– Ну охереть, детка, мы заполночь получили возможность пошопиться, эт типа повод, чтобы плакать, я не понял? – хохотнул Гангрел и первым вошел в мир мистической азиатской одёжной мудрости.
Правда, вместо конических соломенных шляп и странных халатов восточных философов, бокс был забит разнообразным шмотьём, характерным для дизайнерской мысли белого (и черного) человека, прямиком из разных декад жизни типичного американского городишки. Джонни, насколько позволяла теснота проходов, раскинул руки в стороны, повернувшись к Арлин с таким видом, будто он приглашал её вступить в недра фабрики Вилли Вонки!
Вкус Бруха пришелся Ли по нраву. По крайней мере, это позволило сэкономить время, так как глаза здесь натурально разбегались, даже не смотря на то, что две трети шмотья было рассчитано на женщин.
Наскоро переодевшись, Гангрел вышел к напарнице в новье, нашустрив по дороге весьма потертую жизнью и выцветшую панаму без опознавательных знаков. На поясе красовалась небольшая сумка в кричаще яркой смеси черного, фиолетового и светло-зеленых цветов. Единственный "праздник" красок на фоне остального старо-черного цвета.
– Ну чо, стильно, модно, молодежно? – спросил Гангрел и повернулся вокруг своей оси. При желании, Арлин могла заметить, как за поясом, под кофтой, немного топорщится пистолет. Повысив голос, каинит обратился к азиатской жене таксиста. – Эй, тёть, сколько с нас, а?