|
|
Ответом на окрик Джозефа была тишина. Отгремело эхо последнего выстрела, и руины снова показались необитаемыми. Ханс скользнул вдоль стены конюшни и бесшумно прижался к камням у пролома.
Внутри Джозеф видел башню форта, руины хозяйственных построек вдоль стен и выложенную замшелым камнем площадку двора. Охотник опустился на корточки, изучая блокировавшие проход перекрестные лески.
Предельно примитивная конструкция из двух самострелов, рассчитанная в лучшем случае на то, чтобы немного задержать опытного бойца. Первый должен был выстрелить в область паха незваного гостя, снизу вверх под острым углом. Второй – прямо в голову, без лишних церемоний и пиетета. Лески были переброшены через кустарные блоки противохода и закреплены на спусковых крючках самострелов.
Джозеф мысленно посетовал на отсутствие в собственном арсенале ножа – громоздкий цепной меч как нельзя хуже подходил для работы такого рода. Ханс молча протянул рукоятью вперед свой кинжал. Ловушка была рассчитана на попытку лобового прорыва, слабые колебания лески едва ли были способны спустить тугие крючки.
Дознаватель зафиксировал леску пальцами свободной руки и легко перерезал. После того как он расправился со второй, Ханс скользнул внутрь.
Арлетта ждала выстрела в любую секунду, но его не последовало. Вьюнок свободно мчался вперед, ветер развевал волосы охотницы и холодил спину. Стрелок будто растворился после того, как Ханс и Джозеф укрылись под стенами. Девушка на всем скаку влетела в тень башни, осадила коня и сноровисто спешилась. Авантюра так авантюра!
Ханс продвигался вперед по пустынному дворику. Тяжелое лезвие готового к схватке бастарда плашмя покоилось на плече, Вернер вслушивался в каждый шорох, но слышал только далекие завывания ветра и тишину. Впереди маячил прямоугольный провал входа в башню – в проеме виднелись угрюмые пролеты осыпавшихся ступеней.
Мимолетное движение слева принесло порыв сквозняка и активировало взведенную пружину рефлексов. Ханс шагнул в сторону, сбрасывая с плеча полуторник и разворачивая корпус навстречу. Размытый силуэт выскользнул из тени амбара и рванулся вперед. Вспыхнула посеребренная сталь – Ханс повел лезвием, отражая удар, но вражеский клинок скользнул по предплечью, вспоров ткань куртки и оставив неприятный порез.
Противник отпрыгнул, взмахнув мечом – на мгновение капли крови зависли алой россыпью в воздухе. Нападавшим оказался высокий худощавый мужчина, седые волосы которого переливались тем же серебром, что и сталь. В его серых глазах сквозил исключительно практический интерес. Черный костюм в сочетании с серебряной ласточкой позволял определить личность охотника однозначно. Эстебан и правда был стар, его глаза обрамляла густая сетка глубоких морщин, но скупые движения и манера держаться выдавали чрезвычайно опытного и опасного фехтовальщика.
Коротко выдохнув, Эстебан атаковал снова.
Результат броска 4D10+32: 8 + 3 + 5 + 4 + 32 = 52 - "Эстебан: бесплатная атака по Хансу после рывка (4d10 + 12 от Violence + 20 от мастерство)".
|
|
31 |
|
|
|
|
Не таких действий ожидал Ханс от опытного охотника. Новые ловушки, запасной выход, что угодно, только не бессмысленная и отчаянная лобовая контратака. Несмотря на то, как хорошо двигался отступник, Вернер все равно прекрасно видел несколько способов достать его прямо сейчас, из любой позиции. Но пока еще не случилось ничего непоправимого, Хансу этого не хотелось. Эстебану все еще вовсе не обязательно было умирать, хоть он как будто этого и добивался.
- Даже после всего этого нам незачем сражаться, у нас нет приказа тебя уничтожить, только привести в Корпус для разбирательства. Считай это последним предупреждением, - сказал охотнику Ханс, держа тяжелый меч наизготовку для отражения очередной атаки.
Результат броска 6D10E: 8 + 1 + 8 + 2 + 5 + 9 = 33 - "29".
|
|
32 |
|
|
|
|
Мечи со звоном столкнулись, широкое лезвие полуторника отклонило очередной выпад. Эстебан, прищурившись, отступил. Оценивая Ханса, он, тем не менее, не спешил атаковать снова.
