Пляска Смерти завертелась в безудержном порыве, завихрениями брани и музыкой грядущей бойни; город ветров стал центром бури, где могучий ветер перемен будет трубадуром новой эпохи. Ксин улыбалась: потому что, в отличии от проклятых и пробужденных, чья власть и сила над миром смертных была в тысячи раз больше ее, она не боялась смерти. Потому что она не могла умереть: потому что плоть и кровь не были ее родными, но лишь якорем перед вечно бдительным оком бездны.
Ее чарующий голос раздался над ухом Рафаэля Джованни:
– Вообще-то это просто великолепный момент ударить тебе в спину, мой милый маленький некромант, – горячее дыхание обожгло мертвую плоть вампира, а легкое прикосновение демоницы сорвало невидимую пыль с дорогого костюма итальянца, – или ты думал, что мне есть дело до того смертного?
Ксин засмеялась: и в это же тягучее, долгое мгновение ступила вперед, из-за плеча своего собеседника, становясь между ним и опасными выходками обезумевшего мага. Убийца жадно вдохнула воздух полной грудью, ощущая сырую веру, что плясала в вокруг в причудливом и завораживающим танце, и вместе с ней покалывание гнилой силы забвения. Демоница обернулась к Рафаэлю, и тот увидел, как на лице азиатки плясала веселая улыбка; тягучая аура грусти и депрессии исчезла, сожженная резкой сменой обстановки, пока пепел отчаянья был унесен прочь пламенной речью сумасшедшего мага.
– Но ты мне нравишься, Джованни. Самую малость. Поэтому стой позади и попытайся не умереть, – говорила девушка, закатывая свою рубашку по локоть, – мы можем попытаться сбежать сквозь Барьер, но что-то мне подсказывает, что вы, отродья Каина, не обладаете такой властью над покровом. Поэтому возрадуйтесь...
Убийца щелкнула пальцами; последовал звук бьющегося стекла, что на одно мгновение заглушил какофонию бойни, и иллюзия человеческого образа спала с Ксин, разбираясь о сухую реальность, обнажая не человеческую плоть и дорогую ткань, но первозданную тьму, окутывающую в плаще женскую фигуру; в то время как ее лицо было сокрыто под вуалью ночи. С противным чавканьем и шипением бронзовые украшения, раскаленные от чистейшей злобы убийцы, становились частью ее эфемерной плоти, формируя отвратительное сочетание мяса и железа. Никто не видел, но Ксин, в эту секунду свободная от тягости эмоций и переживаний Лэй, улыбалась; но с ее глаз медленно стекали черные, как смола, слезы.
–...Ибо я стала Смертью, разрушителем миров.