Ла Манш за многое может себя бранить. Превыше всего — за то, что позволил себе ошибиться. Атаковал изо всех сил, выложился на полную... И не сумел убить или даже ранить Дорсана. Что хуже того, де Буле мертв, дело, за которым вся их команда здесь, безнадёжно утратило всякий смысл.
Ну не считая убийства Тонгедека.
Оно всегда имело смысл.
Отирая рукой с кинжалом пот со лба, мсье Алонсо поворачивается к старому новому противнику.
— Пожалуй у меня есть что сказать Вам, старик. Видите ли, я знаю кто Вы.
Глаза чуть сощурены. Ноги словно застыли в идеальной позиции.
Ещё не ранен.
И точно не умрёт сегодня.
Вот что Алонсо знает о себе.
— Было время, когда я боготворил Вас. Вряд ли Вы замечали меня, но Вы казались мне идеалом того, чем должен быть дворянин. Человеком дела, воином. Вы бретонец, я нормандец, мы почти земляки, и я мечтал назвать Вас братом, пока мсье де Буле, упокой Господь его душу, не открыл мне Ваше истинное лицо. Вы просто грязный предатель, старик. Но что ещё хуже, Вы — то разочарование, которого я никогда не прощу ни себе, ни Вам.
Ангард!
Ассо!
Оппозиция!
— Покойтесь с миром.
На сей раз Алонсо начинает с короткого вольта в сторону, сопроводив его рипостом.
Отмахнуться.
Перевести дыхание.