I'm Still Alive | ходы игроков | Independence Day

Леблан

Переходишь на шаг, выбирая дорогу. Выжженная беспощадным летним солнцем Дня Независимости площадь походит на что угодно, но только не на умиротворенно дремлющий Спрингфилд. Толпа редеет – одни люди бегут, не разбирая дороги. Другие – движутся целенаправленно и целеустремленно, настигая рывками, врезаясь, сбивая с ног, опрокидывая. Первых, нормальных, значительно больше – вот только мало кто пытается сопротивляться, давать отпор.

На ходу начинаешь общаться с девчонкой. Она совсем легкая, почти невесомая. Растрепанные русые волосы щекочут кожу предплечья. Задрав голову, смотрит на тебя снизу-вверх. Заплаканное лицо, застывшие в глазах слезы. Не улыбается, не смеётся, но теперь и не сопротивляется. На вопрос тоже не отвечает, просто молчит.

А ты, кажется, не особенно ожидаешь ответа. Продолжаешь говорить и спрашивать, абстрагируясь. Концентрируешься на ребенке на руках, отодвигая на второй план ужасы реального мира. Сворачиваешь и обходишь по широкой окружности распластанного лицом вниз на асфальте торговца хот-догами, которого жрут трое и сразу. Чудом отшатываешься в последнее мгновение в сторону, когда мимо скачками проносится ещё одно существо, напрыгнув на спину ковылявшему старику.

Вступаешь в спасительную тень громады «Орегон-Плаза», движешься в направлении уменьшения концентрации бегущих людей. Выдохнув, останавливаешься напротив полупрозрачных дверей одного из запасных входов – там, за створками, длинный, прохладный и абсолютно пустой коридор. Всё лучше, чем открытое пространство в сложившихся обстоятельствах.

Оборачиваешься, прикидывая возможность добраться до автостоянки и RV – сквозь безумный хаос и редеющую толпу явственно видишь, что основной ареной боевых действий теперь выступает парковка. Видишь, как легковой автомобиль срывается с места и, поднимая людей и не-людей на капот, преодолевает несколько метров лишь для того, чтобы врезаться в другой выруливавший задом автомобиль.

Покачав головой, Крейн хотел было возразить брату, но стремительно разворачивающиеся события внесли свои коррективы. Посланник, возникший перед ними из толпы бегущих людей, выглядел страшно. Крейн как завороженный смотрел на карминовую струю, искавшую свой путь сквозь лабиринт неряшливой бороды мертвеца.

Кровь. И асфальт, не способный дать всходов, даже будучи щедро ею орошенным. Капля за каплей текла она вниз, к безучастной тверди. Касалась ее, сливаясь в узкие ручейки. Образовывала небольшие речки, вроде Молаллы или Сэнди, и впадала, наконец, в настоящий океан, волнами уходящий куда-то за спину пророка, в непроницаемый мрак. В мраке этом не было больше ничего разумного и живого. В нем не было места свету, любви или надежде. Только смерть и мучительное одиночество. Отданная братом ноша выскользнула из безвольных рук Крейна и с мокрым шлепком коснулась затопленной кровью земли.

Что-то было сильно не так. Пророк оцепенело таращился на погружающуюся в багрянец сумку первой помощи. Не таким он видел будущее. Вернувшиеся с того света мертвецы должны были стать свидетелями последней битвы. Судьями неправедным. Но приводящими собственный приговор в исполнение палачами? Кроваво скалящимися чудовищами? Нет… Нет! Ложь!

Неужели это из-за него? Вопрос настиг Крейна в момент, когда тот неторопливо, словно в замедленной съемке, склонился над утопающей сумкой. Настиг и застал врасплох. Неужели его неудача обрекла мир на гибель и забвение? Нет. Пожалуйста, нет! Все что угодно, но только не это. Ледяные объятия отчаяния перехватили дух и сковали дыхание. Пожалуйста!..

Словно в ответ на исполненную болью мольбу, мир залило пламенеющим золотом. Былинки вновь застыли в густом молчании остановившегося времени. Пророк поднял взгляд и увидел Свет. Легкий и неуловимый прежде, в момент встречи, сейчас он неистово слепил, заливая своим теплом все вокруг. А в центре этого света был его брат. Кровь схлынула куда-то за спину, оставив Гурниссона на грани, где встречались тьма и божественный блеск. Добро и зло. Одиночество и принятие. В этот самый миг Крейн понял: Джошуа был избран. А ему самому дарован второй шанс. Смахнув навернувшуюся слезу, пророк отправил сумку в полет навстречу колеблющемуся лжецу.

- Тихо, тихо! Спокойно, мэм! - продолжает говорить, а дубинка в руке ходит ходуном. Делает шаг назад Роберт, но чувствует спиной медичку, которую сам же туда поставил. А значит что? Отступать некуда.
Бежит на него страшная старуха, действительно страшная, хотя только вот недавно была еле живым котенком. Размахивает руками, скалится, словно зверь.
"Нет, тут не до полумеров", - отводя руку для замаха пытается успокоить себя Маккензи.
Тук! - свинцовое навершие влетает четко в висок разогнавшейся, словно Усейн Болт, бабули. Моргает полицейский, потом еще раз. Потом озирается по сторонам, ожидая увидеть сотни смартфонов, направленных в его сторону объективами камер.
...но никого нет. Все бегут, толпа пришла в движение и не он стал её основной целью, что-то другое.
Оглянувшись ещё раз на старуху, Маккензи поворачивается к девушке, встряхивая:
- Соберись! - и мысленно добавил "Пожалуйста!"

