— Как-то раз, милый Хуан, моя дорогая матушка будучи беременна мной изволила обедать. О, это был чудесный обед! Подавали суп из фасоли, картофеля и брюквенной ботвы, затем щупальца осьминога в паприке и морской соли, обильно приправленные оливковым маслом... Наконец, слоёный пирог с мидиями!
Алехандро улыбается чуть сводя полные губы.
— И вот, матушка позволила себе расслабиться и вместо уместного в таком случае сухого Рибейро с лёгкими фруктовыми нотами, остановилась на розовом десертном Росадо! Не поймите меня неправильно, друг мой, я бы никогда не сделал матери замечание. Но в тот момент, она можно сказать обедала за двоих... В общем, я поспешил выразить своё неудовольствие и незамедлительно родился. Моими первыми словами были: "Матушка, если уж Вам угодно идти на эксперименты, так хоть употребили бы рейнский рислинг". Кстати, единственное приличное вино во всей Германии.
Конечно, вся история вымышлена, от начала и до конца. Вкус воспитывается всю жизнь. Кто сразу начал отличать чинквеченто и кватроченто? Выделять шедевры Отто Мюллера среди неумелых поделок фон Цюгеля? Немцы вот видимо так и не научились, а "Две женщины", право, чудо как хороши! А кстати, друг мой, знаете ли Вы, кто такой Ибаньес и что связывает его с шедевром Гойи?
Видите.
Вам есть над чем работать.
А после осьминога, между прочим, следовало подать миндальный пирог.
...
Как зачарованный, Алехандро следит за тенями от массивных круглых башен. Когда солнце встаёт определенным образом, то рядом с первой крепостью появляется вторая, ещё больше. Сотканная из мрака. Будь он старше то сказал бы что объект уступает образу объекта, но ребёнок, конечно, не мог даже отдалённо помыслить ничего подобного. Вместо этого он думал, какая должно быть просторная у крепостной стены тень, сколько людей могли бы укрыться в ней от палящего иберийского солнца. Ему было жарко, юному Алехандро, и не случайно подлинной целью похода на холм было огромное цветущее дерево, пахнущее смолой...
И дающее большую тень.
В этом весь Алехандро. Дети рвутся бегать, а ему лишь бы упасть где поменьше света и читать, читать...
Он в третий раз перечитывал "Синюю Птицу" и всё никак не мог понять, почему Птица в конце улетает.
Что Тильтиль и Митиль сделали не так?
Разве счастье — это так много?
Даже Дон Кихот был совсем не печальным. Смешным, даже в чем-то возвышенным...
Но нет книги печальнее чем "Синяя Птица".
— Как что? Я сводил бы нас в кондитерскую возле собора! И мы ели бы столько пирожных сколько захотим!
Глупенький Фернандо. Такие простые вопросы задаёт. Зачем вообще нужны карманные деньги если не для того, чтобы покупать сладости? Пирожные стоили дорого и возможность купить их для Алехандро отличала тех, у кого есть много денег, от тех, у кого денег нет.
— Дай-ка подумать... Я стал бы королём Испании, надавал бы мерзким американцам... А, и маврам бы тоже. Это уже три желания? Нет, надавал бы всем вторым. А третье...
Где живут мавры и американцы Алехандро знал довольно смутно. О первых говорилось что их следует бить, в книгах, о вторых говорили примерно то же самое едва ли не с рождения мальчиков. Так что пожалуй надавать и тем и другим за одно желание всё-таки можно. Но вот третье... Что пожелать напоследок?
"Птицу", — подсказал внутренний голос, — "Синюю птицу".
— Она же улетит...
Ответил мальчик сам себе.
— Они всегда улетают...
Словно эхо донеслось из будущего.
Вдруг стало очень грустно.
Алехандро вдруг понял, пожелать что-то совсем не значит сохранить это.
— Я хочу сберечь всё, что пожелал! Навсегда!
Чуть её прокричал он. Теперь ему казалось, что его обманули. Нажелал всякой ерунды...
"Сохранить", — повторил про себя, — "Самое главное сохранить".
