Кьокишин провел последние часы перед рассветом не во сне но в медитации. Настоящей медитации. До встречи со мстительным духом монах не столько медитировал, сколько делал вид - молодому и беспокойному, ему никогда не удавалось войти в полноценный транс - не хватало то усидчивости, то сил. Теперь, постарев за день на пол века, он вдруг обнаружил в себе небывалое понимание сакральной недвижимости, безмолвной и умиротворённой как высокие скалы, на которых стоит монастырь. Бывший юноша стал един с самим собой, увидев, как неожиданно близка бывает по час смерть. Смерть. Он думал о смерти. Он видел смерть. Он понимал смерть. Смерть стала частью его, оставив свои незримые метки там, где спектральные руки призрака касались его тела. И Кьокишин принял её, даже не попытавшись отвергать.
– Да согреют шесть закатов могилы покинувших нас. И да озарят шесть рассветов наш дальнейший путь. –