Прошло всего несколько мгновений, а казалось будто бы целый месяц остался позади. Шок прошел, злость отступила, даже горе как-то притупилось. Конечно, Людмила всегда останется в памяти, в сердце; всегда будет чувство вины бередить – как же так, не уберег. Но что случилось – то случилось, этого не изменить.
И как-то в миг Ежи стало тошно от этого заляпанного дымными следами неба, от горящих танков и взрывающихся фейерверками укладок артиллерийских снарядов. И люди внизу стали вмиг чужими и земля не того цвета. А ведь, если подумать, что он тут забыл? Нет больше Чжермецкого дола, как нет и пани Люды, и крылатые гусары, как искры пламени "Пана Казимира" перегорят в миг, потухнут и станут сажей, которая просто осыплется с неба в течении пары дней. В лучшем случае, чинкайский крестьянин поймает рукой маленький кусочек, посмотрит миг, да стряхнет.
Ежи выровнял самолет, убавил газ. Для боя топлива мало, чтобы к аэродрому вернуться с запасом, но если не гнать на пределе, не рвать изо-всех сил к аэродрому за новым боекомплектом, а просто взять курс куда-нибудь на восток, в глубь континента, да лететь едва-едва, просто чтобы не падал – то топлива хватит еще надолго.
Кто знает, что там будет?