Не бывает атеистов в окопах под огнем. Не бывает тех, кто не верит в сверхъестественное после того, как столкнется с ним лицом к лицу. Когда-то раньше Каари верила и в магию, и в мистику: верила непосредственной, воздушной, почти детской верой в чудеса. Потом за невыносимой легкостью бытия, под давлением быта и «серьезной взрослой жизни» вера эта ушла, оставив за собой лишь память о молодых забавах. Но теперь, после визита ночной гостьи, старая вера вновь подняла свою голову: но теперь гротескную, искаженную, пугающую. Что было веселой игрой в далекие годы, стало ужасающей реальностью сейчас.
Сколько надежды, сколько трепещущего ожидания она закладывала в этот звонок! Как испуганный ребенок, скрывающийся от ночных видений под одеялом в кровати родителей, так и она пыталась укрыться от страшных слов за знаниями Ауроры, надеялась получить совет и инструкцию, как можно спастись и потом забыть обо всем, как о кошмарном сне. Все бесполезно. Девушка боялась даже представить, что случилось, раз подруга не узнает ни ее голоса, ни ее номера – ведь в то, что это было лишь следствием раздражения от ночного звонка, веры не было ни на грош. Разум заполняли жестокие призраки мыслей о том, что она выйдет из палатки чуждая, позабытая всеми. Вмиг она лишится семьи и друзей, дома и работы, останется одна, сиротливая в вычеркнувшем ее из списка живых мире.
С недоумением и исказившей лицо злобой она, перепуганная до самых темных глубин души, смотрела на телефон, чувствуя, как холодит пальцы мертвый кусок металла, словно насмехающийся над ней. Пересохшие губы Каари шевелились, силясь произнести хоть что-то, но в звучащем на самом краю слуха шепоте слышились только сдавленные ругательства. Сейчас она снова позвонит этой дуре, колдунье недоделанной, подруге предательской, и выскажет все! Или позвонит Эльзе и попросит приехать и забрать ее отсюда! Или, наоборот, попросит ее приехать к Ауроре и популярно объяснить, что с подружками так не поступают! Или нет – сначала позвонит маме и убедится, что ее дома помнят, любят и ждут!
Страшно. Безумно страшно удостовериться в самых жутких опасениях. Чертовски больно слышать от подруги «я тебя не знаю». От слов Ауроры спазмы сдавили горло, и каждый прерывистый вздох давался с трудом. Музыка паники и жалости к самой себе достигла крещендо: и прорвалась в мир молчаливыми, крупными слезами. Каари, не глядя, отшвырнула в сторону бесполезный телефон и обхватила дрожащие плечи руками, пытаясь хоть как-то успокоиться. Злые слезы градом лились под тонкие подвывания, и от осознания того, что жизнь, раньше похожая на крем, теперь напоминает крематорий, становилось только хуже.
Кусая губы в бессильной попытке успокоиться, экономист страстно хотела выйти на воздух и, найдя хоть кого-то, убедиться, что она еще не совсем потерялась в том страхе, что породила Неизвестная. Туман отступил, словно бы нехотя, и из-под него проступила мокрая трава, трава, по которой можно выйти к людям.
Зубы еще отбивали чечетку, а разум уже пытался вытащить из глубины души sisu. Глупая надежда, что им обладает любой финн, и с его помощью сможет преодолеть все трудности – а значит, и она тоже сумеет. Все тщетно – но сидеть, отрезанной от жизни тонкой тканую палатки, слишком страшно. Надо действовать: хоть как-нибудь, но действовать. Только не впадать в апатичную меланхолию и смиренно ждать, пока ночная гостья исполнит свою угрозу. Пора цыпленку расколоть скорлупу.
Вытерев кулачками зареванные глаза, Каари, наконец, поднялась на колени и двинулась к выходу из палатки. Первый «шаг», если, конечно, такой способ передвижения можно назвать шагами, был тяжек: словно свинцовые гири страха висели на ногах. Но второй уже дался проще. Вот и холод «молнии» в пальцах. Нервно выдохнув, девушка повела замочек вниз, своими руками разрушая последнюю преграду между собой и Той, что пришла в тумане. Новый шажок уже легче отражения неба в бензиновой луже, и влечет за пределы «домашней крепости». Надо пытаться, надо сопротивляться. Кому нужно это «надо» - неизвестно, но блондинка уже захвачена порывом выбраться на свободу.
В конце концов, иногда отчаяться и решиться – это одно и то же, не правда ли?