Удивительно, но дотащил. Спас. Герой. Только вот что-то совсем не радостно. Надо передохнуть.
Поставил девочку на землю. Не самая лёгкая ноша всё же. Но в качалке и тяжелей тягал. Ща, дух перевести и второй подход. Куда-нибудь. Пока не ясно, куда. А пока спасённой в лицо заглянул. Притихла чёт. Ну, есть причины.
— Ты как? — спросил для проформы, ответа не ожидая. Руку протянул. Возьмёт? Вот это — важно. А то как бы не убежала. Да и вообще. Доверие нужно.

Что это такое-то? Массовое помешательство? Версию с флэшмобом ЛеБлан давно отмёл — слишком правдоподобный гор, всё реально. Засомневаться в том значило стать следующим блюдом на этом шведском столе для каннибалов. К счастью, прямо сейчас все пирующие поедали других. Но долго ли до того, как кто-то заметит яркого мима? Уйти в коридор? Но в открытом пространстве легче убежать, чем в замкнутом, где могут окружить, да и просто сложней разойтись.

Подумав, Микаель решил подождать. Забиться в дыру всегда можно успеть. Пока же он просто глядел по сторонам, следя за девочкой и происходящим, как снаружи, так и за полупрозрачной дверью, пытаясь хоть как-то упорядочить в своей голове окружающий хаос. И высматривая другие пути для отступления как к RV, так и прочь от торгового центра и людей.

Леблан

Девчонка и правда не отвечает. Может просто не разговаривает, может ещё какая задержка в развитии. Может просто не хочет, что более вероятно. Не то чтобы у тебя был богатый опыт близкого общения с детьми, но отчего-то ожидаешь, что ребенок в такой ситуации должен вести себя как-то иначе. Странная немного она, эта девочка.

Руку протягиваешь – по-прежнему смотрит. Не убегает, не хныкает – вроде всё понимает. Вот только не на тебя уже смотрит – мимо куда-то. Глядишь туда же – и распрямляешься. Сердце пропускает удар – отчего-то успел уверовать в свою неуязвимость, решить, что окружающий хаос обходит тебя стороной, не касается. Как бы не так – уже заметили, гораздо быстрее, чем ты рассчитывал.

Бежит, успел набрать максимально доступную скорость. Что есть сил несется навстречу. Огромный, чернокожий, топорщащийся складками жира под майкой-безрукавкой в облипку. Сверкающий покрасневшими глазами на лоснящемся от пота лице. Отмечаешь короткую, напоминающую подростковый пушок и совсем неопрятную, но усыпанную характерными багровыми пятнами, бороду.

Для его массы – движется так, будто твердо намеревается побить мировой рекорд по легкой атлетике. Ты никогда бы не подумал, что этот тип сможет настолько быстро перебирать ногами при его габаритах. Представляешь момент столкновения – как он врезается, сносит, вминает в стену ТЦ. Страшно становится.

Решил глазами пробежаться, а всё, заметили. Не успел.
— Блядь, — только и сказал. А дальше, не думая, дверь распахнул, ногой подпёр. Девчонку за подмышки и внутрь, не оглядываясь. Бегом, бегом! Негр или белый, жирный или дрищ, бородач или бритый, какая разница? Главное, чтобы не догнал.

Леблан

Отбрасываешь в сторону губительную апатию. Отчётливо осознаёшь, что пока стоишь и втыкаешь – черная гора мяса стремительно приближается.
Потому не стоишь, не втыкаешь – схватив девочку за руку, в несколько шагов добираешься до спасительной двери.
Кладешь ладонь на металлическую ярко-синюю рукоять. Единственная мысль в голове, ничто другое вообще не волнует – главное, чтобы только было открыто.
Толкаешь – не поддаётся. Продемонстрировав впечатляющую при учете всех обстоятельств смекалку, дергаешь на себя. И, чудо – дверь открывается. Проталкиваешь вперед девочку, влетаешь сам следом, что есть сил тянешь ручку, встречая сопротивление предотвращающих хлопки дверями рессор.

Черный верзила тебе помогает – на скорости врезается в полуоткрытую створку, вдавливается в дверь с титанической силой всей массой. Смотришь на размазанную по тонированному стеклу со стороны улицы морду – буквально несколько десятков сантиметров разделяют его пасть и твой распухший после знакомства с кулаками ковбоя нос.

Отступаешь на шаг – чёрный верзила продолжает ломиться, разбивая лицо и оставляя на стекле кровавые пятна, но тщетно. Ярости и силы не занимать, однако ума просто потянуть дверь на себя чудовищу не хватает. Чувствуешь превосходство своего интеллекта, которое лишь немного смазывается осознанием факта, насколько тревожно вздрагивает, чуть приоткрываясь, дверь под каждым ударом.

Чувствуешь, как оттягивается штанина. Смотришь вниз – девочка тянет тебя за карман, увлекая дальше по коридору. Здесь, в «Орегон-Плаза» прохладно.

Джош

Лезвие с щелчком занимает «боевое» положение. Если понятие «боевое» вообще применимо к миниатюрному швейцарскому ножику, который неумолимо компенсирует универсальностью эффективность. И, тем не менее, ты, обойдя фотографа, сам выходишь навстречу сомневающемуся бомжу. Видишь, как мимо проносится и врезается в грудь мужчине тяжелая сумка – дело рук Крейна, не иначе.

