Встав гордой птицей возле решетки, Пшебемир демонстративно смотрел на один из факелов, задумчиво сведя за спиной руки. Казалось, ни бесполезные ссоры меж сокамерников, ни активное, животное чавканье мужиков, ни встревоженный шепот напуганной баронессы, ни бездумная грубость Винченсо, ни отчаянная, сбивчивая молитва монашки - ничего не было способно возмутить аристократическое бесстрастие поляка.
Но это была неправда. Манеры, забитые в голову с самого детства, не могли отвратить дворянина от человеческих чувств, они лишь управляли его поведением. И то на людях - это была напускная, лживая маска типичного аристократа... Красивая маска, искусная, изящная - свет того времени мог бы прийти в восторг от всей сдержанности, спокойствия и невозмутимости Стасловского, увидь он его сейчас.
Но все же, это была ложь - ни один аристократ никогда не показывал своих истинных чувств на людях, превращая свою жизнь в сплошной театр или даже маскарад. И в этом был смысл - там, среди бесконечных лживых, бессмысленных, но при этом донельзя вежливых разговоров шныряло множество воистину талантливых людей, способных сотворить многое одними лишь своими речами. Но для этого им нужно было увидеть эмоцию, чувство, ибо лишь через него можно, на самом деле, по-настоящему понять человека и суметь использовать это в своих целях... В большинстве случаев, к сожалению, весьма и весьма корыстных целях.
А потому там, в свете, среди элиты, выжить, открыто демонстрируя свое настоящее отношение, свои искренние эмоции, не представлялось возможным, и Стасловски прекрасно знал об этом, следуя своим принципам до последней капли силы духа.
И все же, у него были чувства... искренние, настоящие - как и у любого человека. И сейчас, в ужасе происходившим с ним весь этот день, он снова не смог сдержаться и незаметно, отрывисто глянул в сторону. Убедившись в чем-то, Пшебемир медленно повернулся и тихо, незаметно прошел вдоль решетки, надеясь, что большинство уже давно позабыло об его высокомерной презрительности. Да, с чувствами и желаниями порой бывает действительно тяжело бороться: спокойно присев на корточки рядом с кучей набросанной еды, Стасловски отыскал пережеванную прутьями половину колбасного батона, что удачно не коснулась пола, расположившись на хлебе, и внимательно оглядел ее. Не обнаружив ни единой пылинки, Пшебемир аккуратно откусил небольшой кусочек, укоризненно глядя на жевавшего рядом Винченсо, и отпил пару глотков из бурдюка...
Любой человек хотел есть - и даже Стасловски.