Товарищ сержант, ! | ходы игроков | Мы сожгли последний мост!©

Рыся и Алиса оказались не только стильными, но и вполне спортивными девчонками. То ли адреналин сыграл, то ли ещё что, но они оказались у "точки невозврата" даже раньше, чем Игнат. Уже задребезжал звонок к разводке, и вот-вот Троицкий распахнет свои крылья... Но Люде не суждено перелететь меж ними. Все трое обернулись, чтобы поторопить девушку.

Я задержу их, ничего!

Люда шла, разговаривая по телефону, на северный берег. Ей навстречу бежал гаец из кордона. До неё метров триста, если не больше. И, как выяснилось, она не особенно интересна стражу порядка - тот пробежал мимо. Есть только миг, только одно решение - прыгнуть или вернуться? И каждый решает за себя.

Для Люды меж тем на карту было поставлено даже больше, чем для её попутчиков. Они решали судьбу сегодняшней ночи, Люда же решала судьбу всей своей жизни. По крайней мере, так ей казалось.
Мама Людмилы была, конечно, женщина ленинградского воспитания и культуры, и потому выразила все своё возмущение интонациями, которым позавидовал бы Станиславский и словами, которыми прилично было бы пригласить на ужин королеву Елизавету. Но другой чертой ленинградской маминой закалки был разгон от отрицания и торга до решительного блицкрига менее чем за две секунды.

- Ты застряла на севере? Найди любой наряд милиции и не отходи от них! Сейчас же скажи, где ты! Я выезжаю, а завтра нас ждёт серьёзный разговор об этих твоих гулянках! И о той книге, которую тебе якобы задали перевести в институте! Твоя мать тоже знакома с английским языком!

"Та книга" лежала у Люды в тайничке, рядом с дневником. И лежала бы, если б не Людины мечты. Кажется, она забыла убрать Сильмариллион, собираясь на концерт - все равно ведь придёт раньше мамы, и потом какое её дело? Оказалось, есть. И, кажется, религиозно настроенная мама что-то имела насчёт этой книги. А главное - можно уже не сомневаться, что мама приедет, мама найдёт, мама Людмилу непременно спасёт... И сказочная страна, в которую Людиэль так мечтала попасть, закроется для неё навсегда. Звезда выпадет изо лба кузнеца, чтобы пекарь вновь вставил её в свой торт.

В душе Люды после маминых слов развернулась борьба похлеще битвы у Хельмовой Пади. Ей было и тошно в очередной раз - снова и снова! - обрывать крылья своим пусть наивным, но искренним порывам и причудам, чтобы мама была спокойна. И меньше всего на свете ей хотелось бы ранить маму и заставить её потерять сон в эту ночь, если Люда решится бросить трубку, отключить телефон и уйти на свет звёзд и ночных фонарей. "Хотя это было бы здорово..." – с грустью подумала Люда, смотря на мерцающие на севере огни Каменноостровского Проспекта и пытаясь представить себе Каменный и Крестовский Острова в это странное полуночное время. Но в последнее время что-то медленно вырастало внутри Людмилы, как куколка маленького, но упорного шелкопряда, что делало для нее невозможным поступать "по-старому".

– Знаешь, мам... – немного резко начала и остановилась Люда, а затем поморщилась, потерла переносицу и продолжила мягче и с проступающей сквозь слова печалью: – ...Не нужно никуда ехать, я и так рядом с милицией стою у моста и здесь полно людей, ничего со мной не случится. Мне бы очень хотелось ничего тебе не обещать и хоть раз в жизни поступить так, как хочется мне, а не тебе... Но наверное не в этот раз. Потому что я тебя люблю, мам. И куда я денусь от этого?

"У меня есть ты и у тебя есть я - и от вас двоих никуда не деться...". Она немного помолчала, облокотившись на чугунный парапет набережной и слушая плеск воды в Неве.

– Но знаешь, рано или поздно это всё равно произойдет. Может не сегодня и не через месяц или даже год, но я всё равно уйду. И тебе придется это принять. Может мне и трудно придется, но лучше уж так, чем когда тебя постоянно и всюду водят за ручку...

Люда вновь помолчала. В её серых, как питерские облака, глазах постепенно вызревали ледяные кристаллы упрямого сопротивления всему тому, что так долго её давило и задевало. Несмотря на всю бестолковость сегодняшнее приключение с концертом и неудавшейся впиской вплотную подвело её к той черте, к которой она так долго боялась приблизиться - но которая терпеливо ждала её, потому что рано или поздно Люда должна была её переступить.

– Я постараюсь вернуться домой как можно раньше, мам, и постараюсь не попасть по пути в неприятности. Но если ты снова попытаешься всё за меня решать, если твой "серьезный разговор" будет таким же, как предыдущие, - я просто снова уйду и на этот раз не вернусь. Спокойной ночи, постарайся уже наконец поверить, что у меня может быть всё НОР-МАЛЬ-НО без твоего контроля - и постарайся уснуть.