У тебя нет времени размышлять об эффективности подобного отвлекающего маневра. Нет времени думать о нормах этики, законодательстве штата Орегон и даже простой человеческой морали. Ты для себя уже оценил ситуацию, всё решил – и отчего-то складывается впечатление, что вокруг может не найтись никого, кто спросит с тебя за случившееся.

Худощавый человек в засаленной майке поднимает морду и смотрит на тебя покрасневшими глазами навыкат. Ты спровоцировал его приближением, и он сделал свой выбор. Словно не человек, но чрезвычайно опасное бешеное животное. Издав нечленораздельное мычание бросается на тебя, заранее приоткрыв рот. Ты выкидываешь вперёд руку – последующие события особенно ярко и четко фиксируются в памяти.

Миниатюрное лезвие, на удивление четко входит прямо в глазницу. Бомж, который по инерции насаживается на ножик на бегу дополнительно. Выпускаешь из пальцев крошечную ярко-красную рукоять, отступаешь на шаг – видишь, как агрессор стоит перед тобой и раскачивается, как кровь из глаза ручьями течет по шее и скуле. Запоздало приходит осознание сделанного – выставив руки вперёд, словно сомнамбула, мужчина совершает ещё один шаг и падает перед тобой на колени. Потом заваливается вперед и стыкует лицо с асфальтом, вгоняя нож ещё глубже в глазницу с омерзительным чавканьем.

Сомневаться не приходится – этот человек мёртв. Отползавшая на коленях девчонка наконец берёт низкий старт и, вскочив на ноги, мчится куда-то дальше. Фотограф по-прежнему сидит на асфальте – и выглядит, кажется, даже более ошарашенным, чем ты сам.

Маккензи

Удовлетворительный и, одновременно, устрашающий хруст. Дернувшаяся голова на старческой шее. И без того дрожавшие руку трясутся сильнее при виде медленно оседающей на землю пожилой женщины. Все бегут, никто уже не снимает. Оборачиваешься, хватаешь девчонку за плечи. Заглядывает тебе в лицо широко распахнутыми голубыми глазами.

За её спиной – твой старый знакомый, бородатый здоровяк и, по совместительству, гражданский помощник. Огибая сидящего на асфальте паренька, выходит навстречу худощавому человеку. Почти сразу подмечаешь в последнем характерные признаки – порывистость, бледность, вены, глаза. К признакам на этот раз добавляются засаленная майка и свисающие слипшимися жирными патлами волосы. Словно в замедленной съемке смотришь, как мужчина прыгает на здоровяка, и как тот вгоняет ему в глазницу какое-то миниатюрное лезвие. Смотришь, как дрожит и шатается, вращая головой, несчастный с глубоко засевшим в глазнице перочинным ножом. И, как в конце концов падает, на скорости врезаясь лицом в асфальт.

Возвращаешь внимание светловолосой медичке. «Соберись» – требуешь. Она так проникновенно смотрит в ответ – с надеждой, которую, наверное, просто обязаны внушать стражи правопорядка в таких ситуациях. Кивает – дескать, собралась. Почти сразу кивает ещё раз, но уже немного иначе – указывает на что-то у тебя за спиной.

Бросаешь через плечо быстрый взгляд. Падавшая старуха теперь стоит на коленях – в районе виска уже набухает заметный невооруженным глазом кровоподтек, голова наклонена под неестественным углом в сторону. Как будто твой удар склонил голову набок, а престарелая дама не может, или просто не считает нужным, возвращать ей вертикальное положение. Дергаными поступательными движениями старуха начинает медленно подниматься. Не отрываясь, смотрит на тебя немигающими залитыми кровью глазами.

И, словно этого мало, замечаешь движение слева. Вздрагивает всем телом умерший полусидя у колеса «скорой» доктор. Сперва просто вздрагивает в жуткой судороге, но почти сразу садится рывком. Стеклянные глаза не приобретают осмысленности, но начинают судорожно двигаться, выискивая неосторожную жертву.

Крейн

Швыряешь сумку в грудь неопрятному худощавому человеку – и становишься наблюдателем. Безучастным свидетелем, который смотрит, как Джош вгоняет в глаз этого человека лезвие швейцарского ножа, и как тот медленно падает, заливая мир кровью.

Как полицейский с размаху бьёт старую женщину по голове дубинкой, как женщина падает на колени и, не спеша возвращать голове вертикальное положение, начинает неумолимо вставать.

Как сидевший около колеса «скорой» доктор прямо на твоих глаза возвращается к жизни, сперва вздрагивая всем телом в чудовищной судороге, а уже спустя какую-то секунду рывком придаёт себе вертикальное положение.

Вместе со старухой они наступают на полицейского с двух сторон, и складная дубинка в руках стража правопорядка внезапно перестаёт казаться грозным оружием. Они надвигаются – сперва медленно и неумолимо, но с каждым мигом придают своим движением всё более и более неестественную звериную резкость. Словно на ходу адаптируются, осваиваются с непривычными и непослушными суставами тела.

Видишь другие, настолько же жуткие и дерганые силуэты вокруг. Куда не взгляни теперь – люди бегут. Другие, извиваясь, лежат на асфальте, а сверху на них сидят мертвецы и с наслаждением рвут зубами теплую плоть.

