Нечестно!
Перри всегда был хорошим. Не душечкой, не подлизой, не мудаком — просто славным парнем. За что? Что он сделал, чтобы с ним вот так?
Мыло согласен. Он стонет так, что слышно даже через вой снарядов. И боже мой, сколько крови! Как Мылу дальше воевать, если все выльется? Он сам, вероятно, тоже так думает, поэтому никуда не ползет и вообще перестает шевелиться.
Нечестно! Нечестно!
Крот не понимает, что делать. Раньше с ним ничего такого не случалось, откуда ему знать, что он сейчас чувствует? Явно много всего — и смесь выходит ядовитая. Горчит на языке, разъедает глаза. Хочется орать и махать кулаками. А еще свернуться в клубок у мамы на коленях, и чтобы она гладила по голове, а завтра суббота и блинчики.
Вместо мамы — капрал Мрачный. Велит куда-то ползти. А на хер бы тебе не прогуляться? Чего я? Вон у тебя Скрипач есть! Но Скрипач такой же тощий и несчастный, как Мыло. Разве можно его… Кто у нас ротный-то хоть?
— Где я тебе щас найду Уэлл-Уэлла? Клонис велел к нам, давайте к нам.
У Крота подрагивает выдвинутая нижняя губа, глаза блестят — выглядит он сейчас умилительно, но морская пехота не умиляется.
— Кого, бля? Пехота, даже я знаю, что у вас роту принял командир ВТВ, его надо! — рычит Мрачный, и вид у него такой, что леща он не прописал только потому, что шевелиться себе дороже.
— А?
Крик Манго избавляет Крота от повинности думать сложные мысли. Он поворачивается к капралу, передергивает плечами. Вот, мол, доволен? "Продолжаем наступать". А наступать — это туда. Ну, где Дасти, и Скэмп, и Лонг-Айленд. Все непременно живые и не очень довольные, что его до сих пор нет.