За опустившейся губой стального борта амтрака — десны-брёвна какой-то стенки и кривые зубы пальм и построек. Солнечная улыбка острова. Привет, сука-радость, слепящая бликами воды и металла! Привет, страсть-до-гроба в пламени дальних вспышек! Привет, лава-по-венам дрожи возбуждения!
Оглушительный чреньк где-то повыше виска — как вырванный из киноплёнки кадр. Или два. Или два десятка грёбаных кадров, за которые успеваешь посвистеть, покричать возмущённо на криволапого механика в будке и плюхнуться обратно в кресло. Знаешь ведь, что кино продолжится.
...а тут хрен там знаешь! Не знаешь!
И потому первым "новым" ощущением впечатавшегося щекой в колючий песок Пола был незнакомый, почти потусторонний ужас. Кто-то всучивает винтовку. Кто-то тянет за рукав. Крики, взрывы. А все мысли про вырванные из жизни кадры. Секунд десять-двадцать глазами хлопал и в звенящей тишине тонул, а кажется, будто год или два. Тягучая мимолётная мысль. Время растянулось по жилам и закупорило сосуды. Слюну сглотнуть — гони недельку! А вспомнить пол-жизни до текущего момента — хлопок в ладони, раскат грома. Вот уже и стена, как, когда? Помахать ладошкой Винку — само собой, на автомате, как за ниточку кто-то сверху потянул. Осознанно коснуться головы — словно полчаса руку тянешь.
Нет! Не снимай каску! Паника хлестнула воспоминанием жуткого ливня из детства, заставила отдёрнуть пальцы от косой и продолговатой вмятины. Ещё совсем недавно снять опостылевший головной убор было заветной мечтой "проклятого" пьяным соратником морпеха, а сейчас он бы сам себе кулаком по скуле врезал при попытке проветрить голову.
Куда-то делся лейтенант, хотя только что был рядом.
Умолкли товарищи, хотя только что о чём-то зубоскалили.
Слух вернулся.
Выстрел, выстрел, очередь. Короткие всхлёсты и долгая долбёжка. Плевок Ветчины куда-то вбок — короткий. Треск горящего где-то неподалёку огня — долгий. Сдавленный стон раненного Ньюпорта. Круговые движения пальцев Болоньезе на крышке фляги. И тут же брызги крови, вскрик.
Пол вздрогнул, окончательно сведя своё чувство времени с ориентацией в пространстве.
Они выбрались из транспорта и залегли за бревенчатой стенкой.
Их убивают минами или даже обычными гранатами — увиденные мельком ещё из амфибии постройки были совсем рядом.
Опять нельзя сидеть на месте — закидают, накроют!
Пол, тяжело дыша, подобрался, пересев на корточки, и прижался к стенке плечом, грудью и скулой. Разлапистая щепка перед глазами. Слабый запах как у горчицы или ореха — то ли срубленная пальма, то ли пот. Ну же, всего на три секунды, просто осмотреться.
"Зачем, зачем?! Дважды подряд вот так вот — не повезёт! Чего хочешь-то? Что ты там высмотришь?! Всё накрылось медным тазом, и так ясно! Грёбаные япошки словно на милю в этот кусок коралла зарылись!
Грёбаные япошки!
Пол стиснул зубы, зажмурился и вмазал кулаком по стене. Несильно, больше чтобы саму злость почувствовать. Нечестно! Он пошёл на войну доказать свою правоту, лично увидеть и пресечь злодеяния поехавших милитаристов, вернуться и вот этой вот жгучей правдой дома заткнуть всякую любительницу рисовой бумаги. А его и его товарищей просто убивают. И это та жгучая правда, что никому не нужна.
Ну нет, они так просто не сдохнут. Не все разом, накрытые одной гранатой, которую какой-нибудь смелый косоглазый просто спихнёт им на головы как ленивый кот мамину вазу с края стола. Ну нет, выжить — это не просто упасть ничком и молиться, чтобы пронесло. Выжить — значит действовать, быть командой, а не горсткой перепуганных идиотов!
Он выдохнул и быстро привстал на полусогнутых коленях. В самый раз поднять глаза вровень с верхним, уже порядком потрёпанным пулями, бревном. Ну где же вы, мрази?