Это безумие, это самое настоящее форменное безумие. Что теперь делать? Бежать?

ЛеБлан заскочил и потянул за собой дверь.
Вовремя.
Придурок врезался и захлопнул. Мим застыл, следя, поневоле, профессиональным взглядом, за мимикой по ту сторону стекла. Бля... Да что с ним не так?!
Натяжение штанины отвлекло и привело в себя. Микаель посмотрел на девочку. И кивнул:
— Да, пойдём.
Неизвестно, сколько ещё продержится дверь. И стекло.

Впрочем, далёко и быстро отходить не стал, да и девочку не отпустил. Довольно было одного раза, когда промедление из-за неосторожности могло стоить жизни. Повторять свою ошибку актёр не собирался. Два туалета. Проверил: открываются ли? Внутрь заглянул: чисто, нет долбоёбин? Есть ли окна какие, в которые, если что, можно мелкую выкинуть, а может и самому вылезти? В кабинки смотреть не стал, да и внутрь заходить. У входов потоптался. И так задержался. Минута на всё, максимум. Быстрее — лучше.

И лишь потом, если ничего не помешало закончить, кинул последний взгляд на негра, заглянул в ответвление и по коридору почапал. Осторожно, неторопливо, не высовываясь. В торговом центре люди и им, как показывало всё случившееся, теперь нельзя было доверять.

Хруст глазного яблока безумца. Крохотное лезвие оказалось ощутимо твёрже. Бомж пал, словно шкаф, чьи ножки подточили термиты. Джош рефлекторно отшатнулся немного в сторону, потрясённый увиденным. Услышанным. Он убил человека. Эта туша очевидно больше не двигалась, превратилась просто в гору дурно-пахнущего мяса. И виной этому один пожарный.

Бывший плотник, вздрогнул, обратив внимание на одного из свидетелей. Парень абсолютно не соображает, смотрит на туловище своего несостоявшегося убийцы.

- Беги, придурок! - Отвернулся. Руки? В норме. Можно продолжать. Нужно выбраться. Вывести брата. И выжить самому. Джош старался не думать, что он оставил улику в глазнице этого наркомана. И что он убегает с места преступления, как убийца.

- Крейн? - сумка - совсем не тяжёлая ноша, но позже она может Джошу здорово помочь. Именно поэтому Младший и схватил её. В конце-концов её всегда можно кинуть в нападающего. - Моя машина в той стороне. Выведи меня к ней, брат. -

Вряд ли им удастся уехать на ней - но двигаться куда-то надо. В конце-концов в ней есть топор, а с ним уже можно и пробиться куда-то. Наверное.

- Святотатство... - потрясенно прошептал Крейн.

Наваждение схлынуло одновременно с падением такого неправильного мертвеца. Старший Гурниссон оцепенело смотрел на переставшего подавать всякие признаки жизни покойника. Открыл было рот для еще одного слова, скорее даже для обличающего крика, но лишь зашелся в приступе кашля. Обещавший стать нескончаемо длинным, день уже давал о себе знать усталостью и опустошением. Никогда до этого откровения не посещали пророка настолько часто, не были такими интенсивными и яркими, как сегодня. Может быть поэтому Крейн не сразу понял, что ему говорит Джош.

- Что?.. - усталый взгляд недоуменно вперился в брата, пока мозг пророка с трудом просеивал поток слов, выуживая из него крупицы смысла. - Машина? Там? Да... Да, конечно. Пойдем.

Кивнув, Крейн попытался собраться с силами и сосредоточиться. Какой бы хаос ни творился вокруг, каким бы испытаниям он ни был подвергнут, миссия его все еще лежала на плечах тяжким крестом. Но. Он больше не был одинок. Теперь рядом был брат - мессия, самим Провидением предназначенный разделить его ношу. Мессия, которого пророку еще предстоит направить на истинный путь, помочь ему выйти к Свету, не заблудившись во Тьме. Глубоко вздохнув, Крейн повернулся в указанную Джошем сторону и сделал первый осторожный шаг.

Маккензи

Зараженные поднимаются. Уже не сомневаешься – эти твари не только смертельно опасны, но и совершенно безумны. Отступаешь на шаг, взмахнув предупредительно дубинкой. Свободной рукой оттесняешь медичку назад. Вокруг – паника, хаос, однако тебя волнуют лишь двое. Старуха, что продолжает идти к тебе со сломанной шеей. Доктор, который совсем недавно умер почти что у тебя на руках. Ладонь соскальзывает к рукояти табельного оружия, сердце бешено колотится и капли холодного пота сбегают по лбу. Только бы успеть вытащить пистолет до того, как эти существа нападут. Только бы… Как назло, непослушные пальцы не гнутся и не могут расстегнуть всегда расстегивавшуюся без каких-либо проблем кобуру. Как назло, по горлу именно сейчас поднимается непреодолимый комок тошноты. Как назло, живот сводит от разливающегося по всему телу липкого ужаса. Когда старуха, зарычав, бросается на тебя, ты всё также возишься с кобурой. Она опрокидывает тебя на асфальт и выбивает воздух из легких, она уже сидит на тебе и клацает совсем рядом с лицом окровавленными зубами. Ты колотишь по спине дубинкой, но старуха не чувствует. Ты тычешь ей раскрытой ладонью в лицо, пытаясь столкнуть. Но старуха вцепляется зубами в твои растопыренные пальцы, откусывая указательный. Старуха наваливается всей массой, прижимая к земле. Старуха впивается в горло зубами – и, откинув голову, вместо безмятежно-синего неба, ты видишь искаженную чудовищной судорогой бледную морду дока, что уже нависает.