Арлетта переступила через булыжник, изящно взобралась на груду камней и скользнула в пролом, пройдя мимо обезвреженных самострелов. Преодолев несколько футов открытого пространства внутреннего двора, она обошла Джозефа и присоединилась к коллегам, замыкая полукольцо. Позади Эстебана возвышались руины амбара, перед ним – трое охотников с Вернером по центру.
Невозмутимый спокойный Джозеф, холодные глаза которого не говорили окружающим ничего. Невысокая хрупкая Арлетта, в обманчивой мягкости которой чувствовалась угроза. И мрачный Ханс, всем своим видом излучавший уверенность, что способен подтвердить железом каждое слово.
Эстебан невесело усмехнулся. Скорее всего, он мог бы справиться поодиночке с любым, но охотники, подобно своей добыче, часто предпочитают действовать стаей. Эстебан сплюнул в сторону, мимоходом взглянув на оттененное зубьями стен ярко-синее небо.
– Не в этот раз, – сказал хрипло, перехватывая поудобнее рукоять.
|
|
33 |
|
|
|
|
Зубы продолжали стремиться отбить чечетку, сердце – вырваться наружу и убежать отдельно, а пальцы, крепко сжавшие поводья – пробить ногтями ладони. Копыта жеребчика продолжали свой дробный перестук, и Арлетте с каждым ударом казалось, что вот он – последний миг ее жизни: она умрет если не от пули, то от разрыва сердца. Ведь одно дело: готовить новый экспериментальный декокт с неизвестными последствиями вплоть до взрыва, или идти там с отрядом на очередную страховидлу, или пьяной идти искать приключений на пониже талии в порт, и совершенно иное – мчаться во весь под пули в гордом одиночестве. И как только солдаты на такое идут? Не иначе чувство плеча помогает.
Между тем развалины приближались, а выстрела все не следовало: Эстебан, бушприт ему в корму, просто издевался, зная, что ожидание смерти страшнее ее самой! На последних секундах алхимик зажмурилась, прощаясь с жизнью, но все было без изменений – разве цокот копыт по камням стал звонче. Открыв глаза, она убедилась, что Меченый проворонил момент и упустил жертву – сразу же грудь переполнила радость, вырвавшаяся наружу залихватским задорным полукриком-полувизгом: на более внятное проявление чувств девушки не хватило.
Коллег по цеху нигде не было видно, и Арлетта здраво рассудила, что они ринулись в башню: а что им еще оставалось делать, кроме как поспешить выразить противнику свое восхищение меткой стрельбой? А, значит, с минуты на минуту начнется бой, который никак нельзя пропустить: иначе уговаривать уже будет некого. Хотя, откровенно говоря, натерпевшейся страха охотнице сейчас, как никогда, хотелось, чтобы паршивца прикончили, и желательно максимально болезненным способом. Но сердце сердцем, а разумом девушка понимала, что личное не должно мешать общему, в частности – капитуляции Меченного и передаче его в руки командования.
Спрыгнув с седла, алхимик не стала отвлекаться на стреноживание Вьюнка, а, выхватив из ножен клинок, ринулась в пролом, понимая, что там, где прошли ее напарники, страшиться нечего. Проскользнув мимо разряженных арбалетов, девушка убедилась в своей правоте: иных опасностей, кроме связанного боем Эстебана, не было. Оценив ситуацию, охотница мягким шагом начала обходить неприятеля, не сводя с него глаз. Враг, конечно, опытнее ее, но уж несколько-то ударов сердца она сможет сдерживать его напор, буде Эстебан решит прорываться через нее: главное, не прохлопать ушами атаку. А там уже и Ханс с Зефом подтянутся и дадут башенному стрелку похохотать.
Судя по всему, к началу торга за тело эстебаново она опоздала: ответ явно был на предложение сложить оружие. Что же, это ухудшало ситуацию, хоть и не сильно. По крайней мере, попробовать стоило:
- Милорд! – расплылась в дружеской улыбке Арлетта, не опуская, впрочем, меча, - Полноте! Вы слишком ценный кадр, чтобы просто казнить! Зря, что ли, приказано постараться доставить живым? – девушка привычно изящным жестом поправила растрепанные после скачки волосы, - Клянусь своим тиглем, это не попытка облапошить и прирезать, давайте поболтаем! Не выйдет – продолжить бой можно всегда!
