Прищурившись, Манго аккуратно выглянул из-за бруствера, осматривая поле боя. Что слева, что справа гремел и перекатывался бой, и защитники и атакующие сходились в жестоких стычках или поливали друг друга огнем. А здесь, между полосами наступления двух рот, были тишина и спокойствие – обманчивые, готов поклясться был офицер. Все вокруг трескало и стрекотало, грохотало и гудело на многие лады, и в голове мелькнула дурацкая мысль, что тот, кто называет эту какофонию «симфонией боя», или вовсе не разбирается в музыке, или конченный извращенец. В любом случае, с точки зрения Фрэнсиса, ничего музыкального в этом не было, хотя, конечно, лучше было бы спросить профессионала: кажется, о каком-то парне толи из городского, толи из военного оркестра, сменившего скрипку и фортепьяно на винтовку и гранаты, а сонаты и сонеты на маты сержанта, он слыхал.
Кажется, никаких неожиданностей пока что не было, ну или, по крайней мере, они таились от зоркого лейтенантского глаза, ожидая своего часа. Главное же было в том, что он смог вывести людей из сектора обстрела сразу двух пулеметов, и теперь мог вступить в перестрелку с единственным врагом, обеспечивая пехоте Клониса свободу маневра.
- Так… - начал было Манго, как вдруг откуда-то справа оглушительно гулко громыхнуло, с легкостью перекрыв все звуки поля битвы. Чуть вжав голову в плечи, прервавший свой приказ Донахъю снова выглянул, чтобы убедиться, что на месте выявленного им пулеметного гнезда стоит густое, непроглядное облако пыли. Детонировал ли боезапас, давешний ли сержант со взрывчаткой постарался – неизвестно. Ясно было только одно – эта приятная картина отправила псу под хвост все планы взводного.
Влез Дроздовски со своими гениальными идеями. Смерив рядового тяжелым, словно уничтоженный бункер, взглядом, командир рыкнул:
- Отставить гранаты! – сейчас один пулемет ценнее, чем несколько стрелков!
Строгий и собранный, отчего потемневшие от пыли морщины на лбу стали еще заметнее, он скользил взглядом по правому флангу, пытаясь одновременно и увидеть, и услышать врага. Сейчас, погруженный в свои наблюдения, взводный казался еще мрачнее и унылей, чем обычно. Вон суета какая-то на границе желто-серой взвеси в воздухе, вон снова заговорил замолчавший было пулемет Браунинга. Вот, вторя ему, цикадой застрекотал его японский визави. Снова россыпь торопливых взрывов, бьющих по ушам, как игривый гигант ладонями. Донахъю прислушался: кажется, джап работает из-за дальнего угла дальнего барака – ни черта не видно! Хорошая, продуманная позиция превратилась в бесполезное сидение на одном месте с призрачным шансом отразить контратаку.
И все же это еще не конец. Люди в хаки продолжают настойчиво и упорно ползти вперед, стрелять и метать гранаты. В такой ситуации сидеть на теплом песочке в сторонке, в почти что безопасности – если не высовываться, конечно – трусость чистой воды. А значит, рецепт простой: снова переносить пулемет, на сей раз поближе к атакующим, и поддерживать их огнем, подавив-таки, если повезет, надсадно долбящего «дятла» неприятеля. Может быть, Ами или Уэлл-Уэлл и придумали бы что-то получше. Но одного уже нет, а второй черт-де где, так что приходится справляться своими силами.
- Расче-ет! – командует лейтенант. – Потенциальную цель уничтожила пехота. Мы передислоцируемся к будке, и продолжаем поддерживать ребят огнем на ближней дистанции, раз основную угрозу для нас убрали. Ползем, и быстро-быстро.
«С Богом» – нащупал Манго крестик. – «Хер ли медлить, все одно воевать надо. За парней. За комбата. За тебя, сестренка».