Леблан

Заглядываешь в мужской туалет. Внутри – спокойствие, влажный пол без соответствующей таблички, несколько закрытых кабинок и написанное жирным черным маркером «НАХУЙ МИР» поверх длинного зеркала. Вандализм тем более вопиющий, что с момента официального открытия ТЦ не прошло и шести часов. Женский туалет не сильно отличается – нет писсуаров, зато больше кабинок. Тоже закрыты и, вроде бы, пока что пустуют. Оба санузла объединяет одно – узкое горизонтальное окошко под потолком, через которое вряд ли пролезет даже молчаливо наблюдающая за процессом твоего исследования девочка. В «Орегон-Плаза» прохладно и тихо – нервируют только повторяющиеся хлопки со стороны штурмуемой двери. Слышишь слева, со стороны лестницы, частые шаги и приглушенные голоса. Не успеваешь осмыслить – понимаешь, что очередного хлопка точно по таймингу не последовало. Смотришь на дверь – и видишь жирную черную руку здоровяка, зажатую между дверным проемом и створкой. Скорее всего это произошло случайно, вот только… Громила, отступая, тянет дверь за собой.

Крейн

Иногда тебе кажется, что это удача. Иногда тебе кажется, что тебя охраняет сам Господь Бог. Вместе с братом бредёшь сквозь толпу, легко перемахиваешь через низкое ограждение.

Вокруг – безумие. Куда не посмотри, везде хаос – в нем задыхается, хрипя, окружающий мир. Зараженные набрасываются на бегущих, рвут плоть челюстями, натягивая между зубами и телом тянущиеся алые нити. Крики, вопли, сдавленные предсмертные хрипы – вот твоё звуковое сопровождение, в которое вплетаются истеричные гудки автомобильных клаксонов. Парковка становится филиалом Преисподней в знакомом с самого детства Спрингфилде.

Легковая машина врезается в минивэн. Зелёный джип, отчаянно маневрируя, переваливается через бордюр и заезжает на разделительный тротуар, с хрустом переехав чьё-то неподвижное тело. Безумие, всё это безумие. Весь мир безумен – только не ты. Ты же просто продолжаешь идти, переступая через растекающиеся по раскаленному асфальту ручейки крови. Отшатываешься в сторону, пропуская проносящихся мимо перепуганных людей, и преследующих их мертвецов с перекошенными почерневшими лицами. Видишь, как мимо проносится серебристый «ниссан», крышу, капот и лобовое стекло которого облепили повисшие на авто зараженные.

Впереди уже виднеется поблескивающий на солнце бело-зелёный пикап с символикой парка на борте. Джош, всё это время пробиравшийся сквозь толпу за тобой, теперь вырывается вперед и перехватывает инициативу. Ты подходишь со стороны пассажирской двери, дожидаешься щелчка центрального замка и залазишь в салон. Захлопываешь дверь, задыхаясь от духоты. Сквозь лобовое стекло замечаешь, как пробегавшая мимо девушка спотыкается на сломанном каблуке, и как на неё сразу же запрыгивает, вцепившись в шею, десятилетний пацан.

Джош сидит рядом. Понимаешь – он сейчас заведет пикап и уедет. Будет пытаться спасаться, бежать. И ты можешь бежать вместе с ним, но…

Отводишь в сторону взгляд. Снова смотришь в окно. Вдали возвышается исходящая чадящим дымом стеклянная громада «Орегон-Плаза». Среди ярких ярморочных палаток мечутся с неестественной для обычных людей подвижностью узнаваемые жуткие силуэты.

Это оно. Тот момент, которого ты ждал месяцами. К которому готовился, о котором предупреждал. Должен ли ты позволить Джошу завести пикап и уехать? Или же… Ты должен выйти навстречу?

Джош

Тяжелая сумка оттягивает руку. Мир сошёл с ума, и тебе кажется, что ты постепенно становишься частью этого заразительного безумия. Ковыляешь за Крейном, который, подобно библейскому пророку, уверенно ведёт тебя сквозь бушующую толпу. Ты не узнаёшь его – не видишь брата в этом растрепанном лохматом типе с горящими нездоровым блеском глазами. Но, даже не узнавая, идёшь за ним. Несколько раз шарахаешься в сторону, напрягаясь – когда мимо пробегают инфицированные с искаженными заразой и судорогами почерневшими лицами.

Но, словно по воле оберегающих тебя и брата неведомых высших сил, у безумцев всегда есть на примете другая, значительно более доступная и приоритетная цель. Люди вокруг умирают, кровь ручейками растекается по плавящемуся на полуденном солнце асфальту, но ты продолжаешь двигаться к цели. Ты может и не герой, но спасатель. И как всякий грамотный спасатель прекрасно понимаешь – всех не спасти.

Знакомые очертания пикапа проступают в полуденном мареве. На ходу нашариваешь в кармане ключи, озираясь. Опережаешь Крейна и подходишь к водительской двери быстрым шагом. На автопарковке бедлам – машины врезаются друг в друга, джип выезжает на тротуар, мимо проносится стряхивающая с себя на ходу инфицированных серебристая легковушка. Но, тем не менее, понимаешь – при некоторой сноровке и щепотке удачи, со своего парковочного места ты сможешь вырулить со стоянки.

