На тычки, пинки и подзатыльники Скрипач не обижался. Он довольно быстро сообразил, что это просто такой примитивный способ коммуникации, очень популярный в морской пехоте. Что-то вроде азбуки Морзе. Тут важно было не концентрироваться на каждой конкретной затрещине, а считывать сообщение целиком. Капрал определенно беспокоился о Дасти и его ребятах, и о нем, Айзеке, тоже беспокоился. А значит Айзек мог поволноваться о чем-нибудь еще.
Он помог Мрачному с огнеметом, невольно вспомнив, как они тщательно затягивали все эти ремни на "Зейлине" несколько часов назад. О чем он думал тогда? Как представлял себе эту высадку? Чего боялся? Айзек не мог теперь вспомнить. Реальность оказалась такой большой и жуткой, что не помещалась целиком в сознание, вот память и избавлялась от ненужного.
Свои баллоны Скрипач приткнул рядом с огнеметом. Сразу стало легче дышать. Страшно было представить, как капрал таскался со своей бандурой по такой жаре — Айзеку и пяти минут хватило, чтобы плечи начало ломить от тяжести. Он погладил Иоганна по нагретому боку. Интересно, сколько огнеметчиков он перевидал?
Получив распоряжение зарядить карабин, Скрипач не стал выеживаться и рассказывать, как он и сам уже до этого додумался. Капрал был человеком, которому проще было показать, чем доказать. Ну, зарядил еще раз, рука не отвалилась. Чай, не "гаранд", пальцы не жрет. Послушно достал нож и (со второй попытки) загнал его обратно в ножны, передал Мрачному две гранаты, подвигался немного, чтобы убедиться, что ничего не звенит и не мешает.
Готов ли он? Ну, трудно сказать наверняка, тут есть, о чем подумать. К счастью, в этом не было нужды: Мрачный задал один из тех риторических, или даже скорее ритуальных вопросов, ответ на который был выдолблен сержантами в учебке у каждого морпеха прямо на коре головного мозга (ну, у кого он был, а у прочих — на черепе с внутренней стороны).
— Ай-ай, капрал, — Айзек подобрался и попытался принять лихой и придурковатый вид.