Несмотря на дельный совет, Айзек немедленно начал думать, и именно о фигне. Не поперек Диаманти, конечно. Скажи ему сейчас капрал подпрыгнуть и полететь, он бы ей-богу попытался, только угол взлета бы уточнил. Просто вот такая у Скрипача была привычка — думать. И хрен от нее избавишься, хуже, чем курение или ногти грызть.
Думал он о том, что выходит какой-то диссонанс. С одной стороны, тебе твердят и всячески показывают, что морпехи — твоя семья, и на любого из них ты можешь положиться в трудную минуту. С другой стороны, все кругом мудаки и подсовывают тебе негодные баллоны, а потом еще с тебя же за это спрашивают, как же так? Поломав полминуты голову над этой загадкой, Айзек вспомнил собственных братьев, и все как-то встало на свои места. Ну да, семья. Ну да, в трудную минуту помогут. Ну да, мудаки.
Да и что такое "мудак"? (Философствовал Айзек, пидорася, так сказать, членовозку.) Мудак — понятие относительное. Вряд ли тот же складской встал с утра с кровати с мыслью "побуду-ка я сегодня мудаком". Ну, выдал некондицию. Но они и ведь не в бой собираются, а так, на учения какие-то. Ну надерут задницу некоему Айзеку Янгу. Так ее все равно надерут, за то или за это. Вот тоже проблема в масштабах вселенной. Где вселенная, а где задница.
Мысль о том, что все взыскания в морской пехоте распространяются наподобие водопада, от верхних чинов к нижним, и брызги разлетаются во все стороны, тоже была не нова и не вызывала у Скрипача внутреннего протеста. Айзек привык к такому раскладу еще в школе, и теперь просто тихо радовался, что стоит под этими "струями" не один, а в хорошей компании. И что это по крайней мере метафорическая вода, а не метафорическое что похуже.
А баллоны перед учениями надо будет действительно проверить. Философия философией, напалм напалмом.