Просмотр сообщения в игре «[D&D5] Смерть в Дубомостье»

DungeonMaster kitaiko
28.12.2020 13:59
У церкви
  Женщина, которая смогла опознать погибшего, настороженно посмотрела на раптора, но слова Фэйт о храме, похоже, успокоили её. Лишь на мгновение она вздрогнула от резкого крика ящера, рванувшего вперед - подобная реакция была нередка в самого начале знакомство с питомцами полуросликов.
  Мунпай устремился вперед, пробежав остаток зданий у площади. У дверей лазоревого дома Фэйт, привычная к скорости раптора, успела прочитать надпись, объяснявшую и цвет, и символ на вывеске — «Птица счастья». Увы, сегодняшнее утро для соседей счастливым не было, а всадница, сама того не желая, была вестницей беды. В Дубомостье, в отличие от Маленьких Равнин, зрелище бегущих динозавров не было обыденностью, и стоило им с Мунпаем ступить на широкий мост, как они вызвали переполох. Люди шарахались к парапетам, оборачивались к площади, пытаясь понять, что случилось. Вслед им слышалась божба, на этот раз о Пламени, и восторженный смех девочки с вертушкой, но, увы, на прохожих у Фэйт просто не было времени. Шанс, может быть, и призрачный, но лучше навести шороху и успеть, чем помедлить и опоздать.
  Мост, соединявший разделённый на две части район, не был единственным — несколько подобных ему, хоть и более узких, скрывались в тенях по обе стороны. Но ни один из них не заканчивался у здания более красивого, чем небольшой храм Серебряного Пламени. В Дубомостье он не подавлял величием, как собор Флеймкипа, не выделялся назидательной строгостью, как в Талиосте, но уютно и словно бы небрежно, в пол-оборота приглашал прохожих остановиться и посмотреть на себя. На обращённой к мосту светлой стене виднелось стилизованное изображение воина с длинным мечом, который тот держал прямо за клинок, уперев рукоять в землю. Под нарядными разноцветными шпилями рядами располагались сводчатые окна, стёкла в которых были светло-фиолетового оттенка. Такое сочетание цветов что-то напоминало, но только свернув за угол строения, Фэйт поняла, что именно. Закрытые серебряные двери главного входа несли на себе барельеф коатля с раскинутыми крыльями. Был он таким же, как и тот, что лежал у полурослички в сумке, и символика храма теперь становилась понятной — разноцветная черепица на шпилях и разноцветные перья барельефа, фиолетовые окна и фиолетовые глазки-камушки на митриловой статуэтке.
  Преодолевая с каждым прыжком десяток ступеней, Мунпай вылетел на небольшую площадку перед храмом, окружённую низенькими вечнозелёными деревцами. Одинокий послушник протирал тряпочкой шею барельефного коатля. Обернувшись на цокот когтей по брусчатке, он прижался спиной к дверям и перепугано замахал тряпкой на приближающегося раптора:
  — Стой! Стой! Стой!

У тела Сванса

  — Бюро? — озадаченно переспросила Сарафина. Жалостный вид Лорелей сбил почти весь её изначальный напор. — Ах, Медани, — понимающе посмотрела она на драконью метку Эйрвина. — Место преступления… — женщина сникла окончательно, и за манипуляциями Элейн следила безропотно, но невнимательно, казалось, лишь для того, чтобы не глядеть на неподвижного Сванса. Наконец, когда эльфийка скрылась за оградой балкона, Сарафина горько покачала головой и стала отвечать на вопросы.
  — Меня зовут Сарафина Салтон, я хозяйка «Птицы счастья», — она показала на голубой дом у моста, — это наша с мужем семейная таверна. Мы там и живём. А это, — Сарафина вздохнула перед тем, как произнести имя, словно одно лишь это делало произошедшее реальным, — Сванс ир’Милеан на пороге собственного дома. Конечно, я с ним знакома, всё-таки мы соседи по Сковородке — так наша площадь называется. Не скажу, что хорошо его знаю, он у нас не завсегдатай. Вообще он тихий такой, можно сказать, затворник. И вовсе не юный — примерно мне ровесник, просто моложавый. Зла никому не делал. Представить не могу, зачем с ним такое сотворили — и кто? Да, тут нужна стража, вы правы!
  В два шага Сарафина оказалась возле незадачливых рабочих и экономным движением отвесила такую оплеуху юной девушке, что та мгновенно пришла в себя.
  — Уважаемый, — сказала она шифтеру, — срочно приведи патруль, — а когда тот опять стал оправдываться незнанием, объяснила: — Туда. Резная улица, второй поворот налево, широкая лестница вокруг башни до площадки перед чёрно-зелёной дверью. Найди Ищейку и скажи ему, что на Сковородке… — Сарафина помедлила, подбирая слова, — несчастный случай. Живо! — прикрикнула она. Шифтер захлопнул рот, повернулся и побежал в указанном направлении. Поравнявшись с гостиницей, он притормозил, и спина его чуть выгнулась дугой, а ноги и руки удлинились, придавая телу более животные черты. Припав к брусчатке, он рванулся вперёд с такой скоростью, что чуть не сбил парочку, только что поднявшуюся на площадь по ступенькам, и скрылся из виду за поворотом Резной улицы.
  Тем временем крик раптора и звучные слова Эйрвина обратили на себя внимание гуляющих по площади горожан. Усатый продавец фруктов, складывая нож, шагал к вашей группе. Цветочница-полуросличка привстала на нижнюю ступеньку стремянки, пытаясь разглядеть, что происходит довольно далеко от её лавки. Ещё несколько людей заинтересованно двинулись в вашу сторону.
  — Нет, так не годится, — нахмурилась Сарафина и обратилась к дварфийке, что всё ещё опасливо придерживала бледную магичку: — Послушай, отведи её в «Птицу» и оставь там под присмотром. Возьми скатерть — если будут спрашивать, скажи, что Сарафина разрешила — и возвращайся.
  Сарафина повернулась к вам и, перебирая пальцами медальон, объяснила:
  — Я думаю, надо тело накрыть. Ни к чему, чтобы его видели… мёртвым. Я могу ещё что-то сделать?

На балконе
  Первым, что почувствовала Элейн, прижавшись к прохладным, хорошо подогнанным плиткам, что выстилали балкон, был вкусный запах свежего кофе. Источником его служила небольшая лужица в футе от её лица, у дальнего конца которой, почти на пороге распахнутой двери, лежала разбитая фарфоровая чашка. Ещё дальше по светло-коричневому ковру вела дорожка крупных пятен бордового цвета. В обстановке комнаты, выходившей на балкон, доминировало большое кресло, такое же кремовое, как и фасад дома. Было оно широким, глубоким и, судя по всему, очень удобным, но садиться в него добровольно Элейн не захотела бы: левый подлокотник был насквозь пропитан — теперь уже не оставалось сомнений — влажной кровью. Мазки крови виднелись и на подголовнике. Комната была безлюдна и, если не считать небольшого кроваво-кофейного хаоса, неприятностей в ней не ощущалось.
  Приподняв голову, Элейн ощутила на лице приятный ветерок из глубины дома — вероятно, где-то на противоположной стене было открыто окно.
изображение на церкви