Явившаяся по ее душу Хозяйка молчала, не смотря на удар, который наверняка бы заставил разжать пальцы любого, даже самого сильного человека. Но то человека, а не существо, словно бы пришедшее из древних и страшных легенд. Она не собиралась ни отпускать лодку, ни оставлять ее невеликий экипаж без внимания. И Каари с остервенением загнанной в угол молотила ремнем по ледяным даже с виду рукам, не обращая внимания ни на усеивающие лицо крупные холодные капли, оставляющие на щеках мокрые, похожие на слезные дорожки, ни на неглуьоки порезы на кистях от разлетающихся щеп, когда тяжелая пряжка со всего размаха впивалась в деревянный борт.
Безусловно, у девушки не было и мысли о том, чтобы самой отдаться в руки Хозяйки, но и Маннергейма отдавать она была не намерена. Дело даже не в том, что с ней сейчас был будущий маршал и отец независимой Финляндии – ближе Карла-Густава в этом мире для нее никого не было, и Каари готова была защищать его, как защищала бы любого члена семьи.
Яростная, как валькирия, и одновременно плачущая, словно маленькая девочка, одна оставшаяся в темноте, вроде бы и оскалившаяся, но с печально опущенными губами, финансист защищала все, что ей дорого, пока плечи не сжали путами две сильных руки. В первый миг напуганная девушка думала, что это Владычица Тумана и холодных вод озера смогла обойти ее и теперь поймала, но красивый мужской голос разрушил все опасения, а вместе с ними – решимость.
Опустились руки, безропотно отдавая импровизированное оружие, склонилась голова, ушло с лица отчаянное выражение – Густав перехватил инициативу, и блондинка, всегда предпочитавшая, кроме как на работе, не принимать на себе груз решений, смиренно подчинилась ему, снова спрятавшись в ракушку неуверенности.
Она слушала успокаивающий, но так и не ставший уверенным голос мужчины молча, со сжимающим горло ужасом понимая, сколь различно они видят мир. Может, она и правда сошла с ума, видя то, чего на деле нет и быть не может? А может, все случившееся дало ей возможность узреть то, что сокрыто от глаз большинства? Ответов не было, да и быть не могло, а значит, ей оставалось только лишь повиноваться своим чувствам, которые во весь голос кричали о смертельной опасности.
Поняв, в чье тело вселилась Хозяйка, девушка невольно вспыхнула, представляя, как сейчас больно Густаву – и от гибели сестры, и от того, что его спутница на этот труп набросилась коршуном. Каари ясно понимала, что в ее слова о таинственном создании, вселившемся в тело его сестры, Маннергейм не поверит – он и раньше относился к ее словам со скепсисом, а сейчас, видя только лишь мертвое тело, уверится в своих предположениях: в лучшем случае, об экзальтированности спутницы, в худшем – о безумии.
Но, боясь показаться ненормальной, финансист не могла себе позволить оставить барона один на один с телом, что чуть их не утопило. Он не верит, он не готов, она же готова или противостоять Хозяйке, или попробовать с ней договориться. Да и, к тому же, если она отпустит Густава с телом Софии, то где гарантия, что та, утопив своего брата, не вернется за Каари? Определенно никакой.
Подрагивающим от холода и эмоций глухим голосом, осторожным, словно путник на хлипком льду, девушка постаралась дать тот ответ, что устроит юношу. На миг мелькнула мысль – соврать и, сославшись на холод, объявить, что ей просто необходимо грести, дабы согреться, но… Врать Густаву она не могла.
- Йёста, - сама того не заметив, она назвала юношу уменьшительным именем, словно старшая. – Ты можешь мне не верить, - как же легко перейти на «ты», когда в висках бьет барабаном кровь после недавнего боя и пережитого страха! – но та, что преследовала меня там, теперь и здесь тоже. Прости, - она плотно сжала губы, не находя слов, - за сестру. Она в лучшем мире, и пускай requescat en pace. Но доставить ее на тот берег должна я – не спрашивай, почему. И еще, - она подняла на юношу большие голубые глаза, - обещай, что если я не вернусь через полчаса, ты не будешь меня ждать и постараешься сам спасти с этого островка. И, на всякий случай, - Каари снова уронила голову, - возьми мою накидку, если придется жать долго. А за меня не волнуйся – я согреюсь на веслах. Прошу тебя…