Все-таки японец был как-то слишком похож на человека. Айзек смотрел на него во все глаза, как полный идиот, и никак не мог найти трех отличий. Да чего там, даже одного не мог найти. Что же это получалось, надо было стрелять в человека, так?
С убийством людей у Скрипача было примерно как с общением с девушками. То есть, он знал, что люди существуют и что на войне их убивают. Более опытные старшие товарищи иногда делились своими историями о таких вещах (кто знает, насколько правдивыми). И Айзек допускал — теоретически — что когда-нибудь тоже кого-нибудь убьет, раз уж он вроде как морпех. И что когда этот момент наступит, он как-нибудь поймет, что делать, потому что... ну, человечество же тысячелетиями этим занималось, так? Это, вроде как, инстинкт? Наверно, и он разберется. Но... что, прямо здесь? Прямо сейчас?
В общем, пока он проводил эти параллели и меридианы, капрал вскинул пистолет, японец нырнул за стенку, и все заверте... Граната туда, граната сюда! Скрипач только и успевал, что дергаться к стене — от стены — к гранате — назад — и крутить башкой, не было времени даже толком испугаться. Он вообще не особенно осознавал, что именно происходит. Но вот это зудящее чувство — что немедленно нужно что-то сделать, иначе он не сделает ничего, — снова вернулось. Айзек пригнувшись пробежал несколько шагов вдоль стены, каждую секунду ожидая, что вот сейчас в спину ударит взрывом или — хуже того — кто-нибудь окликнет его и вернет на место. Будто сторожевая собака, которая так долго сидела на привязи, что, даже порвав цепь, не может отойти от будки дальше привычных десяти ярдов. Но вселенная молчала. Скрипач в который уже раз за день прижался к кокосовым бревнам, как к родным. Сейчас... сейчас... затакт — и на сильную долю можно вступать.