Словно монах, нашептывающий молитву. Словно ведьма, насылающая проклятье. Словно мать, напевающая колыбельную.
Пробормотав заклинание, Никки почувствовала, как тело её наливается приятным теплом. Она не применяла магию уже неделю, ограничиваясь повторением формул и просмотром записей в волшебной книге. И сейчас, притрагиваясь к арканным нитям (пусть и шалости ради), волшебница испытывала чувство, не сравнимое ни со звоном монет, ни с теплом очага, ни с хмелем выпивки. Многие считают, что волшебники холодны и расчётливы; что они, намеренно ищущие знания, не способны чувствовать Магию так, как ощущают её чародеи. Никки встречала считающих так; и встречала немало. Впервые она столкнулась с этими словами, подслушав разговор своей матери с живущей по соседству гадалкой. "Для чародеев магия - плоть и кровь! Их она выбирает сама; потому их законное право - пользоваться ей! А волшебники.. Против природы идут, против своего естества", - скрипучий голос старухи прочно отпечатался в воспоминаниях, - "Не губите девочку; нечего ей якшаться с волшебниками!" ...Тепло продолжало разливаться. Глаза слипались.
Эльза открыла было рот, чтобы ответить на вопрос одного полурослика, как вдруг, с оглушительным треском, предвещающим, как правило, появление небесной колесницы какого-нибудь языческого бога, на пороге возник второй. Глаза официантки округлились; Никки вздрогнула и обернулась.
Поток ругани, выдаваемый новоприбывшей, кажется, поразил даже бывалых вояк; что уж говорить о юной доморощенной волшебнице. В тот вечер Никки почерпнула для себя немало новых выражений.
Когда Квеллин объявила о своей беде, волшебница встрепенулась. В её позе чувствовалось напряжение; ладони сжались в кулачки. Во взгляде смешались гнев и страх. В таверне повисла тишина; опомнившись, вскочив, словно стальная пружинка, Никки воскликнула:
— Beidh muid cabhrú leat!
Звук сорвавшегося от внутреннего возбуждения выкрика был, однако, заглушен звучным голосом жреца.