Луи, конечно, не против был сдаться, но, стоило ему подумать как он будет смотреться, выпивая в кабаке с теми, кто только что поубивал его друзей, как становилось весьма паршиво. Эдак потом всю жизнь не отмоешься. Тут бы, конечно, ответить гордо и уверенно, но на ум ничего не шло, кроме проклятых швейцарских гвардейцев. Но если их второй раз за неполные десять минут начнет вспоминать тот кто не имеет ни малейшего отношения ни к гвардии, ни к Папе, ни к Швейцарии – это, право, будет уже не трагедия, а фарс. Потому Луи сглотнул, навострил усы и сказал свое первое слово за это утро:
— Нет.