— Отож! — гордо согласится химера во славу улиток, хоботками пошевелит вместо рожек и засмеётся. — Полз, полз.
Вообще болтать от образа ей легче, чем потом объяснить, что сказала. Иногда только много времени спустя можно понять, что же ты на самом деле сказал.
— Вопроссы ссильнее ответов, Бенедикт, — почешет клубы хоботками она. — Есссли я потороплюссь объссснить, парадокссально, большшее за ссловами сстанет меньшшим: только тем, что я могу объяссснить. Это разное, что мы говорим от ума, и что от... что ссловно ссамо.
— Я тебе в конце вссстречи отвечу, ххорошшшо?
Там тоже большее сведётся к меньшему, но под конец это лучше, чем сейчас. А может быть Бенедикт к тому времени её сам каким-то чудом поймёт. В любом случае, она запишет ответы, чтобы не забыть. Свернёт листочек и приберёт.
— Так, — отзовётся химера на раскрытие карт, — ессли ты черепаххха, то ты черепахха сс принципами, сс мечтой. Обсстоятельная. Панцирь мне всссё-таки видитсся, панцирь вссегда "под рукою". Ххотя ты ищщешшшь такихх улиток и вообщщще знакомсств, где панцирь не пригождаетсся, где в нём нет никакой потребноссти. Тебе нужно время, чтобы расскрытьсся, развернутьсся, прожить. Вот такую я вижу черепахху, росскошшную в своей черепахховоссти. Она ссидит в канаве, потому что там уже знакомо и понятно. И, наверное, даже наведён порядок, улитки восспитаны, отобраны, ссс ними чащще приятно, чем наоборот, но при этом ххочетсся нового: и ххочетсся, и колетсся.
— Это вот мои фантазии на тему.
Обнюхает вещи Ёжи на столе, вспомнит речь, удивится:
— Ессли не сслушшать вссякие умные ссоображения в моихх головахх, то иголка. Иголка звучит, "починить" отзываетсся. Ещщщё прихходит на ум: ссоединить, ессть ссамые разные ссущщщества и материи, ты можешшь понимать разныхх, ты можешшь ссоединять, налаживать понимание, где рвётсся, ссоздавать ссвязь. И ссделать крассиво, ссобрать форму, в изделие, в завершшённоссть и какую-то оссмыссленноссть от произошшедшшего.