Ну все, пошло-поехало. Лейтенант, выражаясь литературно, почувствовал, как у него засосало под ложечкой. А если выражаться не столь красочно, но более точно, так просто в горле ком встал, который не отрыгнуть, не сплюнуть. Было такое ощущение, что он желая перекинуться в картишки, наконец добрался до кабака, нашел игроков и сел за стол, только после всех этих манипуляций поняв, что за зеленым сукном собрались самые прожженные шулера, которые сейчас обдерут незадачливого визитера, как липку. Хреново, в общем, было новоявленному ротному: хотелось, как страусу, спрятать голову в песок и до конца атаки не поднимать ее, а по итогам, узнав результаты, воспринять их не как пот и кровь людей, а как гольные голимые цифры, после или чего развести руками – “так получилось, мы сделали, что могли, и даже больше”, или кивнуть удовлетворенно – “молодцы, я знал, что мой план идеален”.
Вот только прятаться от прущей на тебе, как сошедший с рельсов паровоз, судьбы – последнее дело. Свои же не поймут, и наверняка передадут наверх – а значит, перед всеми ославят трусом. А сейчас Манго в такой ситуации, что терять лицо никак нельзя. Вот и приходится сжать зубы до скрежета и с постной миной слушать советы ганни: дескать, все идет как положено, все на своем месте, и сам ротный при деле. Разум так и норовит стать девственно чистым и звенящим от пустоты, а надо не только слушать, но и вслушиваться – опыта у Кремня на трех комбатов хватит, да и смекалкой он не обделен.
Следуя указаниям сержанта, Донахъю поворачивается к пулеметчикам и чувствует, как их неподчинение рождает в груди мерзкое, гадливое, злое чувство – да как они смеют самовольничать, своего командира не слушать... товарищей подставлять, то есть. Успокаивает офицера ганни: раз уж несгибаемый и строгий кремень не видит в этом беды, то стоит ли яриться понапрасну? Манго сдержанно кивает – только желваки разок дергаются.
В мозг буравчиком ввинчиваются новые слова: ротный ка-пэ, передислокация пулемета... Разве это важно, когда маэстро уже дал туш, и симфония пошла разворачиваться? Зачем менять что-то, думать, когда в воронке более или менее безопасно? Он тут, конечно, руководитель, но за ошибку Тарава не штраф наложит и не выговор влепит, а пулю между глаз! К тому же морпехи всяко лучше латиносов: умнее, послушнее, исполнительнее. Правда, и джапы ни разу не фрукты, и даже не солдаты “банановых” генералов: хлопот они могут доставить куда как больше. Да что хлопот: отправят вслед за Ами, и поминай раба Божия Фрэнсиса в заупокойной, и все.
И все же какая-то часть сознания, та, что вбили в Донахъю на то место, где прежде правил бал агент United Fruit, понимает, что надо вопросы решать, а не пускать дело на самотек. Хочешь вернуться к сестре, хочешь писать поменьше похоронок – изволь вертеться, как уж на сковородке, и реагирвать на ситуацию соразмерно. Это рядовым просто: дали приказ, им и живи, а офицеру положено не только бегать, но и думать. Крепко так думать, но быстро, и, желательно, хотя бы на пару шагов вперед.
Вот, например, командный пункт. Воронка, вроде как, и неплоха – видно все и сразу, но открыта любому вражескому стрелку. А барак – только видимость защиты при отвратном обзоре. За стеной надежно, но слишком много преград перед глазами. Бетонная коробка в этом плане еще надежнее, но до нее еще добраться надо. В итоге математика проста: боем управлять как-то надо, так что самый приемлемый, хоть и небезопасный вариант – оставаться на месте.
- Я буду тут, – спокойно отвечает лейтенант, словно и не бушует в груди пожар эмоций и не проносятся в голове пьяными мустангами мысли. Говорит – а внутри все поджимается, и кажется, еще немного, и к звукам боя присоединится громкое такое урчание кишечника. – И пулемет им будет, как выбьют макак с первой полосы. Ну, давай, удачи! – рот хочется прополоскать: настолько фальшивыми кажутся слова. Но с водой напряженка, так что о подобном остается только мечтать – оставалось бы, если бы было время.
Пошла жара. Парамаунт начал строчить морзянку джапам с одним повторяющимся словом “смерть”, парни в хаки поползли вперед, а сам командир... А что командир, ему, по мнению Манго, только и остается, что вживую смотреть фильм о войне, демонстрировать невозмутимость да где-то в глубине души дрожать собачьим хвостом, осознавая, что творец всего этого безобразия на отдельно взятом участке фронта – он. И все покойники тоже его. Вернее, нет – чужие трупы это работа солдат, а вот свои – его, как командира, ошибки. Ждать, ждать, когда настанет момент изменить картину новым мазком: а к худу или к добру, ни в жизни не угадаешь. И только одно может не то, чтобы скрасить ожидание, но сделать его хотя бы терпимым – табак. Привычным жестом Фрэнсис сует в уголок губ сигарету.
Прищурившись, лейтенант осматривается. Незажженная папироса так и ходит в губах: вверх, вниз, вправо, влево. Кажется, Блондин сделал свое дело. Пора ли послать вперед Парамаунта, или выждать, пока начнет разговор машинка Винка? Ударившая рядом пуля мигом выбивает все мысли, кроме осознания того, что она могла пробить каску и череп. Картинка, как его бездыханное тело сползает вниз, оставляя на песке красно белую дорожку, заставляет Донахъю спрятаться в воронке. Такие же мысли, судя по всему, посетили и остальных “постояльцев” этого невеликого “номера” в отеле “Тарава”.
Подают голос бойцы один за другим, а Манго хочется перебить их, заорать: “Да убейте этого ублюдка, наконец, он меня, МЕНЯ чуть не подстрелил”. Офицер сжимает кулаки, и даже сквозь грязь на коже видно, как белеют костяшки. И тут веско так, уверенно говорит новенький, что готов сам, добровольно, чуть ли не с песней послужить приманкой. “Дурак или герой выискался? А какая, впрочем, разница, все одно – прикрытие. Спасение – мое спасение”.
- Тогда вперед, парень, – кивает ротный. – Петляй, как заяц, и не дай себя подстрелить. А мы попробуем этого ублюдка отправить к его узкоглазым богам первым. Дроздовски, - поворачивает он голову к посыльному, - рассчитываю на тебя.
Рассчитывает – это верно. Но и на самотек пускать дело по защите собственной шкуры не собирается, тем паче, что “Томпсон” в руках словно требует, чтобы его не только таскали, но и использовали, наконец, по назначению. Говорят, что когда у тебя в драке есть с собой нож, то сложно удержаться, чтобы никого им не пырнуть. А если ты в бою и с собой есть оружие? Коли посыльный не успеет пальнуть, или попадет “в молоко”, придется открывать огонь самому.