Забираешься на водительское место, захлопываешь дверь. Откидываешься на спинку кресла, по привычке вставляя ключи в замок зажигания. В салоне – парилка, но это наименьшая из твоих текущих проблем. Барабанишь ладонью по рулю, понимая, что нужно ехать. Удача может отвернуться в любую секунду, которую ты потратишь на промедление.

Лицо пророка, медленно бредущего сквозь хаос пожирающего самое себя человечества, было словно высечено из камня. Ни единой эмоции не отражалось на нем. Мужчины, женщины, дети и старики. Раздираемые на куски теми, кто совсем недавно обнимал, игриво улыбался или ерошил волосы. Матери, с азартом поедающие своих угасающих, но еще живых детей. Лишенные тепла отцы, одержимые лишь желанием набить брюхо. Ад на Земле, вопреки всему, что было предречено, всему, что было обещано. Два русла, проторенные первыми солеными каплями, стали полноводными реками. По каменному лицу пророка текли слезы Крейна.

Он шел как Моисей, и волны людские расступались пред ним. Неудавшийся мессия. Пророк одиночества, обреченный на величайшую любовь и величайшую скорбь. Зачем он шел? Почему все еще переставлял ноги, когда его паства была обречена? Потому что за ним шел брат. Божественное провидение, жестокое, словно христианский Бог перед великим потопом, все еще вело его. Даровало защиту. Почему? Пророк говорит: "неисповедимы пути Его". Крейн же лишь оглядывается на Джоша, черпая силы в переполненном ужаса и отвращения взгляде брата. Он должен довести его. Должен спасти, даже если это будет последнее его деяние на этом свете.

Машина. Хлопок двери, затем второй. Ложное чувство безопасности посреди хаоса конца света. Глаз бури.

- Джош... - Слова, повисшие в прожаренном солнцем воздухе салона автомобиля, казалось, были произнесены кем-то другим. Может быть тем самым Крейном, который застрял в прошлом, в день гибели семьи брата. Или Крейном, первым бросившим горсть земли на гроб мамы. Все что он хотел сказать, все мысли, все чувства застряли комом в горле. Лишь рука легла на ручку двери.

Хаос вокруг расцветает не прекращает цвести криками боли и скрежетом металла. Какой глупой была мысль попытаться остановить это с помощью топора. Нужно уходить, рвать дистанцию с творящейся катастрофой. Он вернётся сюда позже - как спасатель. Возможно. Вряд ли. Излишним оптимизмом Джош не страдал, и по его ощущениям здесь должна работать армия, а никак не лесная охрана. Вот гасить руины после них - это будет его работа.

Хлопает крышкой гроба дверь машины. Отсекает братьев от мира. Это хорошая, крепкая машина, в ней есть чему ломаться, но у неё хорошая проходимость, как и положено машинам лесной охраны. Верный железный конь, крепкий битюг от мира автопрома. Хватит ли мощи двигателя чтобы вынести Гурниссонов из той жопы? Или они станут лишь лёгкой консервой?

- Едем! Пристегнись, будет плохо. - Щелчок рации, которую Джош выключил когда приехал сюда. Но частота лесной охраны молчала как ей и положено. Ну и чёрт с ней. - Как же всё херово! Мне понадобиться твоя помощь. Если что - в багажнике инструмент, он поможет если что-то пойдёт не так. Главное выехать со стоянки, дальше будет легче. ..- Нервная болтовня. Джош так пытался успокоится, что не замечал своей паники.

Краем глаза пожарный замечает как ребёнок рвёт девушку. Ремень привычно щёлкнул в замке. Если они врежутся куда-нибудь, то его мозги будет некому отскребать от асфальта. Докторов не осталось.

- Б-боже, помоги! -

Взрыкивает мотор и машина двигается с места. Да, план на сегодняшний день определённо летит к чертям. Никакого расслабленного потягивания пива или долгой дороги к пожарной вышке в компании брата..

Крейн

Касаешься ладонью ручки двери, но отчего-то медлишь. Там, снаружи – буря, мир в оскале предсмертной агонии. Живое воплощение мига, к которому ты готовился на протяжении последних нескольких лет. Остаётся лишь открыть дверь, выбраться из машины, сделать несколько шагов и раствориться в водовороте… Но отчего-то медлишь. Следуя распоряжению брата, послушно пристегиваешься. Джош поминает имя господа всуе, и ты тоже поворачиваешь голову в ту же сторону, куда смотрел брат. Видишь, как на спине девушки висит девочка, совсем ребёнок – и как этот ребёнок раздирает горло отчаянно сопротивляющейся несчастной зубами. Пикап трогается, и ты откидываешься на спинку кресла без моральных и физических сил.


Джош

Пикап трогается. Осторожно выруливаешь, объезжая девушку и ребенка, которые корчатся на асфальте, продолжая бороться. Хоть это и кажется чем-то максимально сюрреалистичным, всё равно объезжаешь. Поворачиваешь руль влево, то и дело дергая рычаг переключения передач. На первой передаче с черепашьей скоростью проползаешь между брошенным посреди проезда «фольксвагеном» и припаркованным минивэном. Слышит скрежет, с которым на водительской двери остаётся царапина. Притормаживаешь, когда перед пикапом пробегает мужчина – налетев на машину, он с силой бьёт ладонями по капоту твоего внедорожника и сразу же бежит дальше. Он убегает, но у тебя перед глазами надолго остаётся это бледное перепуганное до полусмерти лицо. Продолжаешь выруливать, едва не столкнувшись с вылетевшим из соседнего ряда другим авто. Уже около самого выезда с парковки ТЦ, на водительскую дверь прыгает инфицированный – его окровавленная морда с выпученными глазами пляшет совсем рядом с твоим лицом. Втопив педаль газа, вылетаешь на дорогу, и в зеркале заднего вида наблюдаешь, как зараженный кубарем катится в сторону по асфальту.