Вопрос про мёртвых только усилил грусть. Как все нормальные люди, Алехандро ведь был католиком. Он ещё не разбирался в тонкостях религии, но уже знал, что если сказать что-то не то о Боге, то Бог тебя накажет. А оживлять мёртвых это разве не только Бог делает? Да и в книжке когда женевский студент попытался, кончилось всё плохо...
— Всех.
Ответил мальчик внезапно спокойно.
— Кроме может быть Шломо. Он еврей и от него плохо пахнет.
"А ещё мы на днях дрались и он победил, так что черта с два я буду его оживлять".
Так Алехандро запомнил, что многие заслуживают блага, а немногие не заслуживают. Став чуть постарше, он будет вспоминать в подтверждение своего тезиса Шекспира — мир это лес где все живут хорошо, но есть один негодяй.
Остальные вопросы даются проще.
— Я командовал бы войском рыцарей, которые вернут в наш век железа золотой век!
Кажется, Дон-Кихот все же запал ему в душу
— Слона!
Не спрашивайте.
— Я бы поставил фигуры по своему! Скучно когда они у всех стоят одинаково! Надо поставить их так, чтобы сразу выиграть! Раз-раз! И всё!
— Тебя, папу, маму, дедушку, Мориса Метерлинка...
На удивление серьёзно начал перечислять Алехандро. Точно в самом деле мог стать королём и кого-то осыпать золотом.
— Мечом, конечно! Я бы отрубил ему голову!
В самом деле, чем ещё убивают драконов?
Классика не стареет.
Пожалуй, Алехандро всегда любил идею мата в один ход. Один удар мечом, одно войско рыцарей, один слон на всех, одна справедливость для всех, один негодяй, справедливости не заслуживающий.
"Один раз поймать Синюю Птицу — и уж от меня-то она не сбежит".
И много раз когда в жизни появлялось нечто подобное той самой волшебной птице, он стремительно, как змея, совершал единственный рывок — а после, получив искомое никак не мог отделаться от подозрений, что всё обретённое мимолетно.
Красота всегда умирает.
Ребёнок, впрочем, ещё верил в то, что красоту можно сохранить. Нужно только, сделать всё правильно.
И когда брат обнял его, Алехандро ответил без колебаний.
— Я тоже люблю тебя, Эрни. И всегда защищу. От всех.
Он уже начинал чувствовать что мир — нечто агрессивное. Мир вроде еврейского мальчика. В детстве им режут пипки, вот они и растут злыми.
И миру тоже что-то отрезали.
Вот почему Синяя Птица всегда улетает.
Когда Алехандро подрастёт, он часто будет говорить: "Первородный грех" — Пока не станет атеистом.
И уже подростком он внезапно ощутит известное понимание Каина.
Он просто хотел всё исправить.
Одним ходом.
Шах и мат.
Потом, уже в более зрелые годы, священник объяснил Алехандро, что Каин не просто ошибся с мишенью, а поступил принципиально неправильно. Нельзя всё зло в мире исцелить одной бомбой (почему-то он так и сказал: "Бомбой")
Алехандро выслушал духовника очень внимательно и стал атеистом.
Авель был конечно самодовольным сукиным сыном и не понимал, что всё надлежит делить поровну, по заветам коммунистического общежития, но смерти наверное не заслуживал.
Брат всё-таки.
Эрнан не упал на пол. Руки брата поддержали его на полпути. "Ты не виноват, Авель", – Думалось Алехандро в тот миг, — "Дело не в тебе. И уж точно не в Синей Птице. Дело в тех, кто задаёт производственные отношения, угнетает, отнимает. Одному дают овец, а второго посылают копаться в земле. Это они сделали тебя процветающим, а меня поместили в сумасшедший дом. Они снова и снова воспроизводят дегенеративную модель. Тирания отцов... Грех отцов. Я думал этот мир можно спасти бомбой — но здесь попросту нечего спасать. Можно только уйти".
"И сказал Господь Каину: Почему ты огорчился? И отчего поникло лицо твоё?"
— Никого нельзя спасти.
Алехандро осторожно поднял брата и оттащил в кровать. Укрыл одеялом. Больше всего сейчас, он боялся стать братоубийцей. Слишком большая доза, и никого не будет рядом чтобы помочь... Нужно что-то придумать.