Люда отключила звонок (твердо решив не брать трубку, если мама будет продолжать названивать ей) и снова осталась наедине с вздымающимся в темное небо мостом. "Карательные меры" со стороны гаишников, как оказалось, ограничились недовольными и осуждающими столь легкомысленное поведение взглядами стражей закона, так что Люда была свободна и абсолютно, кристально одинока в эту ночь даже в плотной толпе туристов и романтиков местного происхождения. И внезапно попросив у стоящего рядом парня закурить (хотя вообще-то Люда никогда раньше не курила - видимо, рвущийся изнутри протест требовал какого-то физического воплощения), закашлявшись с непривычки от дыма, но всё-таки сделав пару затяжек, она неспешно, но решительно двинулась по ночному городу в сторону Васьки, чтобы оттуда по Дворцовому Мосту, когда его наконец сведут, мимо Адмиралтейства дошагать до Вознесенского, а уже по нему дойти до Обводного и родных "Балтов". "Вот тебе и приключение, Людиэль, и компания. Ты и Питер. Тоже ведь неплохо?...".

А по пути, улыбаясь, поправляла плащ на плечах и мысленно подпевала Горшку:

"Утром по сельской дороге,
Медленно шел ночной герой,
Весь лохматый и седой,
И улыбался..."

  Впервые в жизни Кира бежала так, словно от скорости ее зависел вопрос жизни и смерти. Она почти не смотрела по сторонам, видя перед собой одну лишь цель – вершину моста, манившую собой, как манит оазис измученного путника. Из горла вырывалось тяжелое хриплое дыхание, с каждым шагом неподатливый асфальт бил в подошвы, резонирующие болью по ногам, вмиг намокла спина под развивающимся крыльями плащом. Лишь когда набатным колоколом зазвонил сигнал о разводе, она нашла в себе силы осмотреться и увидеть, как отстала и остановилась Люда. Она не смогла – или не захотела, так ли важно? Так вот по кому звонил колокол – колокол звонил по ней.
  Как много хотелось сказать остающейся на том берегу, чьи слова донес ветер – беспечный игрок! Подбодрить, позвать с собой, предложить попробовать еще раз! Может, даже вернуться за ней, следуя принципу: куда один – туда и все. Но на слова сил не было, а на пути возвращения стоял простой и банальный эгоизм – желание спать под крышей и удостовериться, что с инструментом все в порядке. На бегу Рыся нашла в себе силы только на два коротких и хриплых слова-обещания:
  - Еще… встретимся!

  Прощальный взгляд на уходящую девушку – и снова тяжелый, выматывающий, безумный бег. Словно гонит что-то: вроде бы «экватор» перейден, а все равно страшно. А ну как там, внизу, менты с распростертыми объятиями примут бегунов и в награду вручат – как там говорил Игнат? – право переночевать в петушатнике!? Кире этого не хочется от слова совсем, и она выжимает все силы, спеша за Формалином. А сзади – топот еще одной пары ног: доказательство того, что все те, кто смогли пересечь черту. Решили двигаться дальше.
  Чувствуется. Как под ногами заходила ровная плоскость, медленно ползя наверх. Током бьет в сознание картинка, как они трое с этого моста кубарем катятся вниз. Хрипло прерывисто выдохнув, Кира старается бежать еще быстрее. А в мозг с периодичностью капли, падающей на голову жертве пыток, бьется одна строчка: «Гарун бежал быстрее лани».

  Вперед, вперед… А дальше что делать-то? Ну пробьешь ты головой стену, и что будешь делать, в соседней-то камере? Останавливаться у подножия никак нельзя, и девушка на бегу кричит:
  - Дальше как? Вместе до Спаса? Если не бегут – тормозим?

— Бежим, бежим! — откликнулась Формалин, не сбавляя темпа. — Передохнём на той стороне уже!

Конечно, плохо, что Люду так оставили, но уже ничего не поделать. Не маленькая уж, наверное, разберётся как-нибудь. А если они протормозят, то и сами ночевать останутся под открытым небом. Ну или в обезьянник засунут, и неизвестно, что хуже. В милиции Алиса пару раз была уже – обычно за внешний вид, и лишним опытом в общении со стражами порядка обзаводиться не хотелось. Так что девушка только поднажала, когда зазвенел звонок.

Все, что нам нужно - лишь несколько слов, и место для шага вперед.

Слова - и правда, несколько - сказаны. И шаг сделан. Мурашки прохватывают по хребту, когда видишь - прямо под тобой расходятся две отполированные тысячей ног стальные плиты. Хочется сделать не просто шаг, а строевой. Или еще какой-то. В общем, не просто маленький шаг для одного человека, а шажище.

Время замирает, а потом нагоняет бег. Надо скорей, скорей вниз! Пока не пришлось на заднице съезжать. Гайцы с северной стороны уже связались со своими по рации, а тем и бегать не надо - спокойненько скорым шагом дошел товарищ "нарушаем" до въезда на мост. Удостоверение свое приготовил, ждет.

Так-то, по чесноку, ну что им будет? Штраф максимум выпишут, потом квитанция придет. По первому разу вообще нещитово. Правда, это если документы есть - потому как если нет, то придется выяснять, кому ж это штраф-то выписать? А для выяснения можно и задержать. С другой стороны, надо оно вот этим ребятам? Да поди разбери, чужая душа потемки, а душа гайца тем более.

А с другой стороны - их там двое всего, и при том один в машине. Как за тремя-то они угонятся? Никак.