Результат броска 2D10+5: 2 + 9 + 5 = 16 - "продолжить переговоры".
|
|
34 |
|
|
|
|
Худое лицо Эстебана не выражало эмоций, только странные блики играли в серых глазах. Он так и замер с поднятым мечом, рассматривая Арлетту – воплощение неопределенности, в любую секунду способный атаковать.
Он тяжело вздохнул. Образ энергичного несгибаемого охотника рассыпался в одночасье – Арлетта увидела перед собой очень старого человека, отказавшегося тянуть дальше груз смертельной усталости и неподъемной ответственности. Эстебан вернул клинок в ножны, угрюмо ссутулившись.
– В долгом путешествии не будет необходимости, юная леди, – тихо произнес, прикасаясь к инсигнии.
С секунду боролся с застежкой одеревенелыми пальцами, после чего порывисто сорвал с груди “ласточку”.
– Всем нам отведено определенное количество времени.
Старый охотник закрыл лицо ладонью, словно протирая глаза. Когда он опустил руку, Ханс и Джозеф синхронно подались вперед.
На шее Эстебана проступили, вздуваясь и опадая, черные вены. Белки глаз потемнели, зрачки исказились и вытянулись, кожа лица посерела. Он печально улыбнулся, демонстрируя заметно удлинившиеся клыки.
– Мое – истекло.
Эстебан стоял неподвижно, прекрасно осознавая, что теперь охотников способно спровоцировать любое опрометчивое движение.
– Ты сделаешь это? – требовательно спросил, не сводя глаз с Арлетты. – Пока оно еще под контролем. Я заслужил, по крайней мере… Умереть человеком.
|
|
35 |
|
|
|
|
Короткий обмен ударами Ханса и Эстебана был великолепным – Джозеф был неплохим фехтовальщиком по человеческим меркам, но не лучшим, если расценивать сражение на клинках именно как науку и талант, а не как состязание "у кого рефлексы лучше". Это играло большую роль в бою, и здесь у Охотников было очевидное преимущество, но в этом бою скорости реакции было просто недостаточно. Нужно было "видеть", куда придется очередной удар, чтобы иметь хотя бы шанс отклонить его. Самостоятельно с Эстебаном Джозеф бы точно не справился – решение Чертогов (или конкретно Ноттингема) послать именно Ханса, похоже, принималось не на ровном месте, и не в случайном порядке. Однако и он в одиночку бы не справился. Джозеф потянул меч из ножен, подготовившись присоединиться к бою. Они уже дали Эстебану все возможные шансы, последний был проговорен Хансом и звучал не сильно иначе, чем выразился бы сам Джозеф. И от каждого шанса Эстебан отказался. Похоже, осознанно. Дознаватель не был уверен, но ему казалось, что тот просто решил умереть в бою, а не полагаться на правосудие Чертогов по неизвестному обвинению.
Это не был бы честный поединок. Достоинство дуэли уже не соблюдается, когда против одного человека выступают двое. И, хотя Эстебан был отличным бойцом, разница между ним и действовавшими в паре Джозефом и Хансом не должна была оказаться достаточной, чтобы была хоть какая-то иллюзия равенства сил. Невольно дознавателю вспомнилась относительно недавно виденная театральная постановка, в которой крайне нелепыми выпадами лирический герой теснил лирического злодея и его приспешников, которые не менее нелепо отмахивались бутафорскими шпагами и упускали каждый выпадавший им шанс нанести удар в бесчисленное количество неприкрытых защитой героя мест. Сейчас же Эстебан не был героем, а Джозеф не упустил бы шанса ударить даже в спину. Долгим боем этот поединок стать не должен был.
Но он, внезапно, оказался куда короче.
Почему сработали слова Арлетты, Джозеф сразу не понял. Это заняло еще на несколько мгновений дольше, после того как проявились признаки пробуждения Зверя. Чудовища, сидевшего в каждом Охотнике. Одной из причин существования Дознавателей. И, судя по тому, насколько сильными были симптомы, чудом было то, что Эстебан сдерживался так долго и сохранял демонстрируемую им степень рассудка.
А потом цепочку логических заключений замкнуло, и в голове Джозефа будто бы вспыхнула искра, как в лабораториях Чертогов, когда один из экспериментаторов переключал массивный рубильник. Куда большую роль, похоже, сыграла сама Арлетта, чем ее слова. Эстебан был не молод, и наверняка в его прошлом была девушка сходных с охотницей лет, к которой он был привязан. Может быть, запретная любовь. Может быть, суррогатная дочь. Или, что несколько более вероятно, тоже охотница, которую он так или иначе потерял.
