В подобных заведениям Рене всегда чувствовал необычное для себя умиротворение. Он давно потерял счет количеству встреченных им на свое пути кафе, дайнеров, столовых и других безымянных остановок - хоть у каждого такого места было название, нередко сопровождаемое цветастой историей его происхождения, ни одно из них не задерживалось в памяти дольше секунды. Бомонт не смог бы вспомнить даже слов на вывеске, под которую зашел час назад, что уже говорить о тех местах, где он был месяц назад, год назад или даже десятилетие. Зато он помнил лица людей, разделивших с ним безмятежное спокойствие этих маленьких островков света, как будто существующих вне времени и пространства. Каждый, кто входил в двери, оставлял свой мир позади и вступал в иную реальность, существующую лишь в пределах обеденного зала. Рене помнил еду, разную в каждом месте, ни разу не повторяющуюся, потому что даже одинаковые блюда каждый повар готовил по-разному, и отдельным своим искусством торговец считал умение разгадать, в каком месте нужно заказать молочный коктейль и бургер, в каком - блюдо дня, а где ограничиться лишь чашкой кофе. И, конечно, он помнил истории, которые каждый посетитель приносил с собой и забирал по пути на выход. Для того, чтобы узнать эти истории, не нужно было даже начинать разговор, достаточно было смотреть и слушать, читая прошлое людей по тем знакам, которые они невольно выставляли напоказ.
Только в этих кафе, по пути из одного города в другой, Бомонт чувствовал себя самым обычным человеком, потому что никому не было дела до того, кто он, откуда и куда едет. В таких местах коммивояжер ощущал себя по-настоящему живым. И сейчас падший, занявший тело человека, переживал непривычный наплыв эмоций, о существовании которых в своем теле он не подозревал. Душа Рене Бомонта была бледной, слабой тенью, она почти истощилась за годы странствий и совершенных преступлений. Котар~ва~Хасис видел в этом поэтическую справедливость. Демон смог завладеть своим новым телом по той лишь причине, что смертный, получивший возможность прожить десяток жизней за раз, потратил их на то, чтобы уничтожить себя изнутри. У него было все время мира на то, чтобы создавать, возвышаться и цвести. Если бы он пестовал свою душу, удобрял ее знаниями и эмоциями, то падший никогда не смог бы вселиться в тело Бомонта. По крайней мере, не с такой легкостью. Но, получив новый отрезок жизни, Рене тратил его на то, чтобы скопить достаточно для следующей сделки. Он походил на человека, постоянно берущего в залог, чтобы отдать предыдущий кредит, не понимающего, что, хоть через его руки и проходят огромные деньги, в конечном счете с каждым днем он становится даже беднее, чем был.
Конечно, Демон Услышанных Желаний рассчитывал именно на такой исход. Он знал, что человек не способен устоять перед соблазном, ведь такова его несовершенная природа. Но где-то в глубине своей сущности он мечтал, не смея даже надеяться по-настоящему, что на этот раз все будет по-другому. Потому что если бы хотя бы один из потомков всеотца и всематери оказался бы достоин, это стоило бы вечности в Бездне. Увы, расчет Котара оправдался. Но в качестве утешительного приза он получил удобное тело, давшее ему неплохой старт в новом мире. Годами Бомонт, сам того не зная, выковывал из себя идеальный сосуд для инфернальной энергии, и при вселении демона ждала бедная душонка, едва способная сопротивляться напору Муки, сопровождавшей побег падшего из Бездны. С одной стороны, это сократило период смятения, которое Котар испытывал после внедрения, с другой, у него не было того щита против всепожирающей ненависти, которым наслаждались иные падшие. И все же, несмотря на все слабости, смертной половине иногда удавалось удивить свою эфемерную часть.