Мир горит, полыхает. Дым поднимается от главного входа в «Орегон-Плаза», столпы дыма виднеются в городе тут и там. Набирая скорость, ты проезжаешь по опустевшей дороге мимо магазинов с разбитыми витринами. Видишь девушку, которая бежит вдоль проезжей части по тротуару, и которую асинхронными скачками преследуют совсем маленькие детские тени. Стиснув зубы, продолжаешь вести пикап, почти машинально перестав обращать внимания на цвет светофоров. Следующий перекресток встречает тебя перевернутой пожарной машиной – словно символ павшей цивилизации, тяжёлый красно-белый грузовик полыхает, и из-под капота вместе с дымом вырываются облизывающие металл языки пламени.

С каждой улицей, с каждым преодоленным кварталом становится всё более очевидно – это не локальный инцидент, но глобальная катастрофа. Твой пикап почти неосознанно мчится к окраинам Спрингфилда – но каждый раз, когда ты собираешься выдохнуть, перевести дыхание и припарковать авто у обочины, в поле зрения появляются всё новые и новые изломанные фигуры. Они повсюду. С каждой минутой их только больше – больше, чем спасающих свои жизни и бегущих людей.

На очередном перекрестке, внушая надежду, переливаются двумя цветами полицейские маячки. Притормозив, ты подъезжаешь к остановившейся посреди дороги патрульной машине – обе двери открыты, в салоне пусто, и одинокий полицейский сидит неподвижно, прислонившись к заднему колесу. Его внутренности выпотрошены и кровавой гирляндой растянуты по дороге – морщишься, когда приходится через них переехать.

И вдруг они появляются. Несколько десятков сразу, высыпаются на проезжую часть из дворов. Они бегут за пикапом, нелепо размахивая конечностями. Бледные, в порванной и грязной одежде, все как один заляпанные чужой кровью с ног до головы. Развивая нечеловеческую скорость, они толпой мчаться по проезжей части в зеркале заднего вида. Стиснув зубы сильнее, ты ускоряешься.

Удаётся оторваться. Знакомой дорогой почти неосознанно добираешься до окраины Спрингфилда. Миновав несколько рядов аккуратных коттеджей, ныряешь на петляющую среди роскошного соснового леса четырёхполосную трассу. Среди деревьев становится спокойнее – особенно в миг, когда оставшийся позади город исчезает за поворотом.

Ещё один перекресток – и вперёд устремляется прямое как стрела дорожное полотно. Резко вдавив тормоз в пол, останавливаешь машину прямо на перекрестке. Там, впереди, дорогу перекрывают серебрящиеся щиты. Несколько «хаммеров» углом преграждают путь, ощетинившись установленными на крыше крупнокалиберными пулеметами. Замечаешь мельтешащие между щитами силуэты военных – в странного вида чёрной униформе, с плотно прилегающими к лицу прозрачными респираторами.

Смотришь на дорогу, смотришь на Крейна. Колеблешься.

Спешка. Сдержанный рокот мотора. Паника и хаос вокруг. Огонь. Дымы цивилизации. Джош рефлекторно отмечал очаги возгорания, но был слишком сосредоточен на дороге и происходящем, чтобы попытаться связаться...хоть с кем-то. Молчание тяжёлым облаком повисло в машине, словно катастрофа ехала сзади, среди барахла которое Джош не успел выгрузить или взять с собой.

Мимо огня. Мимо смертей. Мимо жизней которые, возможно, можно бы было спасти. Мимо смерти от которой едва успели уехать. Мимо перепуганных жителей Спрингфилда, спасающих свою жизнь. Сквозь красный развод стекла от едва не вломившегося одержимого Джош видел горящую пожарную машину - он работал с этим экипажем. На этой водителем был мистер Даймонд, здоровенный улыбчивый негр, разговорчивый и на удивление работящий. Удивительно было видеть это - но Гурниссон не притормозил. Словно слон, сломавший ноги и терпеливо дожидающийся пока свора хищников его добьёт. Огонь слижет красную краску, выжжет салон, и бессилен хобот отбросить огонь.

Полицейская машина - пустая. Представитель силовых структур лежит у колеса, смотрит в пустоту и делится своим богатым внутренним миром с колёсами пикапа. Не забыть отмыть. Словно привлечённые запахом мёртвой власти появляются Они. И их множество. И вновь ожесточённое молчание. Удалось оторваться.

После коттеджей, непривычно тихих, Джош наконец включил автомобильную рацию и обратился к единственной частоте, которую знал. Лесная охрана, бесполезная в данной ситуации, но может быть они смогут хоть что-то прояснить? В конце-концов - в работе спасение.

- Говорит Джош Гурниссон. Меня кто-нибудь слышит? Приём. - Голос младшего подрагивает, в панике. Эта общая частота. Рация разразилась белым шумом в ответ. Канонадой помех, залпом статики. Ещё одна попытка. Было бы больше времени...но нет. Джош знал что его автомобильная рация берёт чертовски далеко. Кто-то должен был ответить. При условии, что на том конце не занимаются тем же, что и в Спрингфилде.