И, потеряв, утратил часть того, за что мог держаться во внутренней битве с Зверем. Наверное, потому он и странствовал пешком. В дороге Джозеф заметил, что Арлетта привязана к лошади, и, в какой-то степени, заботится о ней. Наверное, Эстебан решил отказаться от подобного спутника либо потому что не видел в нем подобного молчаливого собеседника, с которым можно хоть немного поговорить в пути, либо потому что, наоборот, не хотел навредить ему, если вдруг Зверь сорвется с цепи.
Или уже навредил…
Но, пока дознаватель предавался (пусть это и занимало секунды) размышлениям о лошадях, Эстебан предложил оборвать его жизненный путь Арлетте. Это было неожиданное предложение. Но Джозеф не был уверен, что справедливое. Ни по отношению к Эстебану, ни по отношению к Арлетте.
- Прошу прощения, милорд, но это мой долг.
Маска безразличия, которую дознаватель нацепил для боя, уже не нужна была. И лицо Джозефа отражало как минимум часть его настоящих эмоций. Сожаление, что через несколько мгновений Корпус окончательно потеряет одного из своих легендарных охотников. Уважение к человеку, который смог сдерживать Зверя так долго, и смог побороть его в тот самый момент, когда он более всего рвался наружу, всеми инстинктами стремясь выжить в смертельно опасной схватке. И решимость довести дело до конца – выполнить свой долг, каким бы мрачным он ни был.
- Не дело обычных охотников пятнать свои руки кровью других охотников, пока они люди и служат людям.
Даже в этот момент Джозеф не смог остановить себя, и не подобрать осторожные слова. Он не был уверен, что Эстебан питает сейчас особо теплые чувства к Корпусу, который, если отбросить все неизвестные обстоятельства в сторону, был прямой причиной того, что сейчас с ним происходило.
- И, если я правильно понимаю причины вашего решения, то еще меньше вы хотите, чтобы эта кровь осталась ее руках.
Он чуть повернул голову в сторону Арлетты. И, одновременно, в его руке блеснул кинжал Ханса.
- Позвольте мне.
Была еще одна причина – хотя прямо сейчас Эстебан контролировал Зверя, не было никакой уверенности, что он сможет это делать долго. И очень много сценариев, в который Арлетта допускала хоть малейшую ошибку, или даже не делала таковой, приводили к разрыву тех уз, которыми старый охотник сейчас удерживал внутреннее чудовище.
|
|
36 |
|
|
|
|
Начиная переговоры – если, конечно, подобную болтовню можно именовать подобным словом – Арлетта даже не представляла, как отреагирует Меченый, с равной вероятностью предполагая варианты от “ну, давай поболтаем, малышка” до “чтоб ты сдохла, шавка Корпуса”. Но чтобы Эстебан бросил клинок в ножны... Нет, такого девушка себе даже представить не могла, и замерла с открытым ртом, опустив меч к земле. Вглядываясь в глаза ветерана, она видела в них только боль и бескрайнюю, как Океан, тоску, давящую на спину грузом прожитых лет и неимоверной усталости. Осунувшееся лицо Эстебана, ставшие острыми и резкими морщины, в которых залегли глубокие тени – мужчина вмиг перестал быть опасным, а вместе со страхом растворилось солью в воде и былое раздражение.
А уж когда теперь уже бывший охотник с посеревшим лицом отбросил в сторону инсигнию, словно ставя точку в своей славной карьере... Все это вызывало безграничную жалость и идущее от самого сердца совершенно неразумное желание обнять, уткнуть незадачливую жертву носом в шею и, гладя по волосам, зашептать что-то бессвязно-успокаивающее. Никто, ни одна живая душа, а особенно душа сотоварища по Корпусу, не должна так страдать!
Повинуясь порыву, Арлетта сделала шаг вперед.
- Лорд Эстебан, я...
И тут старый охотник в одночасье изменился, словно месте гордого человека оказалось прячущееся до срока под личиной чудище. Алхимик вздрогнула и замерла, нелепо разведя руки. Ей хотелось отвести глаза, отвернуться, лишь бы не видеть, во что превратился Меченый, но переплетение любопытства исследователя и того первобытного чувства, что всегда тянуло людей на публичные казни, оказалось сильнее – Арлетта продолжила смотреть, совершенно забыв, зачем она здесь.
