Федрос кивнул Болли Боллисону, когда тот похвалил его бросок, и сопроводил кивок мягкой улыбкой. Лесть то была или природная искренность, прорвавшаяся из души варяга — было не важно. Важен был сам жест, и Федрос его принял благосклонно. За остальными же михаэлит наблюдал, никак не обозначая своей позиции. Показная словесная дуэль вентру была слишком занимательной, чтобы пытаться её прервать. В то же время Драконианцы были озабочены больше своими монастырскими делами, ведь этот бренный мир был слишком мал для святых отшельников, в своих тесных тёмных кельях устремлявших взор к Вечности.
И только Дионисий вызывал в Федросе неподдельный интерес. Низкого происхождения, и из семьи-побега, он пытался всё же хоть как-то компенсировать свои недостатки, и в этом был похож на Давида среди Голиафов. Возможно, Федрос стал сентиментальнее с тех пор, как завладел сиротским приютом, и, выросший в неге и проведший жизнь в роскоши, он только сейчас стал всё больше интересоваться подобными несчастными. Кто знает, может однажды возвысятся и начнут играть важную роль в этом мире и такие низкородные несчастные, как и прочие лишенцы, и чернь, и презираемые меньшинства. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Последняя фраза Константина наслала тучи на светлый лик Федроса.
— О, Константин, собрат мой, вы пали жертвой добродушной шутки. Право же, уважаемый Болли Боллисон ни в коем разе не хотел бы испортить этот вечер, пригласив в наше благородное общество двух истерзанных дикарей. Не могу даже представить, как смердят их лохмотья от запёкшейся крови... как будто им не хватало букета прежних ароматов. Эта ночь слишком приятна, чтобы так нелепо её портить. К тому же время играет на нас, не так ли? Наш противник лишён провизии. И они презирают Традиции, в том числе и Шестую Традицию (если они вообще умеют считать до шести). Возможно, у них есть какие-то свои варварские принципы, но принципы хороши, когда человек сыт. Что нам дествительно следует сделать, так это послать солдат искать тайный лаз из донжона, — Федросу понравилось это диковинное словцо, — ведь сейчас только на него и вся надежда у загнанных в угол фуроров.
— А пока давайте всё же дадим возможность высказаться нашему гостю, собрату Поликарпу. Пусть он увидит своими очами, что слухи о дурных константинопольских нравах сильно преувеличены. В отличие от фуроров, мы всё ещё блюдём Обычай Праха, и ведь в покушении именно на него Поликарп так горячо обвиняет нас, утверждая, что, поджигая замок, мы невольно убьём его Сира. Это веское обвинение, мой собрат Поликарп. Я не смею лишать вас возможности подкрепить ваши опасения подробными аргументами, чтобы мы смогли прислушаться к вам, или же успокоить вашу мятущуюся душу, терзаемую пустыми надеждами.
Федрос откинулся на спинку стула, приготовившись слушать несчастного монаха, будто тот был менестрелем, что вот-вот разразится чудесным пением.