От внезапности пробуждения мысли не поспевают за телом, а фобии — за душой. Тесно и душно? Ещё нет. Стены и потолок давят? Ещё нет. Хотя вроде бы уже должны начать. Странно. Может, темнота скрадывает пространство, расширяя его, успокаивая? А может уже проснулся с ощущением свободы? Снилось же, кажется, что-то такое... что же там было-то? Что-то синее на каком-то красном, только синее не синее, а голубое и белое, а красное тоже скорее чёрное и коричневое. Когда смотрел вниз, трепетал. Когда вверх — парил. Приятные чувства. Только почему пальцы дрожат?
***
Завтрак Пол отдал врагу, сознательно перепутав установки известной поговорки. Кофе попил неспешно (и то не допил), тост с джемом пожевал (долго разглядывал липкую корочку и всё же бросил на поднос), пару палочек фри погрыз (пересолили). Не лезло, но и не больно-то хотелось. Хотя вот перед Гуадалканалом нормально хавал, а тут никак. Но там вообще по-другому всё было. А тут все мысли — о войне. О смерти. О возмездии.
Окончания трапезы Слипуокер ждал, выстраивая из крошек стрелковую цепь, а потом двигая хрустящих солдатиков вперёд, к другому краю подноса, периодически давя большим пальцем то одного, то другого. От бравых вояк оставались то пыльные круги, то мутные лепёшки.
Пальцы вдруг зачесались. А, это остатки джема размазались. Отмыться бы.
Пол откинулся на спинку стула и посмотрел наверх.
А там отмоются?
***
Когда на сумбурном построении заиграла музыка, Дроздовски сперва замутило от нахлынувшей волны напряжения, от оцепенения какого-то, от стиснутых зубов и сжатых кулаков, ведь не на параде же, не дома на диване напротив радио! Бой, они идут в настоящий бой, и на этот раз всё точно будет не как на Гуадалканале! Почему? Да на карту достаточно глянуть, на грёбаный макет в грёбаной кают-компании! Островок-то мелкий, как чёртов угол, куда уже загнали чёртову крысу! Крысы всегда выживают в своих крысиных норах, и даже если она там всего одна останется, ей уже некуда бежать. И все крысиные пули и крысиные снаряды полетят прямо в морпехов, к гадалке не ходи!
А потом его быстро отпустило и вознесло. Кулаки разжались, струны губ искривились в улыбку. Тело вновь показалось большим, даже гигантским, но стены и потолок не давили, наоборот! Словно это он, Пол Дроздовски, играючи смял все преграды и встал в полный рост в ночном океане, лишь чуть-чуть не дотягивая до луны и лишь по колено погрузившись в воду. Корабли показались игрушками, остров Бешио-Тарава — измятым и издырявленным мусорным ведром, а япошки — коллективной крысой, коей они и являлись. Корпус морской пехоты сомнёт врага, отдавит ему мерзкий хвост, перебьёт прикладом хребет и добьёт громогласным контрольным прямо в сморщенную морду.
Пол облизал подсохший на пальцах джем, представляя себе кровь.
И тут подбило его что-то кинуть взгляд наверх и подмигнуть кому-то за потолком.
Пальцы перестали дрожать.
***
— Спасибо, парень, грохну одного и за тебя! — Кивнул Слипуокер желавшему всем удачи матросу-страховщику. Помощь его не принял, до лодки добрался сам, других поддерживать не стал. В бою и примет, и поддержит, а тут... не маленькие, справятся. Эх, скорее бы уже.
Пока все толпились в центре отсека, Пол пробрался до борта. Да, риска больше, но и "фейерверк" видно лучше, и до берега на шаг ближе. И до врага. Не видно, правда, пока что ни черта. Но ничего, скоро рассветёт. Всё ж по уму. И тело уже проснулось, нет полусонной вялости и тяжести. И готовность зашкаливает.
Рюкзак Пол втихаря скинул и затолкал ногами в уголок. Нахер надо. Только стрелять мешать будет, а пострелять Пол собирался на все патроны. А потом подобрать с павших и ещё пострелять. А потом поклянчить у живых и по новой. Он каждую пальму этого грёбаного острова пометит, каждый гребень каждого грёбаного холма, и лучше бы быть там чёртовым япошкам, потому что за стволами и на обратных склонах он всё равно достанет их гранатами, и лучше бы им сдохнуть сразу, потому что плен для них слишком хорошая судьба.
Кровожадные мысли под оглушительный аккомпанемент флотских пушек.
Мрачные думы под огрызающиеся выстрелы пушек японских.
Тревожные ожидания в затишье.
Парни шутят про жён и вдов, про уродство утешающих их морпехов, про неузнаваемый остров, про мёртвых япошек. Пол смеётся не только над последним. Он вообще сейчас какой-то другой, явно навеселе, с лихорадочным блеском в глазах, то ли дёргающийся, то ли пританцовывающий при близких взрывах.
"Что это с руками? Не трясутся, не трясутся же? Не шалить мне тут. Не дрожать."
Настороженный набухающим под ложечкой комом Слипуокер принимается чертить пальцем по краю борта.
Вниз с острым отхлёстом, вернуться и вправо-вниз с отхлёстом крючковым, и пару перекладин на эту лестницу. Луна, 月. Сместиться правее, и сверху-вниз: запятую-обрубок, под ней черту, под ней две колонны, под ними черту подлиннее, под ней квадрат с перекладиной внутри, под ним самый смак — три запятые и змейку, словно фермы у вьющейся дороги на карте. Мысли, эмоции, 意. Вместе 臆, вроде не ошибся.
Второй проще, но кривее: запятая-обрубок, под ней черта, но с левого её края скат вниз с острым отхлёстом. На скате две запятых, словно трупики япошек сбросили в могилу. 疒, болезнь, хотя это только ключ-радикал. Нет же, надо им обязательно внутрь "под крышку" напихать черту, под ней скобку, и от черты в скобку отросток с отростком: 丙, "третий" блядь, а если зарыться в словарь, то даже и "огонь" будто, какая-то заумь то ли из китайских пяти элементов мироздания, то ли из китайских же календарей. Третий элемент огонь, блядь, понапридумывали, суки. И что же происходит, когда огонь болеет? 病, болезнь, етить её в рыло!
— Парни, а знаете, как будет по-японски "трусость"? — решает вдруг пошутить и позлорадствовать Слипуокер, — "Болезнь лунных мыслей" нахуй! 臆病 (окубё:) блять! Ток это тут светает, а с грёбаным Токио разница три часа, спят, уродцы, лунные сны свои видят! А вот в Калифорнии утро, прям почти десять утра, парни! Наши уже проснулись и мысленно с нами, а мысли у них уж точно "солнечные"! Всё будет ништяк!