О гайцах больше всех Игнат думает. Вроде как, он тут всех организовал - значит, по всему, ему и отвечать, инициатива наказуема. Рыся уже мечтами почти на хате от своего знакомого из похоронной службы, и другой половиной - в вечно бегущей реальности, будто Алиса из Зазеркалья. Бежать, бежать - чтобы хотя бы оставаться на месте! А что сама Алиса? Прыжок через разводной мост - это круто. Кто из ее приятелей мог бы сказать, что сделал такое?! И было бы еще круче как-то это отметить вот прямо здесь. Чтобы гайцы знали, чтобы знали атланты стоящего неподалеку Эрмитажа, чтобы Суворов, старый хрен, этак шашкой своей сделал - Гэть! - и выдал что-то вроде "не перевелись еще на земле русской чудо-богатыри!". В общем, не пропустить миг.

Ну, перебрались вроде. Почти. Чего-то явно не хватало... и даже не алкоголя в крови. Адреналин! Они только недавно углубленно прошли этот гормон. Почему бы действительно не устроить надпочечникам проверку и не пощекотать бета-адренорецепторы? Не последнюю роль сыграло наверное и то, что перед местными надо было показать, на что способна "питерская интеллигенция" (мама почему-то продолжала верить, что Формалин к ней можно причислять, даже в таком прикиде).
— Рысь, смотри как могу! — крикнула девушка, и, перемахнув через мост, вдруг вскочила на перила. Берцы к счастью не заскользили, и Алина, раскинув руки на манер самолёта, "полетела" по узкой дорожке вперёд. Справа плескалась Нева, слева – луна на полированных плитах. Ну а Формалин мчалась вперёд, позабыв про всё на свете.

  Останавливаться Кира не собиралась. Сказано: бежим, значит надо бежать до тех пор, пока более опытные ребята не скажут «шабаш», или пока не упадешь. Держась за спиной и чуть сбоку от Алисы, девушка сейчас не думала ни о чем, кроме движения: ведь движение есть жизнь, а покой и статика – смерть. Пускай метафизическая – кому от этого легче?
  Но остановиться пришлось, когда Формалин, окликнув ее птицей взлетела на перила. Увидев это Рыся резко остановилась, дыша как загнанная лошадь и не понимая, что пришло в голову приятельнице. Сосредоточенное выражение, замершее на ее в общем-то подвижном обычно лице, сменилось удивлением и непониманием, а еще тревогой за Алису.
  - Т-ты чего!? Н-не надо! – опасливо всплеснула она руками и дут же воскликнула, - Мамочки! – когда готесса, словно заправский акробат, побежала по перилам вниз. Поняв, что та не собирается ни прыгать, ни совершать еще какую глупость, Кира почувствовала, как отлегло от сердца: ничего страшного не будет – Формалин просто решила продемонстрировать свое мастерство. Страх за другого сменился неприкрытым восхищением: этот бег был красив, картинен и очень ярок – сама бы Рыся на такое ни в жизнь не решилась. Глядя во все глаза в спину бегущей, она разулыбалась открыто и искренне, и захлопала в восхищении.
  - Офигеть! Как птица!

  Вот только мост ждать не собирался. Почувствовав, как он продолжает под ногами свое неостановимое движение, музыкант ойкнула, посмотрела под ноги, бросила взгляд за спину и, снова ойкнув, припустила вслед за готессой, стараясь держаться рядом, чтобы в случае чего подстраховать. Не то чтобы она сомневалась в способности Алисы удержать равновесие, но лучше уж поберечься на всякий случай, правда?
  К тому же, держась вместе, было спокойнее. Внизу ждали с распростертыми объятиями менты, встречи с которыми никому не хотелось, и если уж они объявят сезон охоты на полуночных бегунов, то попадать к ним лучше вместе. А если начнут ловить, так и бежать по незнакомому городу тоже лучше не в одиночестве: а то попадешь хрен знает куда, и потом до утра не выберешься.
  - Ты, - на выдохе бросила она, - главное, разбежавшись, не прыгай со скалы, ок?

Самая большая проблема в спринтах на длинные дистанции — это то, что слишком рано начинают покалывать легкие и печень. Сначала тихо, незаметно и только в самом низу. Затем все сильнее, выше и злее. Чем ближе к концу, тем хуже дает о себе знать выкуренное. Надо бросать курить. Иначе к тридцати годам никакая тренированность вывозить не будет. Схаркнешь легкие. Чего таить, уже сейчас не вывозит. Ближе к середине пролетов Игнат даже уступил дорогу девушкам, решив поберечь силы. Настраиваться на то, что с пересечением моста все закончится, он не стал. Стоило еще как минимум несколько сотен метров бежать вдоль набережной, чтобы сбросить возможно подъехавших пэпсов, а это уже сложнее. Особенно когда пэпсы свежие, а ты уже проделал почти кило на форсаже.

"Надо бросать курить", — думаешь ты. А потом, когда все заканчивается, делаешь новую затяжку. Круг самообмана, туго закручивающий спираль недоверия к себе и своей воле.

Гаец шел навстречу. Все было, как Игнат и предполагал, а значит, оставалось действовать по плану. Остается надеяться, что дамы его не забыли — разбиться на две группы и следовать к Спасу на Крови. Гайцы вряд ли всем скопом оставят пост и также вряд ли побегут дальше, чем на несколько сотен метров. Зона ответственности не та. Да и платят им не так много за гонки по пересеченке.

