Вначале наступление шло по плану: группы заняли первую линию бараков, подпалили хвоста японцам, скрывающимся за развалинами. Перебазировался Винк с пулеметом, прикрывая фланг Андерсона, выдвинулся вперед Блондин, обеспечивая, в свою очередь, фланг роте «Гольф». Казалось, стоит еще немного подождать, выкурить противника из-за руин – и можно спокойно укрепляться. Манго даже собрался второй пулемет вперед выдвинуть – но тут в дело вмешался неприятель, и сделал это продуманно и капитально.
Еще со времен учебы лейтенант помнил, что практически самое опасное для бойца – это атака на укрепленные позиции противника, но хуже ее контратака, когда поднявшихся бойцов самих атакуют. Так узкоглазые макаки и поступили, причем, судя по всему, спланировали это заблаговременно – во время артобстрела, вероятно. Бешенная стрельба пошла сразу по всем флангам, и не за горами была минута, под ее прикрытием джаповские цепи пойдут вперед. Если надавят сильно – практически гарантированно прорвут тонкую линию парней в хаки и опрокинут оставшихся в океан. Правда, у морпехов был пулемет, стоящий практически напротив ожидаемого сектора наступления – пулемет, о котором неприятель не подозревал, видимо: хоть какой-то козырь в рукаве. Вот только хватит ли его, чтобы спасти выдвинувшихся вперед морпехов? Гадать можно было сколько угодно.
Бросив взгляд влево, Донахъю убеждается, что у Блондина такие же проблемы: а значит, на его помощь рассчитывать не приходится. Басовито гукают минометы, забрасывая, как шрапнелью, бетонной крошкой все вокруг. Теперь она скрипит на зубах вместе с песком, когда Манго недовольно скрежещет зубами, понимая, что все сейчас висит на волоске. Спокойный и выдержанный обычно, он хочет сейчас материться, как пьяный докер – на врагов, на командование, на всех вокруг. Но нельзя – подчиненные вокруг, а посему лейтенанту остается только в досаде треснуть кулаком по земле, вымещая все свое раздражение и, чего греха таить, испуг на безмолвной воронке.
Парамаунт напряженно интересуется, что делать, и у офицера хватает сил более или менее ровно выдать, перекрикивая гомон перестрелки:
- Отставить! Тут оставайся, работать будем здесь. – тавтология, за которую бы Донахъю в другое время сам себя осудил, сейчас вовсе не беспокоит его.
Клонис приходит в себя, командовать начинает. В целом говорит практически тоже самое, что собирался озвучить ротный: с мелкими нюансами, но все же. Хорошо знать, что мысли сходятся – может, они правильные? Кивает приятелю:
- Анджело? Рад. Приказ подтверждаю. Парамаунт – слушаешь лейта.
Оглядывается. Сейчас в воронке, пока еще не ставшей братской могилой, достаточно стволов, чтобы обороняться, случись что. Достаточно посыльных для передачи приказов, а значит, больше шансов консолидировать действия. И вместе с тем, из-за атаки сразу по всем фронтам, они же – не участвующие в бою единицы тогда, когда каждая винтовка может склонить чашу весов в пользу американцев. Их надо использовать на флангах, но кому помочь? Винку, который, кажется, обстрелял фланг атакующих позиции соседа, и Сирене, который держит левый фланг, но из-за гребаной дымзавесы не может прикрыть Дасти огнем? Или Хобо, с которым не успел объединиться второй взвод? Господи, дай прозреть и принять верное решение!
Манго на миг поднимает глаза к небу, крестик трогает через форму. Знамений, ясное дело, никаких нет – се есть дело человеческое. Все также облака крылья свои пластают по залитым потом спинам, все также ярко светит солнца, желтое, как яйцо. Опустив глаза к морпехам, Донахъю командует отрывисто:
- Уистлер, Инджан – на левый угол барака Сирены. Поддержите там ребят. Слип, - бросает взгляд на Дроздовски, - со мной.
Офицер перекладывает «Томпсон» поудобнее, приподнимается на локтях, осматриваясь и чуть не утыкаясь носом в край «окопа», еще хранящий след чьей-то рифленой подошвы. Сейчас, когда все указания розданы и распределены все роли в этом театре убийств и смертей, ему остается ничуть не менее сложное дело: наблюдать, не упускать ничего и своевременно понимать, когда и что можно поменять к вящей пользе своих парней. Как разобраться во всем этом хаосе, когда, кажется, поддержка требуется абсолютно везде, Фрэнсис не представляет, но отступаться не собирается.
Уходят на задний план мысли о доме, о близких, о себе самом. Их место нагло, ультимативно, захватнически занимает война, вытесняя все остальные и воцаряясь над разумом. «Убей или будь убитым» - древние максимы просты и неоспоримы. И если его идеи, равно как и идеи Клониса, верны, то тогда он убьет достаточно джапов, пускай и руками своих парней.
И дай Бог, чтобы как можно больше из неполного взвода, оставшегося от роты, уцелело!