А потом молнией пришла мысль: Эстебан не волкодлаком покусан, не вампиром обращен, не кем-то жестоким и насмешливым проклят: старый охотник просто в какой-то момент утратил контроль, и его Зверь вырвался наружу. Мужчина еще мог сдерживать свое второе “Я”, но как долго? Алхимику почему-то казалось, что это – вопрос времени, причем весьма недалекого.
Но хуже того, что стряслось с Четырнадцатым, было горькое осознание, что никто, и она сама в том числе, не застрахованы от подобного. И ладно она: как алхимик, ей не так часто находится повод выпустить Зверя “на погулять”. А драгоценная Эмберли, семимильными шагами проходящая иерархию корпуса? Как долго она, талантливая и рьяная, сможет избегать подобной ловушки? А другие мужчины и женщины, чьи имена откликаются в сердце пусть меньшим, но теплом? Как же они? И что если однажды напротив нее будет стоять не незнакомец, а тот, кого она хорошо знает? Что тогда делать? Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа.
При таких раскладах просьба, похожая на приказ, не показалась чем-то удивительным: Арлетта была уверена, что она бы сама, оказавшись на месте жертвы, поступила бы точно также, разве что без совершенно ненужной стрельбы. Ноги, перестали быть ватными, и девушка смогла наконец сдвинуться с места.
- Я? Я... сделаю. Так будет правильно.
В поисках молчаливой поддержки она бросила взгляд на напарников: затравленный, жалостливый, испуганный. Мужчины могли видеть, сколь бледна стала и без того не отличающаяся здоровым загаром их спутница, сколь мало в ней было уверенности – даже вечная улыбка пропала, не оставив и следа. Но, кажется, не всех это волновало – взвешенное предложение дознавателя заставило Арлетту еще больше посмурнеть и запнуться. Но – не остановиться: алхимик считала, что последнее желание человека, пребывающего в столь паскудном состоянии, стоит все же исполнить. Романтик был прав в своем ratio, вот только он не учитывал иное, нечто более глубокое и духовное, что толкнуло носящего Ласточку сначала прекратить бой, а потом и озвучить столь странную просьбу.
Подойдя поближе к старому охотнику, девушка расширившимися, тревожными глазами посмотрела на него снизу вверх, и торопливо произнесла:
- Лорд Эстебан... – как же тяжело держать меч мокрыми от пота пальцами! – я готова оставить вас человеком... Если вы, конечно, не примете предложение Джозефа.
На языке Арлетты вертелся еще один вопрос, но задать она его собиралась только после того, как Эстебан примет решение: "Может, у вас есть время, пока Оно еще сдерживается, рассказать мне, как так получилось и как ощущается? Может, мы сможем помочь еще кому-то, кто столкнется с этим? Предвосхитить... Или я смогу-таки создать эликсир, помогающий сдерживаться... Если лучше не рисковать – пойму... ".
|
|
37 |
|
|
|
|
Ханс к этому моменту тоже уже кое о чем догадывался.
Все к этому и вело, и неприцельная стрельба Эстебана, и бестолковая атака, попортившая Вернеру куртку вместо того, чтобы уложить на месте. Ханс видел, как двигается Эстебан - слишком хорошо, чтобы поверить, что он способен промахнуться. Охотник искал смерти, и теперь ясно, почему.
Вернер был далек от того, чтобы искать мотивы и предпосылки, он просто по своему опыту знал, как это бывает. Одиночка, слишком уставший по крупицам терять человечность. Слишком обширный список потерь для того, чтобы позволить себе разделить с кем-то тепло ночного костра. Слишком близко полная луна и слишком силен пульсирующий зов в крови, и соблазн раствориться в небытии, позволить взять Зверю верх, перестать бороться.
Ханс невольно ощерился, глядя, как меняется на глазах облик охотника, почувствовал как пробежал щекотливый холодок в районе лопаток, будто поднималась шерсть на загривке. Он словно глядел в зеркало, где отражался его худший кошмар.
- Ради всего святого, сделайте это, - прорычал Ханс, - не тяните. Он же едва сдерживается. Иначе это сделаю я.
Ханс отвел руку с клинком назад, положив тяжелое лезвие на запястье левой руки, словно целился из меча, как из мушкета, в сердце Эстебана. Если Арлетта или Джозеф промедлят, Вернер будет готов. Должен быть готов.
|
|
38 |
|