Гаец выбрал своей целью "Игната", потому как нутром чуял, что именно он наиболее платежеспособен во всей компании. Однако тут Алиса вытворила такое, что в голове ДПСника все перевернулось, и сыграли самые базовые, и самые правильные инстинкты. Пусть он уже давно измеряет свой рабочий день в штрафах, но начинал-то он для того, чтоб меньше народу на дорогах гробилось! В общем, мужик сам не понял, как ноги понесли его спасать "самоубийцу".
Да только хрен там плавал! Алиса грациозно прошлась по перилам, как по Невскому, изящно увернулась от вторгшегося в ее личное пространство гайца, легким прыжком срезала угол ограды, и припустила наутек в сторону Марсова поля!

Это действо настолько шокировало гайца, что тот буквально впал в ступор. Что и обеспечило "Рысе" с "Игнатом" столь необходимую фору. Похоже, погони в этот раз не будет. ДПС вернулось к исполнению своих обязанностей, и самое паршивое, что они могли бы сделать - сообщить по рации о происшествии. Наверное, и сообщат - а заодно скажут, как предотвратили и все такое. Ну тут уж главное на глаза ментам не показываться, это вроде не сложно. У Вечного Огня троица притормозила, чтобы наконец отдышаться. Поближе к газовому факелу сидели двое бомжей - у них был шикарный ужин в виде разогретой тушенки, полученной, видимо, из просрочки супермаркета, и одноразового "стакана" водки на двести грамм.

- От ментов драпаете? Другой дороги не нашли, что ли? - возмутился было один, но его сосед более трезво оценил обстановку

- Да слышь, менты за ними не побежали. Садись давай. Слышь, парень, может угостишь сигареткой?

  - Осто… - попробовала предупредить готессу Рыся, когда увидела, как мент бросился на перехват. Как оказалось – зря. Ловкая девушка прямо-таки танцевальным пируэтом уклонилась от мужика и резким рывком ринулась вперед, в хитросплетения питерских улиц. Понимая, что теперь ближе всех к блюстителю порядка она, Кира не стала испытывать судьбу и, пока тот не сориентировался, рванула вслед за Алисой и Игнатом. И хотя на пике азарта и адреналина хотелось бросить через спину остающемуся дэпэсу задорное махновское «хрен догонишь», скрипачка сдержалась: а ну как обидится и припустит вслед?

  Оставшуюся часть пути она проделала молча, тяжело дыша и чувствуя, что еще немного такого экстрима, и она попросту упадет. Сосредоточившись на беге, Рыся даже не сразу заметила, что ее спутники остановились, и, как итог, чуть не влетела в спину Формалина. Пытаясь отдышаться и шаря по карману в поисках успокоина – сигарет, она даже не сразу обратила внимание на новоявленных собеседников и, главное, то место, где они с таким уютом расположились. А подняв голову, почувствовала, как в душе поднимается тяжелое, неприятное чувство – будто в эту самую душу сейчас смачно плюнули.
  Кира никогда не была излишне патриотична и не относилась с почти сакральным пиететом к Отечественной войне, но смотреть на то, как Вечный Огонь использовали в качестве банальной горелки, было неприятно. Гулять по кладбищам и сидеть на могильных плитах, закусывать оставленными покойникам гостинцами, бравируя своей смелостью – одно, а так бытово глумиться над памятником солдатам – совершенно другое. Даже странно, что их до сих пор никто не выгнал, и вдвойне странно, что у Вечного Огня не было караула – в Москве такое даже представить себе было невозможно!
  В тему ситуации сами собой вспомнились слова с одной из кассет, которая играла в отцовской машине:
А в Вечном огне видишь вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.

  Прекратив искать сигареты, девушка выступила из-за спины Алисы. Помявшись миг, она все-таки решила заговорить. К бомжам и тому подобной публике Кира относилась со смесью жалости и презрения, и, будь она дома, не решилась бы, наверное, связываться. Но питерские знакомые все уши прожужжали на тему, какие интеллигентные и культурные местные бездомные, и девушка все-таки решила попробовать:
  - Извините, уважаемые, а может, вы не будете Вечный Огонь как костер использовать, и пойдете в другое место? А то нехорошо как-то получается. А я вам полпачки «Мальборо» за это дам.

— Фууух, — выдохнула Формалин, когда опасность осталась позади. Сердце бешено билось в груди – не только от адреналина, сколько от гордости за свой высший пилотаж. Эх, видал бы её Александр Виталич, физрук их группы! Сразу бы зачёт поставил!
— Не, ну скала это мелко, — подхватила шутку Рыси девушка. — Если уж прыгать, то так... с огоньком!

Правда, что за "огонёк", Формалин и сама не знала, но не останавливаться же на полпути в понтах, правильно? Показали московским как надо, надо держать имидж до последнего значит! Манёвр вообще во всех отношениях вышел удачный: отвлекла на себя ментов, и те даже не стали обращать внимания на Рысю и Игната. Полный фарш!
— Ухуху! Винтовка это праздник! — одарила она репликой гнавшегося за ней слугу закона и унеслась в ночь как заправская героиня какого-нибудь вампирсокго боевика. Черт его знает, чего её ГрОб вспомнился, видимо из-за анархисткой движухи.

С бомжами в конфронтацию Формалин вступать не стала – ещё не отдышалась толком, ну сидят и сидят, чё с них взять. Вроде мирные, ссать на огонь не собираются. Но может у московских как-то иначе с этим устроено, хочет проявить гражданскую сознательность – её дело.
— Так, нам сейчас же... — она попыталась сориентироваться, куда теперь стоит двигать по направлению к квартире Рыси.

