Слова смертного качали маятник настроения падшего из стороны в сторону. Когда нужно было получить от людей желаемое, ими было так просто управлять, но без этого стержня направляющей воли общение мгновенно становилось таким сложным. Патрульный не боялся признать собственную слабость, но при этом не желал избавить от ее оков, не хотел вознестись над собственным несовершенством и получить возможность делать то, на что у него прежде не хватало сил. Даже в достижении своей цели он хотел полностью отдаться в руки демона - чтобы Угаритиец взял на себя бремя доказательства, борьбы и, соответственно, последствий этих действий.
Это было заманчивое предложение. Остановить машину, выйти на проезжую часть на пути приближающегося конвоя, позволив синему свету сирен играть на стали кожи, и явить смертным себя, требуя надлежащего к себе отношения. Не он ли, Искусный и Мудрый, учил их предков обращаться с инструментами? Не он ли был защитой для тех, кто обитал под стенами его крепости? И теперь он заслуживал почести.
Вот только Рене был уверен, что вместо подобострастия полицейские ответят падшему дюжиной выстрелов в грудь, а потом напишут в отчете, что на дороге стоял здоровенный черный, который угрожающе повел бровями, так что десятку вооруженных полицейских только и оставалось что открыть огонь на поражение.
Нет, каково бы сильно не было искушение открыть свой лик смертным, сейчас было не время и не место для этого. Аннунаки почувствовал легкий укол сожаления в груди и мысленно улыбнулся: "Не унывай, старый друг, я знаю как ты хочешь этого и однажды твое время придет" Пока нужно было проявить осторожность. И решить судьбу патрульного. Котар никак не могу выбрать между тем, чтобы вложить в руку смертного орудие его собственной судьбы или взять его на службу. Рядовой полицейский не был ценным рабом, в отличие от семейства Кляйнов, но Малефактор расценивал этого человека не более чем заготовку, камень, из которого предстояло высечь произведение искусства. Прежде чем начинать работу, требовалось решить, стоил ли материал усилий или же в камне были трещины, которые впоследствии обернут все старания прахом. И в этот момент падший возвращался мыслями к словам смертного, его желанию переложить ответственность за ситуацию на Котара.
Слабость тела была легко исправима, но Угаритиец чувствовал яд несовершенства в душе полицейского, слабость и страх убили его разум, они не позволяли ему помыслить о величии, заставили его поверить в собственную немощность. Этот яд был губителен, потому что с низменной, слабой душой даже самое могущественное тело будет ущербно - так уже было однажды... Котар оборвал поток мыслей, пытаясь вспомнить, когда именно было так. Подобное случалось, массово, не единично, но при каких обстоятельствах? Детали ускользали от падшего, но он был уверен, что подобный дисбаланс неизменно вел к катастрофе. Значит, был лишь один вопрос, требующий ответа: можно ли еще вытравить яд слабости из тела полицейского или он проник слишком глубоко.
- Мое имя Котар~ва~Хасис, - произнес Аннунаки в ответ на первый вопрос патрульного, позволяя энергии имени свободно резонировать в пространстве, - И я был среди тех, кто создал саму землю под твоими ногами и твое тело, которым ты ступаешь по ней. Когда-то твое племя звало нас ангелами, богами даже. И ты прав, что я не один из них. В отличие от меня, они не станут разговаривать. Если они почувствуют, что ты вмешиваешься в их планы, то не станут сдерживаться. Они уничтожат тебя и всех твоих близких, столь методично, столь тщательно, что сами ваши имена потеряют смысл и станут лишь назиданием другим. Ты, твоя мать, твоя будущая невеста и не родившиеся дети, все это превратится в прах.
Падший не был уверен, что у вампиров действительно есть такая возможность, но позволил себе строить гипотезы. Дорми упомянул, что у него есть достаточно высокие связи в полиции замять дело. Его группа была довольно методична в уничтожении следов, действуя по принципу тотальной зачистки. Вампиры умудрились остаться на земле несмотря на все чистки, которые устроило Небесное Воинство, но при этом до сих пор не поработили человечество - значит, они умели очень хорошо скрывать свои следы, предпочитая оставаться в тени. Из всего этого можно было с определенной достоверностью предположить, что если патрульный начнет болтать, его ждет быстрый и незавидный конец. А упоминание семьи было всего лишь инструментов. Если смертный был безнадежно поражен слабостью, страх за семью будет прекрасным инструментом направления его в нужную сторону.
- Тебе предстоит выбрать. Ты можешь пойти за мной и раскрыть свою истинную сущность, стать тем, кем тебе предначертано быть. Ты можешь остаться в стороне и продолжить блуждать в темноте в ожидании часа, когда снова натолкнешься на прячущихся в ней чудовищ. Но что бы ты не выбрал, прямо сейчас разверни машину обратно. Там уже нет никого и тебе все равно, где встречать подкрепление. А мне нужна моя машина. Если, конечно, ты не хочешь возить меня повсюду, - улыбка на лице демона принадлежала Рене, и от того выглядела не совсем естественно, но Бомонт просто не смог отказать себе в удовольствии вставить немного приправы в пресноватую речь падшего