Скрипач и сам собирался облобызать твердую землю, когда они с ней наконец встретятся. Но красотка-Тарава не стала дожидаться, пока он там решится и сложит губы правильной трубочкой, и взяла инициативу в свои руки. Отплевываясь от песочка, скорчившись в ногах Диаманти этаким бойцовским чихуахуа, Айзек подумал, что учения напоминают реальную высадку, как онанизм игру на тромбоне — лишь в самых общих чертах
(Объективно, не очень удачная метафора, но Скрипач поставил себе очко стиля за "онанизм". Правда, тут же снял два за "тромбон". )
На учениях бывало всякое, но Айзек всегда представлял хотя бы приблизительно, где его командир, где он сам, а главное — зачем он там, где он есть. Сейчас же он вообще не понимал, что происходит. И подозревал, что не он один.
Перебравшись за подбитый амтрак, народ начал доставать сигареты. Скрипач воспринял это как знак, что в ближайшее время они больше никуда не поползут, и полез в рюкзак. К его огромному удивлению, тосты даже не намокли. Наверно, самые удачливые тосты на всем побережье. Хотя конец-то все равно один. Айзек протянул один тост Диаманти, во второй вгрызся сам. Ему совершенно необходимо было понять: вот это мерзкое холодное сосущее ощущение в желудке — это страх или все-таки голод? Ведь голод, да? Взгляд Скрипача упал на один из трупов, и он едва не подавился куском, но заставил себя сглотнуть. Жутко, но не очень. Не вполне верилось, что вот это — человек. Ну, было человеком еще четверть часа назад. С именем и прочим. Будто... будто статист в кино, которого даже в титрах не упомянут.
(А ты, по-твоему, кто? Главный герой?)
(Смерть всех видит вот так — одинаковыми.)
Сердце снова пропустило удар. Нет, все-таки не голод, страх.
Поразительно, как по-разному можно было бояться! Спускаясь в лодку, пригибаясь под обстрелом в амтраке, глядя на зажимающего рану Водокачку. Тогда, изнывая от невозможности что-то сделать. Сейчас, когда сделать можно было что угодно, да только никто не знал, в какой стороне смерть, а в какой спасение. Если вообще была такая сторона. Айзеку не хватало слов для всех этих оттенков. Вспомнилось почему-то, как мама пыталась объяснить отцу разницу между занавесками цвета “белый шепот” и оттенка “лунного луча” (колоссальная, дорогой, как же ты не видишь!).
Нужно было что-то делать. Нельзя сидеть тут и ждать, и думать. Айзек боялся страха больше, чем смерти. Смерть была где-то там, а страх — вот он. Антрацитового цвета, темный и тяжелый.
Диаманти заметил, что Малой как-то… нездорово приободрился. Завертел башкой во все стороны, заерзал тощей задницей. Это определенно было не к добру. И когда Дасти начал вызывать добровольцев, Скрипач разве что не подскочил.
— Я могу по…
Мрачный произвел едва заметное, но энергичное движение ногой.
—...сидеть тут с баллонами и не выеживаться, — закончил понятливый Айзек.