Вязкая, комковатая слюна отдавала никотином. Покалывало легкие. Дискомфорт. Не настолько сильный, чтобы вывалить язык на плечо, но и не как после пробежки за автобусом. Обошлось. Все обошлось. Теперь надо срулить куда-то на улицу побезлюднее, где точно не проедет ментовоз. Место слишком броское. Даже если вновь вызывать такси, то где-нибудь подальше отсюда.

Вечный Огонь и бомжи.

Тычку от первого Игнат принял бы в штыки, если ее не оборвал второй. Умный дохера что ли? А чего тогда бомжуешь, если так? Но второй оказался более доброжелателен. Даже угоститься просит. Ладно, раз уж сегодня аттракцион невиданной щедрости, то почему бы и нет? В конце концов, с Питером стоило рассчитаться как должно — потери могли быть и куда больше, чем какая-то сижка.

— Кури, — Игнат достал из пачки сигарету и протянул ее бомжу. А затем устремил взгляд к Огню.

Над Огнем, оплывая, трепетал воздух.

Когда заговорила Рыся, Игнат посмотрел на нее, уже не пытаясь скрыть любопытство и интерес. Интересно, откуда на ее взгляд берется уважение к воинским мемориалам? Время и бытие рисуют повседневные картины, и создают образы тоже они. Вечный Огонь и бомжи — слепок настоящего и недавнего прошлого. Слепок происходящего в Грозном и Аргуне, под Гудермесом и Хасавюртом. Где генералы и высокопоставленные чиновники до сих пор греют руки над заревами пожаров и остывающими телами пацанов. Греют так же, как и бомж греет тушенку над Вечным Огнем.

Может, и нет на самом деле ничего за этим мемориалом. Даже пока воюешь, о тебе не всегда помнят — то хавку не подвезут, то с подкреплениями кинут, то еще херня какая. А уж когда воевать перестаешь, всем и вовсе становится положить. Ни помощи, ни поддержки, ни участия. Это вот шестьдесят лет назад — вот да, вот это была война! А мы в Чечне так, в игрушки с ребятами поиграли и только. Глупости всё у нас какие-то в голове — безработица, ПТСР, криминал и материнские морщины.

Губ Игната чуть коснулась печальная улыбка. Хорошая Рыся девушка все-таки. Способная растрогать чем-то. Пацаны, кто это увидел, тоже улыбаются, наверное. Интересно, как им там? В вечном карауле среди холодных звезд и черной пыли?

— За что пьете, мужики?.. Раз уж перед Огнем, то третий тост за Кавказ поднимите. За Волчьи ворота. Или за Харсеной.

Или за Комсомольское и Ачхой-Мартан.

- Ну вот зачем вы такая злая, девушка? - картинно возмутился бомж, снимая уже вполне нагретую банку рукой в брезентовой перчатке.
- Я вам какое зло делал? Я сижу, никого не трогаю. Может, в Сосновке сидел бы сейчас, но судьба - а от судьбы не уйдешь! Судьбою нам с Валерием Александровичем предначертано в сегодняшний субботний вечер оказаться на братском захоронении жертв 1905 года, о чем мы вдвоем, если и жалеем, то незначительно.

Валерий Александрович слегка прихренел с такого высокого штиля своего собутыльника, но тушенку у него принял. А тут еще Игнат повысил градус философского, задав очень важный вопрос. И как-то сам собой родился ответ

- Мы с Аркадием за справедливость пьем. Потому и не чокаясь.

Аркадий благодарно принял сигареты от Рыси, приначил за пазуху кроме одной... Скосился на Вечный Огонь, и закуривать не стал. Определенно, огнива при нем не было, а после отповеди девушки как-то рука не поднималась запалить кончик от газовой горелки. Пожевал, да так в углу рта и оставил

- За хороших парней выпить - святое дело. Поднимем, парень.

Аркадий все еще был на возвышенной волне, и чувствовался в нем легкий флер высшего образования, незримо дрожащий над бомжом, будто горячий воздух над газовым факелом Огня. Его товарищ был куда более приземлен. Тушенка недогретая, стынет. Потому Валерий быстренько согнул крышку банки в подобие ложки, и стал закусывать, только кивая на реплики своего соседа - мол, согласен, во всем поддерживаю, и вообще я бы лучше сказал, если бы делом не был занят. Аркадий же ненадолго поднял очи горе, что-то там увидел в небесах, и вновь перевел взгляд на Игната, Рысю и Формалин:

- Что-то сегодня менты разъездились. К дождю, наверное. Вон, у Летнего пару минут назад припарковались. Хера ли им там надо?

Заряд высокой литературной речи у Аркадия закончился, и его форма вновь пришла в соответствие с содержанием. В связи с этим фазовым переходом, бомж принял у своего приятеля полбанки тушенки, и принялся ее уплетать.

— Ну что, погнали? — экзистенциальная тематика разговора не особо трогала Формалин, и той не терпелось уйти отсюда. Возможно, сказывался черствый прагматизм, который постепенно въедается в подкорку практически каждого медика.
— Давайте через Фонтанку и дальше по Литейному. На Невском сейчас товарищей сержантов уж слишком много. Второй раз так не повезёт поди.

Вон и "интеллигенция" бездомная это подтверждает. Строить догадки, чего дядям милиционерам понадобилось вдруг в ночном Петербурге Алиса не стала. Может, отчет по месячной раскрываемости готовят, кто их знает. Им бы так и так лучше поспешать.