Но сначала дело. Найти билет и документы. Собрать вещи. По крайней мере поначалу придётся изображать Эрнана, а значит щегольские белые пиджаки, туфли, рубашки, шлем. Непрактично.
"Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня".
А если кого-то позвать? Нет. Тогда брат будет в безопасности, но его алиби пропадёт. Ещё чего доброго попадёт под суд за укрывательство. Как же исключить вероятность несчастного случая и ареста разом?
Как и всегда, когда дело сходит с рельс, Алехандро почувствовал лёгкую апатию, бессмысленное метание мысли от отсутствия идей к отсутствию идей.
Просто как выветрилось.
Думай. Думай. Думай.
Так прошли ещё десять долгих минут.
Пощупать пульс.
Брат вроде бы спит и в порядке, но это ещё ничего не значит.
Он найдёт что сказать. Эрнан вообще очень умён. "Новость о побеге Алехандро всколыхнула старую рану, я пошёл и напился".
Решено.
Он напьётся ночью.
Одеться из гардероба Фернандо. Чуть сбрызнуть рубашку алкоголем. Порвать манжет. Сорвать две пуговицы. Спектакль начинается.
— Прааастите! Вы не видели мои д-документы?
Алехандро тянется обнять разливающего напитки гарсона. Это уже третий ночной бар.
Самое время упивающемуся испанцу потерять паспорт. Когда завтра при обыске его не найдут, то будет железное алиби.
Бутылка с подмешанным снотворным и осколки бокала исчезли ещё недалеко от первого бара. Их приняла Сена.
На самом деле он не пьёт. Везде берет сразу бутылку и уходит с ней, делая вид, что опрокидывает, а затем выливает где-нибудь, где потише. И в следующий бар, выждав, приходит уже с алкоголем на донышке и конечно мертвецки пьяный.
Наглый, но не настолько чтобы получить в лицо.
— Я здесь живу... Я Эрнан... Эрнан Гонсалес... Документы мои. Были же здесь.
Он хлопает себя по карману.
— Канешна... Гарсон, дай бутылку! Сам дойду! Пошли все в задницу!
Первая часть — алиби — готова.
Вторая часть самая противная. Переодеть брата, предварительно проверив пульс.
Спит. Просто спит.
Снести вниз собранный чемодан.
Оттащить Эрнана на лестницу, вложив в руку последнюю купленную бутылку.
Прощай, брат.
Ты как-то говорил, что твоя соседка честная вдова.
Она позаботится о тебе. И вызовет врача если я переборщил с дозой.
Сейчас она спит. Даже если она услышит громовой стук ногой в свою дверь то понадобится время чтобы подойти. Где-то сорок секунд — я замерил это пройдясь от твоей постели до твоей же двери.
Достаточное время чтобы сойти вниз по лестнице и взять вещи – двадцать пять секунд. Это я тоже замерил.
Когда твоя соседка откроет дверь она увидит мертвецки пьяного журналиста без документов, кошелька и ключа от квартиры. В трёх барах подтвердят, что он неумеренно много пил и всё говорил о своём брате. Даже если сам Эрнан будет путаться в показаниях, всё можно будет списать на спиртное. На каком этапе пропали документы и деньги? Где-то между вторым и третьим баром. Тогда "мой брат сумасшедший, его позор портит доброе имя нашей семьи" и "мой дядя болен Паркинсоном, мои дети такие милые" сменится "где мои документы?"
Ты хотел завтра с утра добраться до Гавра на пароходе по Сене. Вместо этого ты поедешь поездом Париж-Гавр. Но вокзала я доберусь в основном пешком, но меня не опознают — ночью все люди в тёмном пальто и шляпе выглядят одинаково. Сложнее всего с билетом. К счастью, взятка кондуктору работает в любой стране мира. Если же до кондуктора и доберутся, то ничто уже не связывает меня с тобой.
Я всё рассчитал, Эрнан.
Я же обещал защитить тебя.
Просто я не мог рисковать...
"И пошел Каин от лица Господня и поселился в земле Нод, на восток от Едема"
Кажется, Нод — это где-то в Африке.