Прямая дорога через заброшенный луг вела сквозь густую траву, путающуюся в ногах. Луна мигнула и погасла, теперь лишь слабый луч фонарика, да далёкие звёзды отделяли семерых стариков от благоухающей разнотравьем тьмы. А за спиной и вовсе ночь сгустилась, как вакса, поглотив огоньки Мидвич-хилла, словно и не существовало ничего за спиной, словно едва-едва различимые в звёздном свете силуэты холмов - единственная реальность, данная здесь и сейчас. Идти оказалось тяжело, ноги то и дело запутывались в траве, попадали в выбоины, чертополох цеплялся за одежду, пытаясь удержать путников. Велосипед, со скрипом и скрежетом (видно у него тоже имелись больные суставы), ехал впереди, ехал медленно, но путники еле поспевали за ним, непривычные к таким долгим переходам они стали выдыхаться, не пройдя и половины пути.
И всё же, несмотря на усталость, ночь была сказочно хороша! Светили некрупные звёзды, как угольки в костре, который только что прогорел, колыхались высокие травы, тёмным пиратским флагом качался в ночи ковыль, неведомые ночные жители завели негромкий, но мелодичный концерт, степную колыбельную, немудрёную, но такую близкую любому, тянущемуся к красоте сердцу.
Путники шли, почти не различая в темноте силуэта убежавшего шагов на десять железного провожатого, ориентируясь скорее на скрежет и лязг. Как вдруг звуки прекратились, велосипед въехал в небольшую ложбинку и там улёгся на бок, уставив руль в небо и не желая двигаться дальше. Когда старики спустились следом, невероятная тишина потрясла их. Только что раздававшийся концерт сверчков, ночных жучков, мотыльков и бог знает ещё каких диковинных музыкантов, замолк, словно оборвалась на полуслове запись. Велосипед лежал неподвижно в траве, ясно видный в звёздном свете, тут было светлее, казалось, звёзды светили ярче. Странное, заколдованное место.