  Бомжацкий комментарий Киру крепко удивил. Кто злая – она злая? Обратилась вежливо, без грубостей и наездов, пояснила, почему просит, да еще полпачки сигарет отдать готова, а он ей – злая? Куда катится мир! А вдвойне обидно, что петербуржский бич даже не понял причину ее слов, а туда же: судьбою у него предначертано, эх. Зато, конечно, подлинный колорит культурной столицы – философствующие бомжи.
  Сморщив носик (не чтобы выразить свое презрение, а инстинктивно спасаясь от весьма ожидаемого амбрэ давно немытых тел и не стираных вещей), скрипачка протянула говорливому бездомному немного помятую пачку сигарет, сделав все, чтобы даже случайно не соприкоснуться с ним пальцами. Ну брезговала она, чего уж тут поделать?

  Дальше же оставалось только отойти за Игната и помалкивать, пока он обсуждал с колдырями вопросы той памяти, куда практически любой девушке со своим бесценным мнением лезть невместно. Так что Кира запустила руку в торбу, покопалась внутри, делая выбор между яблоками и никотином, и остановившись-таки на последнем, вскоре спокойно задымила, предложив сигаретку и новой знакомой. Зажигалку свою так и не закурившему бомжу она предлагать и не подумала – раз запасной, которой было бы не жалко, все равно нет, то мужчина обойдется.

  Тем временем беседа сама собой подошла к концу, и Формалин подняла насущный вопрос: а куда идти-то? Готесса предлагала, судя по невеликим рысиным познаниям в географии Северной Пальмиры, идти в обход, потому что на Невском слишком много милиции. Где в этом, собственно, проблема, Кира в упор не видела, так что предпочла уточнить:
  - Фонтанка так Фонтанка, хорошо. Но чем нам менты-то мешают на проспекте? Мы взрослые, не пьяные, при документах все. – пальцы потянулись к карману в очередной раз проверить, а на месте ли паспорт? – К тому же не ходим, где подозрительно и темно, а идем в открытую по освещенной улице, как приличные воспитанные люди, знающие, что им нужно. К тому же среди нас, - она усмехнулась, - гостья города, которую друзья провожают на… ммм… съемную квартиру, скажем так. Ну что нам майоры сделают? Максимум – изучат все вдоль и поперек и отпустят. Зато быстрее до вписки дойдем. Быстрее же?

В отличии от Аркадия Игнат закурил от Огня совершенно спокойно, ничуть не стесняясь Рыси.

— Судьба, — он затянулся. — Если будущее где-то высечено на камне, какой вообще смысл что-то делать?

А затем, подманив Аркадия жестом, помог ему прикурить от своей. Неловкость не укрылась от его взгляда. Она никогда не укрывается.

— Волосы синие, — Игнат обернулся к Рыси. — Это первое, что передал бы по рации гаец на мосту. Даже с оглядкой на Питер и его местных синие волосы — довольно броско. На Невском нас точно примут, тут без вариантов. Дворами — так дворами. Веди, Формалин.

Решено - идем через Фонтанку, а там дворами, мимо Мухи и Анненкирхе - и вот уже та самая вписка рядом с агентством ритуальных услуг. Умеют же люди красиво приехать в Питер!

Между первым Садовым и Пантелеймоновским мостами был припаркован милицейский форд. Мигалка работает, но экипажа нет - машина заперта. Из Летнего Сада доносятся звуки перепалки - видимо, кого-то "оформляют", но по положняку, без рукоприкладства. Приглядевшись, можно было увидеть следующую сцену.

Двое ментов и еще какой-то дядька в черной форме охраны стоят напротив парня и девушки. Рядом с парнем - мольберт, на девушке - накинутая мужская сорочка, а по большому счету кроме нее и нет ничего. И спор идет об искусстве, морали и нарушении общественного порядка. То ли ментам особо заняться нечем, то ли девушка красивая - но процесс, видимо, доставляет наслаждение обеим сторонам. Парень определенно надеется "вкачать права", ну а менты... Они-то знают, у кого тут есть права, а у кого их нет. Но девушка очень красиво боится.

  Подергав себя за синюю прядку, девушка посмотрела на нее недоуменно, словно не могла понять, как волосы могут взять и предать ее. – А почему… - начала она было спрашивать, но вовремя поняла, как глупо это звучит. Если местный уроженец считает, что менты у моста могут передать по всем постам, что надо задержать юношу и двух девушек, у одной из которых волосы синего цвета, значит здесь такое норма. – Понятно. Об этом я не подумала! – в итоге ответила москвичка, старательно запихивая длинный хвост под плащ, от греха подальше.
  А потом не смогла удержаться и, улыбаясь, поделилась тем, что прямо-таки распирало и рвалось на волю:
  - А я никогда раньше не была в розыске!

