В такие моменты Каари жалела, что не стала художником или писателем – тогда бы ее таланты позволили надолго запечатлеть эту картину, где динамичность неостановимого движения, этого голодного поглощения реальности сплелась в неразделимый узел со статичностью серой хмари. Начинало – стоит дать волю воображению – казаться, что она заточена внутри дымчато-серой жемчужины, а маленькое солнце сигаретного огонька и есть та самая песчинка, вокруг которой эта морская драгоценность и проросла. Оставалось лишь дождаться, как сквозь этот тусклый, мглистый покров проявится крепкая, мозолистая рука ловца, что поднимет жемчужину из глубин – и тогда, поднятая из плена вод, она заиграет сотнями ярких оттенков в ласке солнечных лучей.
Уставшая, девушка опустилась на корточки, еще ближе приблизившись к растаявшей в объятиях тумана озерной глади. Серая пелена уже перехлестнула через воды, затопляя собой землю, и экономист улыбнулась в своих мыслях: «Как хорошо, что кемпинг затопит только туман, а не вышедшее из берегов озеро».
Но недолго продолжался настрой романтической меланхолии – жизнь, как обычно не спрашивая мнения человека, вносила свои коррективы. Моргнувшее в последний раз тускло-синим цветом пламя горелки взметнулось на миг и погасло. Удивленная, Каари недоверчиво покачала головой, но быстро нашла рациональное объяснение: ну конечно, туман вон какой тяжелый, в нем водной взвеси много, вот пламя и погасло! Горелка-то у нее не горная, приспособленная к работе в метель, и в ливень, а самая обычная, туристическая – так чего же тут дивиться?
Нарядившаяся в нарядный серый плащ земля, скрывшая своим новым убранством все вокруг, несла с собой холод: медлительный, тяжелый, неотвратимый. Не тот холод, в котором можно замерзнуть насмерть, но не менее неприятный – пробирающий до самых костей, до самых укромных уголков. Поежившись, девушка привычным движением подняла очки к переносице, чуть дернув уголком губ из-за прикосновения к холодному металлу, и зарылась в высокий воротник свитера. Так как кофе по понятным причинам отменялся, оставался лишь единственный вариант согреться – уползти в палатку, укутаться с головой в спальник, высунув наружу только нос, и блаженно рухнуть в объятия Морфея с осознанием, что она, даже когда за тонкой, прогибающейся иногда под порывами ветра стенкой стоит такой холод, лежит в тепле и даже относительном комфорте.
Каари снова улыбнулась одними губами – на сей раз в предвкушении сна. Посмотрела на потухнувший окурок и сжала его в кулачке – в палатке она уберет его в карман, чтобы с утра выкинуть в мусорный бак. Постояв у берега еще несколько ударов сердца, вдыхавшая чарующую смесь ароматов влажной травы и пронзительной свежести озера, украшенную мягким, обволакивающим ароматом хвои, она повернулась спиной к сокрытому в тумане озеру и, пригнувшись, уже намеревалась открыть палатку, как в спину ударил чей-то незнакомый шепот.
Дернувшись, непонимающая, что происходит, Каари нахмурилась и замерла, прислушиваясь. Снова тот же шепот! Нет, не сзади – вообще не понятно откуда, словно бы он доносится… отовсюду? Да еще спины словно внезапно коснулась чья-то огромная, ледяная рука.
- Perkele! – коротким выдохом выругалась экономист, чувствуя, как медленное биение сердца сменилось на быстрый, рваный ритм. Та рука, что будто коснулась спины, теперь словно бы сжала горло, превращая слово в полузадушенный писк. А голос – нет, не так: Голос все не смолкал…
Испуганные, словно барашки пены на отмелях при приближающемся шторме, метались перепуганные мысли. Стук сердца неумолчно отбивал в ушах барабанную дробь, губы стали сухими. Что же это происходит!? И наконец, словно скала, проступившая из волн, монолитом встало единственно возможное объяснение: «Сату! Эта изобретательная негодяйка с шилом в известном месте решила разбавить программу корпоратива интерактивным приключением! Наше временное обиталище еще как располагает к чему-то мистическому и таинственному, вот она и организовала нам фильм ужасов с доставкой на дом, так сказать! И если здесь голоса, то что творится в самом доме»?
Успокоив себя таким образом, сжавшаяся было, как котенок на морозе, девушка гордо развернула плечи, готова обернуться к подступающему к ней «ужасу» и… проснулась.
Замерев на миг на тонкой границе меж сновидением и явью, Каари все еще не понимала, где она и что происходит вокруг. Моргая не понимающе, она вздрогнула от холода и привидевшегося кошмара, нервно оглянувшись вокруг. Нет, это сон, это был только сон… Ее разморило на самом берегу, и она неосторожно уронила гревшийся стакан, залив пламя горелки, и интерпретировала это в сновидении как поглощенный туманом огонь. А толчок… Ну, наверное, она просто ударилась спиной о что-то. Потому что думать как-то иначе – расписаться в том, что она бредит наяву.
И все-таки было что-то не так. Словно за ней неотрывно и немигающе следил чей-то тяжелый, недобрый взгляд. И взгляд этот, похожий на зрак огромного змея, ничего хорошего не сулил. Передернувшись с отвращением от собственный ассоциаций, немного напуганная ощущением пристального внимания, Каари медленно поднялась на ноги, одернув свитер пониже. Осмотрелась испуганно:
- Кто здесь?, - негромко спросила она, не рассчитывая даже на ответ, а просто желая услышать в этой поглощающей все звуки серости, уже не кажущейся такой возвышенной, хотя бы какой-то звук. Пускай даже это будет звук ее собственного голоса.
Ответа не было. Жутко хотелось курить, чтобы успокоить расшалившиеся нервы – но ни свитер, ни колготки карманов не предусматривали. И сигареты, и зажигалка, способная хоть как-то разогнать эту мертвенную, клубящуюся стену, остались в палатке. Сглотнув, Каари отступила на пол-шага, потом еще чуть-чуть, пока не почувствовала, как за ее ногой прогибается тент. Это успокаивало. Наверное – по крайней мере, хотелось в это верить. Оставалось только опуститься вниз, быстро-быстро раскрыть вход и нырнуть внутрь. А там – короткое жужжание молнии, и она отгородится от всего непонятного снаружи. И даже, черт с ними, с правилами, покурит прямо внутри и прекратит себе придумывать Бог весть что.
Подняв сжатую в кулачок ручку, экономист нервно прикусила палец и поняла, что внутри что-то зажато. Это был окурок. Тот окурок, что она спрятала в руке – еще тогда, во сне…