Трасса. И Джош сосредотачивается на ней. Лучше быть готовым. Может быть кто-то позже ответит? Рация остаётся включённой. И вот тут он заметил их. Военных? Удар по тормозам, и машина протестующе застонав шинами проехала длинный тормозной путь. Гурниссон не знал такой военной формы. Поджарые люди в чёрной униформе. На их фоне Джош казался себе добродушным золотистым ретвивером рядом с доберманами.

У них не было ни одной сирены. Не было проблесковых маячков. Только несколько тяжёлых хаммеров с вооружением. Щиты и оружие. Суровая демонстрация силы. Дальше вы не проедете.

Короткий взгляд на брата. Может он в чём-то и прав? Не будь его, Джош бы поехал к ним. Но увиденное сегодня, сказанное или сделанное братом, что-то изменило его мнение. И Джош повернул, почти что чувствуя спиной взгляд кого-то из военных. Даст бог - не сквозь прицел пулемёта.

- Крейн? Свернём в лес при первой же возможности. -

Позволив себе откинуться на спинку кресла, Крейн Гурниссон стал, впервые за несколько лет, пассивным наблюдателем. Возможность выйти наружу и принять смерть вместе с собственной нерадивой паствой оказалась упущена. Однако он все еще мог помочь брату. Он был нужен Джошу. Услышав команду пристегнуться, Крейн не без облегчения подчинился. Чувство это, впрочем, длилось недолго. Вернувшись из путешествия по пыльным коридорам собственного измученного разума, старший Гурниссон поднял взгляд.

Открывшаяся перед братьями картина поражала своей чудовищностью настолько, что хотелось отвернуться. Закрыть глаза, заткнуть уши, лишь бы не видеть, лишь бы не чувствовать. Похоже, Провидение решило напомнить пророку кто он такой. Приобняло легонько за поникшие плечи, коснулось сознания бархатом своего голоса. Шепнуло что-то про недостаточное рвение, слабость, страх и позорное бегство. Указало самому большому грешнику на земле на последствия его неудач, заставило неотрывно смотреть. И Крейн смотрел, не желая видеть, но и не в силах оторваться от развернувшейся перед ним картины. Мертвый взгляд его настолько резко контрастировал с лихорадочной активностью за пределами кабины пикапа, что порой лишь оставленные слезами дорожки выдавали в побледневшем Гурниссоне живого человека. В какой-то момент стало трудно дышать, и Крейн, не отрывая погасшего взора от исходящего болью мира, отстегнул ремень безопасности. Последней каплей стало отчаяние и мольба во взгляде преследуемой маленькими детскими телами девушки. Сердце пророка не выдержало и разлетелось на тысячу крохотных острых кусочков. Не собрать. Не в силах больше выносить эту муку, Крейн зарылся лицом в ладони и зарыдал. Лишь иногда между ревом мотора и всхлипываниями можно было услышать его еле различимый шепот: “Видит Бог, я сделал все что мог… Боже…”

К моменту, когда Джош дал по тормозам, старший Гурниссон уже немного успокоился. Кивнув в ответ на реплику брата, пророк устало прикрыл глаза. Сейчас он хотел только одного - покоя, и лес для этого подходил, пожалуй, как нельзя лучше.

- Хорошо, брат. Свернем при первой возможности. Нам о многом нужно поговорить...

Джош

Поблескивает матовый металл крупнокалиберных пулеметов. Навстречу пикапу из-за стены щитов выходит несколько вооруженных людей в чёрной униформе без опознавательных знаков. Мрачное переливаются на солнце прозрачные лицевые щитки натовских респираторов. Выворачиваешь руль, поддавшись неясному импульсу. Солдаты провожают тебя настороженными взглядами и стволами укороченных автоматов.

Едешь по пустынной окружной дороге вперед. Стволы деревьев слева и справа, из радиостанции доносится лишь треск статики вместо знакомых встревоженных голосов. Синеватые сосновые ветки нависают над трассой, сливаются в сплошной сизый фон силуэты деревьев. Ни единой машины на встречной, вообще никого. Может показаться, что кроме твоего зелёного пикапа и леса не осталось ничего во всём мире. Невольно задумываешься о том, что тебя такой мир способен устроить.

Вспоминаешь эту дорогу. Оно никогда не пользовалась большим спросом и в лучшие времена – соединяющая две расходящиеся от Спрингфилда трассы неприметная хорда, которая представляла ценность разве что для любителей-грибников. Так вышло, что ты её знаешь. Не только её, но и многочисленные съезды, что петляют среди деревьев двумя полузаросшими колеями. Ты вспоминаешь далёкое прошлое, туманное детство, походы с отцом. Бывало, вы уходили в местные леса на несколько дней кряду, пару раз спускались по реке на байдарках вплоть до самых порогов.

Если ты не ошибся, то один из просёлочных съездов можешь позволить тебе выехать обратно на трассу далеко за линией военного перекрытия. Но сперва – смотришь на датчик топлива, стрелка которого подрагивает опасно близко к красной отметке. Впереди, уже за следующим изгибом дороги, должна находиться небольшая заправка. Там топливо, там крошечное кафе, там люди и возможность попытаться узнать, что вообще происходит.