  Питер чем-то напоминал Арбат. Хотя, скорее, Арбат напоминал Питер. Днем это было не так заметно, но когда на город опустилась ночь, и тьму рассеивали только свет фонарей, редких окон да изредка проезжавших машин, впечатление это резко усилилось. Но там, где Москва эманировала жизнью и весельем, северная столица была строже и мрачнее. Если уместны подобные аллегории, Рыся сравнила бы Москву с молодым рокером, любителем потрясти хаером на концерте, а после у Стены Цоя под баклажку пива поорать песни под расстроенную гитару и, возможно, даже поаскать у случайных прохожих. Петербург же напоминал с виду мрачного, запахнутого в черных плащ гота, который всем видом своим показывает, какой он загадочный и непознаваемый, а все остальные – memento mori. Пугающий образ – но если поставить боттл вина и пачку неплохих сигарет и завести беседу, то спустя некоторое время поймешь, что от рокера-Москвы он не так уж сильно отличается – разве что большей склонностью к эпатажу и умствованиям.
  Так что всю дорогу она глазела по сторонам, любуясь тем, как поменялись знакомые при свете дня места. Эх, как жаль, что нету Люды – она-то бы сейчас рассказала бы про судьбу каждого дома, каждого сквера и двора и сделала бы прогулку незабываемой! Но филолог с труднозапоминаемой фамилией решила остаться на той стороне, и мечты так и оставались мечтами.

  А тем временем Петербург решил в очередной раз подчеркнуть свой статус города искусства и безумства, которые в нем вряд ли разделимы. Шутка ли: позировать художнику голой почти в самом центре города!? Кира почувствовала, как щеки ее пунцовеют: она была готова на многие сумасбродства, но чтобы так… А самое паршивое, когда богатая фантазия мигом поменяла девушку на себя родимую, сразу сладко засосало под ложечкой. Это было стыдно, это было дико, но так авантюрно и столь эмоционально насыщенно…
  Отведя глаза, смущенная Рыся выдавила из себя:
  - Не повезло ребятам. Давайте обойдем – а то еще и нас втянут.

— А-а-а-адну минуточку, — в темноте наверное было не видно, но губы Алисы расплылись в широкой ухмылке. Взяла верх бунтарская часть личности, требующая, что "искусство должно быть свободным!". Анархия мать мать порядка, в конце концов. Девушка подбежала к машине и с размахну долбанула в дверцу и по бамперу своими берцами пару раз. — Ннна! Свободу попугаям!

— Ну а вот теперь бежим! — как-то даже восторженно-обрадованно оповестила она остальных, когда "отвлекающий маневр" был исполнен. — Сюда, а потом через дворик направо!

— Не та вещь, которой стоит гордиться, — задумчиво произнес Игнат и пожал плечами. После чего все тронулись дальше. Дворами.

Он не ожидал от ночного города — а уж тем более его задворок — ничего, кроме неприятностей. И потому просто пер вперед, не особо глядя по сторонам. Для любопытства и праздности было лучшее время. Но дело в том, что сейчас как раз таки не оно. Заметил он, что девушки смотрят на что-то в переулке лишь после того, как какое-то время прошел один. Обернулся и, чуть помедлив, сдал назад.

Оу. Вот это зрелище.

Дружищ, ну подвинься, ничего ж не видно. Да, для любопытства и праздности не лучшее время. Но... это был поспешный вывод, вот. Поспешный и скоропалительный.

— Не повезло ребятам. Давайте обойдем — а то еще и нас втянут.

— А я бы еще посмотрел, — улыбнулся Игнат. Он даже не заметил, как в голос проскользнула лукавинка; та, что присуща, наверное, только мужчинам. Впрочем, как только Формалин попыталась пнуть машину, легкое и немного ветреное настроение тотчас же улетучилось. Менты, разбирательства, КПЗ, потом еще как-то домой ехать. Груз забот наступил слоновьей пятой на грудь. Бытие пробило в душу, выветрив остатки приятных мыслей.

Поймав девушку за плечо, он удержал ее от необдуманного:

— Не буди лихо, — и добавил, обращаясь уже к обеим: — Ладно, и правда пора. Пойдем.

Алиса все же пнула машину, хотя и не так красиво, как задумывалось. Не в бампер, и не как ногой в пивную банку, чтобы смять. А просто по колесу. Чего, впрочем, все равно хватило, чтобы произвести достаточно громкий звук. По-видимому, наряд сигналку не выставил, так что в ночном воздухе просто раздался гулкий удар. Но, поскольку вокруг было тихо - этот удар не остался без внимания.

- А ну стой! - один из наряда побежал к ограде, но, в общем, на полдороги остановился - вреда никакого, а гоняться за подростками по ночному городу просто потому, что у них в голове ветер - так себе удовольствие.

За мост, мимо "Мухи", на Пестеля, и оттуда к Преображенскому собору, а там - узкие улочки, замшелый, до-блокадный еще Питер. Дома с парадными, полностью оправдывающими это слово - иные не уступят эрмитажным лестницам! Дома, исполосованные трещинами от верха до фундамента - шрамы войны. Садики, в которых всего и растет-то два дерева... И тихо-тихо...

Вдруг-выстрел!

В подворотне дома 17 по Рылеева. И топот ног, приближается! Улица, как назло, пуста. Вот здесь даже Алиса не отказалась бы от присутствия ментов! Но у них дела в Летнем.

  Поглядывая украдкой на музу художника, получившую столь много заслуженного внимания, смущенная Кира упустила момент, как события завертелись совсем рядом, и только громкий удар заставил ее вернуться из мира ярких фантазий на грешную землю. Окрик мента, мигом оставившего своих жертв, заставил москвичку вздрогнуть и отступить на пару шагов. Но служитель порядка вроде бы особого желания немедленно заарестовать нарушителей не изъявлял, и девушка, выставив перед собой ладони и отступая спиной вперед, виноватым голосом попросила прощения, пытаясь выдавить виноватую улыбку:
  - Извините, мы случайно! Мы больше не будем!

