Ксин вздохнула, смакуя момент своего краткого триумфа; пыльный воздух потрепанной церкви сменился тяжелой атмосферой близостью Мира Теней. Человеческая плоть, каркас из мяса и костей, бьющееся от всплеска адреналина сердце в груди – все это сдерживало притяжение Бездны, что давало о себе знать на границе сознания демоницы. Её ладонь ныла тягучей болью, свойственной от взаимодействия с сырой энтропией, растекаясь невидимым и неуловимым ядом по руке, но Ксин не обращала на это никакого внимания. Девушка склонила голову на бок, надкусывая губу; во рту все еще остался железный привкус крови после удара призрака. Ярость и злость с каждым вяло протекающим мгновением ослабевали свою хватку: и убийца, осознавая, что все внимание сосредоточено на ней, кивнула:
– Да, убийца, – голос дьяволицы вернулся к обыденному состоянию: холодному, размеренному и отрешенному. Лишь где-то внутри своего разума Последний Якорь улавливала то тут, то там мысли Лэй Ротштейн. Иррациональные, инстинктивные позывы прошлого хозяина этого тела; стресс подталкивал её вернуться к работе и уйти в нее с головой, забыться в груде бумаг и прошений административной работы и закрыть на замок все неестественные, выходящие за рамки нормы вещи в ее жизни. Конечно, сама Ксин понимала, что это просто глупость, но она отказывалась признавать, что с каждой ночью эти мысли становились все более и более естественными для нее.
– И если вы не желаете растворится в Ничто, то слушайте меня: преклоните колено и поклянитесь в верности мне, мертвецы. И я, быть может, сделаю ваше посмертие не столь ужасным, как пребывание в этой темнице на протяжении веков.