Подполз к стене, у которой сгрудились морпехи и привалился к ней, белый от ужаса и песка. Прижался спиной. Надо подышать.
Так, Веласкес мёртв. Я, значит, жив. А он, значит, там остался. Лежать. Стреляли справа из залива. Значит, там японцы. Шмыгнул носом, глядя куда-то перед собой и тут меня заметил лейтенант.
– Рядовой Сэмюэль Роббинс, сэр.
Надо собраться. Офицеру надо, как надо отвечать. Да я же морпех. Вон у меня голос даже спокойно звучит, будто не я говорю.
– Лодка села на риф. Лейтенант скомандовал высадку и цепью к берегу. Мы попали под миномёт. Я начал тонуть. Упал в яму. Выкарабкался – остальных рядом нет. И лейтенанта Флинна тоже. Из всего третьего взвода, только я и Веласкес. Мы дошли до первой колючки. Веласкеса убил пулемётчик. Пуля сломала мою винтовку. Я пополз к берегу. Перебрался через вторую колючку и увидел вас.
Помолчал секунду-другую.
– Где штабная эл-вэ-тэ, я не знаю. Мы потеряли их из виду у рифа.
Гуадалканал, октябрь 42-го. Мы в патруле – идём по воде, река нам по пояс. Хлюпанье сапог и тишина. А в ней стоят пальмы. Высокие – до неба. Налетает ветер и они начинают шуметь про нас: что мы чёрные муравьи, вытянувшиеся цепочкой далеко внизу. Вдруг хлопок из леса и сразу взрыв: столб воды! Кто-то толкает в спину: "Ложись!" Пулемёт застучал: Б! Б! Б! Б! Но я головой уже ухожу под воду – оттуда по-другому всё слышно. Гул и муть. Чей-то локоть ударил в лицо. Я сжимаю винтовку двумя руками, моргая. Рядом плавно на спину опускается Калеб Кук, вытянув руки к поверхности в прощальном жесте и оставляя вишнёвый шлейф. Посмотрел на меня вдруг, бледный, как мыло. Так удивлённо.
Вспыхнул в памяти кадр и исчез. Слева долбят выстрелы густо. Жмёмся у песка и стены. Одна мина – и всё. Не то место и не то время, чтобы плавать в мутной воде. Проморгался, отгоняя некстати всплывший кошмар.