Первым желанием обнаружившего диверсию Тодзё Дроздовски было сорвать измаранную простыню с койки, скомкать её в очередной пинательно-метательный снаряд и зашвырнуть в дальнюю (но совсем не далёкую) стену. Однако он всё же взял себя в руки, вытащил из-под подушки верный словарик и завалился прямо поверх букв и рисунков. Пальцы лихорадочно листали страницы, а искусанная губа сдавала значение за значением, лишь бы отстал зуб-палач. Что это? Что же это? Что это, матьихзаногу, за иероглиф?!
Ну конечно! Касикомару! Слушаться, повиноваться, бояться и уважать! Ну Дойчи, ай да сукин сын!
Взломавший вражеский шифр Пол бросил словарь, откинулся на подушку и впервые за весь переход от души рассмеялся, сперва тихонько, а потом уже не сдерживаясь, в голос. Как со стороны себя увидел, вспомнив вечно трясущегося над крючковатыми письменами сутулого затворника, то озлобленного, то раздражённого, то витающего в облаках. И как его не побили-то до сих пор за кислую рожу? Жалели наверно. И тогда неудивительно, что более жизнелюбивому товарищу захотелось "разукрасить" именно такого буку. Какой же ты всё-таки лунатик, Пол Дроздовски!
Он свесил ноги с койки и спрыгнул на палубу, не пошатнувшись и не задев никого и ничего плечами. Стянул, не глядя, простынь (словарь хлопнулся на пол, но Слипуокер не обернулся), накинул её как плащ на плечи и торжественно зашагал в расположение Смита.
Хотелось что-то официозное потешно декларировать по пути на японском, навроде как "внемлите и склоняйтесь!", но вся эта шелуха словесная вдруг слетела с прорезавшегося сплава американской широты душевной и польской придури бесшабашной, никчёмной показалась, неуместной. Да и точно уж тогда за психа воспримут однополчане, ещё чего не хватало. Вместо декламаций посол доброй воли просто раскланивался театрально и смешливо подмигивал встречавшимся морпехам, не в силах удержать в себе волну хорошего настроения.
— Здаров, ловкач! — Пол улыбнулся Билли и его дружкам-подельникам, настороженно поглядывающим на визитёра, — Чего сказать хочу...
Он перекинул простынь со спины в руки и потряс получившимся "трофейным" знаменем на уровне пояса, как делали бившие нацистов парни на победных фотографиях с Африки или Италии.
— Польша капитулирует! — сыгравшая свою роль простынь оказалась небрежно скомкана и перекинута через плечо, — Но не Германии, конечно, а тебе лично, Билли Смит, да и не вся Польша, ну как я за всю-то скажу? Хотя думаю, познакомься она с тобой получше, сердце её было бы покорено!
Пол усмехнулся и протянул Билли ладонь.
— Слушай, нахер эту нашу войну, а? Проехали? Я на тя зла не держу... больше. Понимаю, ты тогда ужратый был, вона как ботинки подполковнику утопил. Я бы на твоём месте мож сосиску тебе с капустой в штаны бы запихал, счастье твоё, что не бухаю как ты. А это...
Другой рукой Слипуокер похлопал по гуталину на простыни.
— Малярия всё, сука, виновата. От неё знаешь как мозги плавятся? Сущий дьявол в душу лезет, вот те крест.