Маревый мёд | ходы игроков | Добрейший вечерочек

— Нет! Остановите её! — крикнул Оггель.

Бурундук с вопросительным взглядом обернулся на Оггеля. Сэр Артур не знал, что задумал принц, но достаточно доверял тому, чтобы незамедлительно исполнить волю Его Бобрейшества. С невероятной прытью он погнался вслед за змеёй и скомандовал ей: «Эй, вернись сейчас же!». Приказ был озвучен таким безоговорочным тоном, на который способны лишь настоящие рыцари.

Принц одышливо топал следом, благоразумно обогнув розовую лужицу. В его перепончатой лапе зрел новый водяной шар, красиво бурля и переливаясь.

Змея шмыгнула под ствол поваленного дерева и быстро удалялась, двигаясь размашистыми дугами в непонятном направлении. Ее назойливое шипение удалялось вместе с ней. Выбежавшему ей в след сэру Артуру могло показаться, что эта странная особа двигается туда, куда глаза глядят – слишком резкими и неопределенными были рывки ее извивающегося тела.

Однако, когда сэр Артур озвучил ей в след свою не терпящую отлагательств команду, хвост змеи вдруг замер. Плоская голова с желтыми глазами повернулась к бурундуку и, как завороженная, змея поползла обратно, причем очень ровно и покладисто. Шипение затихло на кончике ее подрагивавшего язычка. Гадюка подползла прямо к бравому бурундуку и нависла над ним. Но не успела змея опомниться, как на ее голову вновь обрушился поток холодной воды, сотворенный бобриной магией.

— Ш-ша! — Змея ошарашенно вскрикнула, потряхивая головой, и нервно заморгала, — Что!? Что происходит? Все кружится.. Я не могу..

Гадюка потерянно оглядывалась и хмурилась, пытаясь ухватиться за ускользающие мысли, роем гремевшие в ее голове.

— Всё хорошо, — попытался успокоить сэр Артур растерянную змею. — Тебя кто-то зачаровал, чтобы ты кидалась на других животных, но мы тебя спасли. Теперь ты в порядке. Ты же не хочешь меня съесть, правда?

Пушистый рыцарь взирал на плотоядную гадюку снизу вверх без тени страха, всем своим видом источая слабоумие и отвагу.

— О, нет.. Это наваждение! Оно в воздухе.. Оно как волна.. — змея сильно жмурилась, пытаясь удерживать сознание, — Кругом мышы, одни мыши!

— Мыши? — огляделся по сторонам бурундук. — Здесь нет никаких мышей. Ты устала, тебе надо отдохнуть. Ложись у костра, мы посторожим твой сон. А когда проснёшься, мы всё выясним насчет твоих мышей. Пойдём, — приветливо махнул он лапкой в сторону потрескивающих веток. — Или... поползём. Так правильнее, да?

— Где ты нашла розовую пыль? — одновременно с увещеваниями сэра Артура спросил Оггель.

— Это очень плохая идея, сэр Артур, — предупредил бурундука сыч. — Один раз хищник — навсегда хищник. Тот кто поддался тёмному искушению и преступил черту, во всех будет видеть лишь мясо.

— Нет, мне надо.. надо домой, — замотала головой растерянная змея, — Где я? — она огляделась по сторонам, тяжело дыша, — Розовая пыль? Точно! Это поляна, да, это там все началось. Не ходите туда!

Сказав это, гадюка странно открыла рот, потом шире и вдруг громко чихнула, да так, что из ее маленьких ноздрей вылетело облачко розовой пыльцы.

— Ой простите, — змея смущенно отвела глаза, — Мне.. мне не хорошо.. Лучше я пойду. Извините, если потревожила.

Оггель в этот момент задержал дыхание, подумывая о том, чтобы объявить змее кварантин. Жабы с болот рассказывали, что объявляли кварантин каждый раз, как торф загорится, и это помогало не загореться вместе с торфом.

— Ну ежели наш костёр тебе не мил, повелеваем тебе ползти к реке, — посоветовал он уже не таким грозным голосом; теперь бобёр звучал как один-единственный привычный старина Оггель. — Там искупайся как следует. Сауна, банька, линька…

— Погоди, что за поляна? — поспешил спросить сэр Артур, пока змея не уползла восвояси. — Где это место и... были ли там говорящие пчёлы?

— А где тут река? — спросила гадюка у бобра, как у местного жителя, — Не знаю, где эта поляна, я вообще не знаю, где я оказалась.. Но лучше не ходите туда, там все в цветах, там опасно! Пчелы? Не помню, ничего не помню..

В итоге не дожидаясь ответа, змея поползла прочь, одолеваемая смущением, головной болью и тяжестью в животе.

— Как же плохо.. Кажется я что-то не то съела.. Скорей бы отпустило..

Змея поползла с ветерком, сквозь ночной холодок, дабы очистить сознание и подумать обо всем.

— Оказывается, не все сороконожки одинаково полезны, — задумчиво произнёс сэр Артур, глядя вслед удалявшейся гадюке.

— И всё в цветах… — Оггель почесал в затылке. — То ли свадьба, то ли похороны.

За его спиной с хлюпаньем втянулось в землю щупальце.

— Где цветы — там пыльца. Где пыльца — там и пчёлы, — развивал бурундук логическую цепочку. — Мне вот что интересно... — протянул он, подходя к розовым разводам, оставшимся после впитавшейся в почву воды. — Дайте мне несколько минут, я кое-что проверю.