Сейчас как раз был один из таких моментов, когда Котар, поддавшись неожиданному потоку эмоций, даже потерял себя на мгновение. Демон не ожидал, что в нем может быть столько... симпатии по отношению к этим людям. Он мог, если бы захотел, прочесть каждого из них, увидеть их пороки и слабости, которые они так тщательно, и так же тщетно, пытались скрыть и дать в их руки ровно то, чего они так хотели и от чего неминуемо погибли бы... Мог, но не хотел. Ему нравилось просто смотреть, просто слушать, просто улыбаться официантке, когда она оставляла на столе тарелку. Постепенно к падшему пришло осознание причины такой реакции. Здесь никому не было дела до личности сидящего за столиком Бомонта, его прошлого и будущего. Откуда он приехал, куда держит путь, все это не имело значение. Сейчас он был всего лишь его одним путешественником, сделавшим привал. Рене стал чудовищем задолго до того, как в него вселился настоящий монстр, и только в таких местах он мог ненадолго, на пару часов, вспомнить, что значит быть человеком.
Котар невольно улыбнулся этому открытию, мысленно согласившись с самим же собой - да, это ощущение, безусловно, было приятным. Даже желанным. Пожалуй, стоило не только насладиться моментом, но и, по возможности, приумножить его. В сознании падшего мгновенно стал появляться чертеж. Нет, на самом деле это был не чертеж, о соединение материй и образов, плоскостей и граней, половине из которых не существовало названия в человеческом языке. Угаритиец вытаскивал из памяти - такой обрывочной, такой ненадежной! - ощущения от взаимодействия с полотном мироздания. О, как долго он был лишен этого чувства! Как долго он был лишен возможности просто прикоснуться к Творению, не говоря уже о том, чтобы изменить его. Демон не мог терпеть. Его сознание, против всякой воли, начинало работать, как будто хотело наверстать упущенное.
Со стороны этот процесс напоминал творческий поиск человека, ухватившегося за какую-то мысль. Остро заточенный карандаш скользил по листу перетянутого кожаной оплеткой блокнота, а его кончик свободно плясал в воздухе - Рене всегда держал прибор очень близко к перу, так что грифель оставлял тонкие серые следы на пальцах демона. В своем сознании же падший видел совсем столкновения сфер и те необходимые манипуляции ,которые нужно произвести с реальностью, что исполнить задуманное. Он пока даже не знал, для чего придумывает новый инструмент, а в представлении Котара не было ничего хуже вещи, созданной без практической цели, но этот вопрос можно было решить потом. Пока что ему доставляло удовольствие просто придумывать способ связать две точки пространства через придорожный дайнер, существующий вне времени и пространства, одновременно включающий в себя все подобные забегаловки в стране и не являющий ни одной из них.
От этого занятия падшего отвлекло бесцеремонное присоединение незнакомки. Едва она оказалась перед столом, как Рене прекратил рисовать и закрыл, почти захлопнул, блокнот, подняв на девушку внимательный взгляд карих глаз. Одновременно с этим, продолжая смотреть на бесцеремонную гостью, торговец тренированным движением ноги аккуратно пододвинул к себе стоявший под столом саквояж. Со стороны могло показаться, что он просто подобрал ногу, чтобы не мешать девушке, но при этом сумка оказалась надежно прикрыта диваном с одной стороны и ногами демона с другой.
Компания, к которой принадлежала нахалка, была не просто необычной, она была чужой здесь вопреки гостеприимной сущности заведения. Даже заказанный кофе выделял бледную компанию. Обычно такие места посещали люди, у которых было два вида кофе, со сливками и без, так что никому даже в голову не пришло просить "веганский рекаф-латте с корицей и базиликом" или от чего еще сходили с ума модники западного побережья, убедившие весь мир, что пить черный кофе это не модно. Оружие, свита и прочие характерные черты группы, от которой можно ждать неприятностей, были уже дополнением к образу. Бомонт следил за людьми краем глаза, а теперь еще и оценивал свою собеседницу. Слишком лощеная, слишком чужеродная для этого места. Но все же, она была здесь.
- Разве я выгляжу как тот, кому нужна компания? - Поинтересовался Рене у девушки, с легкой сварливостью, но без враждебности в голосе. Заданный таким тоном вопрос не должен был отвадить человека от общения, но бросить вызов, заставить говорить. В конце концов, если незнакомка подошла к падшему, значит, ей было что-то нужно, а отказать в такой ситуации было против натуры Демона Услышанных Желаний.