Пустынный и тихий перекрёсток Восьмой и Одиннадцатой улиц встретил зябкое раннее утро тишиной и безмолвием. Как и весь Отстойник, он был погружён в сонное предрассветное затишье, которого совсем не ждёшь от шумных перенаселённых трущоб, кишащих бандитами. Что поделать, даже бандитам порою надо отдыхать после бурного дня. Однако Отстойнику, как впрочем и таверне «Под мостом» оставалось спать не больше двадцати минут, прежде чем вступит в свои права новый день, который принесёт с собою новые, для кого-то очень драматические события. Но эти последние двадцать минут ещё дают насладиться блаженной тишиной. Вдохнуть свежий, ещё не отравленный тяжёлым заводским дымом воздух. Прислушаться, как шуршит обрывками газет и гремит пустыми консервными банками ветер, играючи разнося весь этот неаккуратно брошенный мусор по разбитым мостовым со стоячими лужами. Услышать с одной стороны далёкий лай собак где-то на другом конце Отстойника, с другой - крики речных чаек, а с третьей - разносящийся эхом по узким улочкам громкий смех загулявшей компании, возвращавшейся наутро по домам.
Затишье царило и в таверне «Под Мостом» - элитном по меркам Отстойника заведении. За запертыми на ключ дверями и опущенной стальной решеткой дожидалась начала нового дня пустая стойка с сияющими медью кранами разливочной. На одном из столиков одиноко стоял забытый усталой официанткой пустой бокал, прижимавший уголок салфетки с нарисованным на ней сердечком, внутри которого было написано: «Милли». Ждали своего часа бутыли с цветными жидкостями, нестройной шеренгой выстроившиеся на полках. Жук-короед вот уже несколько лет потрескивал древесиной в корпусе старого механического пианино, и только таким вот утром этот звук и можно было услышать. На третьем этаже всё ещё спали и видели свои нехитрые сны постояльцы и работники, уже предчувствуя, впрочем, скорое пробуждение. А наверху, на чердаке, качаясь в старом плетёном кресле, дремал престарелый одноглазый черепах. Рядом с ним на полочке покоился стакан с водой, на дне которого лежал идеально-гладкий стеклянный кругляш глазного протеза.
Приближение нового дня ознаменовалось далёкой, но неизбежно нарастающей вибрацией, похожей на начало землетрясения. Сначала на поверхности воды в стакане с глазом появились первые круги. Потом на первом этаже мелко задребезжали стеклом бутылки, а забытый каким-то пьянчугой бокал начал неумолимо двигаться к краю деревянной столешницы, приближая свою неизбежную и бесславную кончину. Вскоре вибрировали уже все стены и потолки здания, а эта вибрация всё нарастала и нарастала. Удерживаться в мире снов становилось всё труднее - вот уже застонала недовольно во сне Лиза, повыше натягивая одеяло, но добиваясь лишь того, что оголила собственные пятки, а в комнате Элис с полки свалилась книга. Здание уже буквально ходило ходуном, и все работники и постояльцы вынужденно просыпались один за другим, ругая на чём свет стоит Ремиуса Магнуса с его дурацким заводом. И когда тряска и дрожание достигли своего пика, на восьмую улицу, громоздко скрежеща железными колесищами по ржавым рельсам, выкатилась причина этого хаоса.
Огромный и высокий, как дом, двухъярусный трамвай, заслонивший собою почти всю Восьмую Улицу, с упорством и натугой вытащил сам себя из-за поворота в пятидесяти метрах дальше по дороге, и покатился вперёд, с треском высекая рогами искры из высоко подвешенных контакты проводов. Красно-жёлтое чудовище, лишённое окон, тащилось через всю улицу могучим древним кашалотом, светя и мигая красными сигнальными огнями, и призывно дребезжало звонком, будя всех, кого ещё не разбудила вибрация и тряска. На кормовой части железного монстра красовался торговый знак концерна «Магнус Стиллворкерс». Все местные жители знали этот трамвай и весь его маршрут от начала и до конца. Рабочие дали ему прозвище «Сундук», так как ради удешевления его производства из проекта были исключены окна и электрическое освещение, и потому внутри промышленного трамвая царила темнота, в которой некоторые счастливчики могли немного доспать прежде, чем приходило время работать. Каждое утро гигантский трамвай проезжал по этому маршруту, подбирая на остановках сонных, невыспавшихся рабочих, и те нестройной очередью входили в его раскрывающееся железное чрево, а затем этот железный левиафан с грохотом и скрежетом уползал к следующей остановке, подбирать других работников. Когда брюхо «Сундука» забивалось почти что до отказа, он как раз доезжал до конечной станции, и скрывался за стальными створками ворот сталелитейного завода Ремиуса Магнуса. Как будто одно гигантское чудовище поглощало другое. По обратному маршруту Сундук проедет только через четырнадцать часов, развозя усталых рабочих обратно по домам.
Когда «Сундук» проехам мимо таверны, в ней уже не спал никто, за исключением её хозяина, Старого Хрена Халькварда. Глухой черепах продолжал храпеть, и наверное, его бы не разбудило даже пришествие в мир Термаганта Земного, решившего в гневе спалить всё живое. В таверне становилось всё оживлённее, начиналась обычная утренняя суета, очереди перед умывальником и подготовка к новому дню. На улицах тем временем светало, и понемногу становилось всё оживлённее. Первой на основной этаж спустилась Элис, она же Филипп, чтобы открыть решётку и входную дверь, и протереть барную стойку прежде, чем занять здесь место. Официантка Лиз спустилась тоже, заодно сняв со столешницы забытый вчера бокал - тот остановился на самом краю буквально в шаге от своей гибели. Не сегодня, бесславный конец. Не сегодня.
Когда оба работника убедились, что все стаканы и бутыли на месте, а обрез под стойкой всё ещё заряжен и готов, внизу затарахтел заправленный Эрзой генератор. Он вырабатывал свою последнюю бочку - скоро придётся где-то достать ещё топлива. Тускло замигали лампы, а следом включился и паровой котёл - начинало холодать, и настало время привести в порядок отопительную систему. Повара всё ещё не было на месте - должно быть, ушёл договариваться с Честером о новых поставках алкоголя. Милли, проснувшаяся как всегда позже всех, неспешно наводила «марафет». готовясь к вечернему выступлению. И в самом деле, наведение красоты было делом, которое не терпело спешки. Спустился вниз и Фархат, занимая свой привычный пост у входа и разминая широкие плечи. Следом за ним спустились и немногочисленные постояльцы - заселившийся несколько дней назад шебутной кобольд Оди, представительный и скрытный джентльмер Гектор Морган, и юный котик Рене.
Другие посетители пока ещё не собирались появляться на пороге заведения, и у всех собравшихся было время перекинуться парой-другой словечек и пропустить по первому утренему стаканчику. Завтрак должен был быть примерно через час. Только повар отчего-то задерживается.