К сожалению, тот запах, который сейчас исходит от жаркого костра, хорошо знаком Артуру. Не настолько, чтобы к нему привыкнуть, но всё же не настолько, чтоб прикрывать рукой ноздри, задерживать дыхание или ломиться назад. Просто стал чуть реже дышать, чтобы не вдохнуть слишком много этих миазмов. Массак понадеялся, что на этом будет и всё, но церемония была ещё далека от завершения. Девушки, которых Артур поначалу принял просто за подруг усопшей, на самом деле исполняли роль хора. И надо сказать, исполняли так, что Артура по-настоящему проняло. Скупые слёзы сами навернулись на глаза, хотя возможно, это было от дыма. Артур просто сморгнул их, и опустил взгляд в землю, сглотнув подкативший к горлу ком. Бедную Сьюзи и её так рано и так бестолково оборванную молодую жизнь стало настолько жалко, что это было невыносимо. С жалостью рука об руку шла вина, и она вцепилась в душу Артура всеми зубами, с таким наслаждением, с каким ей давно не доводилось впиваться в него. Корка отстранённости и даже некоего фаталистичного равнодушия, покрывшая его сердце за долгие годы, на время ослабла, растрескалась и облетела звуками этих запевов, обнажив ещё живые и такие уязвимые участки. Им не нужно было приходить сюда. Им нужно было погибнуть на войне, истлеть в безымянных могилах и зарасти травой и вереском, как и положено солдатам, а не слоняться целый год по лесам, цепляясь за своё жалкое существование. Но они воспротивились тому, для чего предназначены солдаты, и теперь вместо них гибнут вот такие ни в чём не повинные девчонки. Поддавшийся таким мыслям и мучимый невыносимой тоской, Артур даже обрадовался немного, когда похоронная церемония неожиданно для всех прервалась.
Никак не ожидал он того, что произошло дальше. Последним, чего ожидаешь от подобной деревни, будет всадник с мечом, который будет жечь дома и рубить наотмашь по людям. Артур не понимал ни сути происходящего, ни причин происходящего, ни мотивов неизвестного. Хотел ли он убить здешних селян, или только нанести какой-то ущерб и сбежать? И нужно ли Артуру это знать? Нужно ли ему что-то делать, или лучше просто отойти в сторону и не дать себя затоптать? Но почему-то Артур хочет знать. И поэтому он вскидывает меч.
Эта сцена, как ржущий в панике конь проносится через разбегающуюся толпу, напомнила ему о Ионбурге. В тот самый день, когда их загнали на узкие улочки горящего города, Артур точно так же нещадно вгонял шпоры в лошадиные бока и рвал поводья одной рукой, потому что во второй высоко держал своё знамя. Знамя хлопало на ветру и мешалось в руке, но оно позволяло не потеряться в этом хаосе остальным, и они всегда видели, где их командир, и куда им нужно скакать, чтобы не отстать. Конь Артура тоже тогда в панике ржал и брыкался, напуганный огнём со всех сторон, но деться ему было некуда - только вперёд. Справа и слева трещали горящие дома, воздух был наполнен дымом и гарью, а сзади за ними гналась кавалерия ноксианцев, пытаясь расправиться с ними. И точно так же впереди были люди. Тоже обычные люди, простые люди которые совершенно ни при чём. Они выскакивали из подожжённых строений кто в чём был, и махали руками всадникам, крича, чтобы те остановились, потому что им некуда было убежать с узкой улочки. Но Артур знал, что если они остановятся, или хотя бы немного потеряют в скорости - они погибнут. И потому, срывая горло, кричал своим солдатам: "Вперёд!" Кричал, чтобы солдаты не смели испугаться того злодеяния, на которое Артур в тот раз пошел, чтобы спасти своих людей, и не смели остановиться перед кричащими от ужаса ионбургцами, осознавшими свою неминуемую гибель.
Достаточно смертей на сегодня. Больше ты никого не зарубишь и не затопчешь, приятель. Артур отскакивает в сторону, но с этим отскоком органично сочетается взмах двуручником наискось, сверху вниз, чтобы рубануть лошадь остриём прямо по ноге. Если всё рассчитано идеально, то Артур отрубит ей ногу чуть повыше копыта, и животное просто упадёт вместе со всадником. Ну а если нет... Будем надеяться, у Лоррейна не появится компания в виде переломанного конскими копытами командира.