  В итоге все обошлось, хотя яркий образ их троих, преследуемых надсадно воющим милицейским фордиком по ночным питерским улицам, преследовал москвичку безумно долго – целых минут пять. Сама же Рыся, не желая повторения подобной истории и не веря, что на второй раз все обойдется, предпочла цапнуть Формалин под ручку и дальнейшее путешествие продолжать подобным образом. Как отнестись к поступку новой знакомой, она так и не решила: с одной стороны, поступок готессы чуть не привел к очередному бегству в никуда, а с другой, это ведь было проявление свободы и заботы о ближних!
  В любом случае, Алиса пыталась сделать что-то хорошее. Да что-там, все вокруг что-то делали: пышущая живыми неподдельными Формалин вела их темными тропами к цели, спокойный и сдержанный Игнат защищал их в случае опасности. А она? Просто двигалась вместе со всеми, и все. Фактически, вся ее роль заключалась в одном: быть пропуском на вписку. Если пользоваться терминологией безвременно оставшейся за мостом Люды, то сама ролевичка была Гендальфом (и как раз непройденный мост в тему!), Алиса и Игнат соответственно – Фродо и Сэмом, ну а ей самой досталась незавидная роль Кольца, которое просто надо доставить до цели, и все.

  С такими невеселыми мыслями девушка молчаливо следовала вперед, почти не смотря по сторонам. К счастью, природная живость взяла свое, и приступ меланхолии продлился недолго: к тому моменту, как они достигли Преображенского собора, на подвижное лицо Рыси вернулась прежняя улыбка, а взгляд начал с любопытством шарить по сторонам, наслаждаясь погруженным в сумрак старым городом.
  Выстрел, прозвучавший как гром среди ясного неба, заставил скрипачку дернуться и замереть в испуге. Приближался топот ног, и девушка затравленным зверьком огляделась, крепче прижавшись к спутнице. Впереди и сзади – слабо освещенная улица, прямая и ровная, на которой нет ни машины, ни человека. По левую руку – опасность, смертельная и пугающая, а по правую, через дорогу, черные голодные зевы подворотен соседнего дома. Надо бежать! Но куда? Во дворы опасно, оттуда, случись что, не выберешься. Рвать по улице, правда, тоже рисково, но там есть хотя бы вариант свернуть за угол и спрятаться где-то в другом месте.
  - Б-бежим? – голос дрогнул. Кира хватанула мужчину за рукав и дернула, привлекая внимание. – П-прямо и направо? Туда, - она дернула головой в сторону дома напротив, - страшно. – Скрипачка была готова сорваться хоть сейчас, но мысль о том, чтобы убегать в одиночестве, пугала еще сильнее.

На выстрел Игнат отреагировал... внешне никак. На одной чаше весов опыт, требовавший залечь или найти укрытие. На другой то ли пережитое относительно спокойное время, то ли восприятие окружающего. Ночной тихий город, полудрема улиц, покой и благодать — уж от этого-то места точно не ожидаешь кровавой бани с десятками трупов по обе стороны. Были такие времена (отец рассказывал), но они прошли. Сейчас уже все братки в депутатских креслах. Чутье сыграло само с собой странную шутку. Пока оно пыталось определиться, какому из ощущений довериться, разум как-то сам проскочил момент, когда надо было действовать вот прямо здесь и сейчас. Проскочил, как водила через стоп-линию, запоздало ударивший по тормозам. С юзом, скрипом покрышки и запахом резины.

"Мосинка что ли? Кто во дворах стреляет из мосинки-то? Дед может какой-то старый," — подумал Игнат. Воображение тут же ухватилось за картину, добавив в нее деталей. Четкие пацаны в абибасах сидят во дворе на кортах, играют в шахматы, декламируют Гумилева — отдыхают иными словами. Дед просит их разойтись раз. Потом два. Потом звонит ментам, но те не едут. А уже после достает из шкафа стартую потертую трехлинеечку, с которой прошлой зимой ходил на медведя. Вновь открывает окно, касается щекой потертого ложа, мягко оттягивает немного ржавый, но тщательно смазанный затвор... И вот сейчас эти злодеи бегут, вон как шаги гремят. Вспомнился и фильм "Ворошиловский стрелок". Отличный фильм, к слову. Надо было до армейки посмотреть.

Словом, Игнату тоже захотелось обойти этот дворик стороной, но не прямо уж бежать сломя голову. Обойти, как обыватель обходит искрящую проводку или место разрыва канализации. Поэтому, когда Рыся от души дернула его за рукав, и он обернулся, ее круглые как блюдца глаза натурально ввели его в недоумение. Недоумение, впрочем, быстро сменившееся пониманием. Точно. Не все же к такому привыкли. Не все.

Как-то не подумал.

— Да не трясись ты так, ничего не будет, — сказал Игнат, а затем посмотрел, куда именно Рыся кивнула. Какой-то еще один двор-колодец. Увы, скрыться лучше всего было именно там. Если злодеи уже разбегаются, то они попытаются убраться отсюда как можно дальше, а не сунутся в глухой двор. Значит, там и легче переждать. — Давай лучше все-таки туда. Отсидимся пару минут и дальше пойдем.

Он трусцой пересек улицу.