Сэр Артур принюхался к остаткам пыльцы. Полосатый рыцарь обладал необычайным даром: ощущать волшебство по запаху.

— Нюхайте осторожней, мой сэр, — беспокойно предупредило Его Высочество.

  Пользуясь паузой, Хуч облетел поляну, собирая кинжалы и дротики, которыми отгонял от костра ночных гостей. Когда он вернулся, он не стал беспокоить занятого ритуалом сэра рыцаря, а обратился к бобру.
  — Кстати о многоножках. Что это за щупальца, которые появляются из ниоткуда по вашему велению, принц, и почему они такие мерзопакостные? Глядя на вас в таверне «У Трясогузки» я бы ни за что не предположил, что ваш бобриный образ может дополнять такая, простите, гадость...

В свете костра розовая лужица, растекшаяся после омовения змеи, отразила серьезную мордочку бурундука, поведшего над ней носом. Сладкий аромат заполонил сознание сэра Артура. Бурундук почувствовал цветочные нотки, защекотавшие ему нос. Цветочный аромат перемешивался с запахом свежей травы, земли и воды из загадочных речных глубин бобриной заводи.

— Сами вы… э-э…

Принц хотел было возмутиться, но вдруг притих и какое-то время смотрел в потрескивающие в пламени веточки. По их тоненьким скелетам карабкались фиолетовые и оранжевые контуры сгорающей коры. Огонь разгонял темноту вокруг. Лужа, оставшаяся близ костра, уже высохла.

— То, что вы видели — дар ଅଷ୍ଟପାସ୍, — негромко сказал Оггель, пробулькав странно звучащее имя на акватике. — Неисчислимого владыки и глубочайшей глубины. Базилевса вод и монарха приливов. Стокожего соверена. Бесформенного водоворота… у него немало имён. Мы называем его Тем, Кто Живёт В Реке. Он был там задолго до нас и останется после. Предки моих предков нашли его, и он заговорил с ними. Иногда он поднимется со дна бобриной заводи… учит нас…

Сэр Артур всматривался в то, как последние пылинки тают в воде, а Оггель нахохлился, усевшись на свой хвост и задумчиво, вслепую шарил в поисках недоеденного жёлудя. Костёр подарил ему кривую тень, лежащую на усеянном грибами дереве.

— Он не говорит так, как говорим мы. Он посылает образы, наполненные великим смыслом. Тёмную бездну, где красные кальмары странствуют в бесконечном времени. Колоссальные колонны из рыб, вращающихся в танце размером с Виридиан. Простор синевы до самого горизонта, где странные существа, живые горы и ещё выдры дрейфуют на спинах… — бобёр покачал головой, в его тоне не было и намёка на шутку. — Всё это переполняет тех, кто умеет слушать. ଅଷ୍ଟପାସ୍ любит слушателей и… по-своему заботится о них. О нас. Посылает нам приливы и течения для наших плотин. Маленьким я думал, что он скучает там, в глубине. Он ведь совсем один! А когда ты слышишь его достаточно долго, его мысли обретают плоть. Вот так. Я воззвал к глубинам, и они пришли.

Оггель пожал плечами.

— Это его защита. Река, которая всегда с нами.

  От имени Того Кто Живёт в Реке пёрышки Хуча стали дыбом. Он подавил отчаянное желание взлететь на ветку повыше от страха, что сейчас чёрное щупальце вновь выскочит из земли и схватит его за лапку. Тряхнув головой, он проворчал:
  — Слишком много всего развелось говорящего в этом лесу... Этот ваш «Живущий в реке» — это он заставляет вас превращать полянки в заводи? Какой-то он мутный тип. Я бы не доверял никому, кого нельзя проткнуть клинком.

— Говорите прямо как хищник, — заметил Оггель и встряхнулся. — Но полянки-то, полянки так красивы под водой! Отгородить плотинкой, завести ход под хатку… и хорошенечко нырнуть!

  — Это для вас, бобров. А о других зверях вы не думаете? Мало кто готов нырять в омут с головой. Ваша выборная кампания ничего не говорит о плотинах, а это важный нюанс...

От упоминания принцем Оггелем имени их фамильного божества, у сэра Артура вдруг разболелась голова. Что-то неестественное было в этом сочетании звуков. Будто голос рыб, или взмах крыльев птиц киви.

— Ваше Высочество, будьте любезны, оставьте свою бобрелигию при себе, — попросил он. — У меня от неё, похоже, начинается мигрень. И вообще, — бурундук сладко потянулся и потёр лапками мордочку, — пора бы ложиться спать.

— И впрямь, — легко согласился Оггель. — Надо хорошенечко поспать, а о плотинах и избирателях подумаем с утречка!

Веточки в костре продолжали тихонько потрескивать. Лес вокруг убаюкивающе шуршал листвой на ветру и укутывал прохладной дымкой, опустившейся на траву. Вокруг деревья гиганты, обтянутые морщинистой корой, спокойно спали своим вековым сном. Тонкий месяц иногда хитро выглядывал сквозь кроны деревьев, будто подсматривая за бобром и бурундуком, доедавшими жареные орехи под приятные разговоры. Хуч уже давно спал, повернувшись бочком к костру и укрывшись крылом. Больше не слышно было никаких шорохов, время будто застыло у этого поваленного дерева. Лишь теплый дымок тонкой струйкой поднимался ввысь к звездам.