«Поздно! — пронеслось у Людмилы в голове. — Не успели!»
Старый и неповоротливый старлайтовский дирижабль оказался лёгкой добычей для истребителя. Неудивительно, что за него решили взяться всерьёз после того, что он учинил на земле и в небе.
В этот момент Людмиле хорошо было видно вражескую «Барракуду», но ничто не сообщило ей, как та нанесла последний роковой удар: только вынырнула со стороны и тут же взмахнула в облака, будто ничего и не произошло. Но «Казимира» тряхнуло — и скоро Людмила поняла, как и она, и рулевые стали припадать на одну ногу, когда судно начало заваливаться вперёд и вбок. Со скрежетом и треском ломающегося каркаса, вдруг оказавшегося неожиданно хрупким под собственным весом. С грохотанием и рёвом, с таким, какой бывает только от рвущихся водородных баллонов.
— Братцы, падаем! — из раструба голосил пан Лукасик, едва перекрывая творящийся хаос.
— Всем покинуть судно! — рявкнула в ответ Людмила, не думая больше ни секунды. — Немедленно!
Она шагнула вперёд и, тяпнув за шиворот одного рулевого, что помладше, вытолкала его из кабины. Второго, постарше, высокого и сухопарого, с узким лицом в оспинах и сединой в короткой ухоженной бороде, остановила, схватив за локоть и развернув к себе.
— Михал, — она с затруднением разжала пальцы, выпуская рукав его наутюженной шинели и тут же заботливо, будто извиняясь, пригладив ладонью, — бери Якуба и организованно всех за борт. «Казимира» я сама посажу. Уэлсли спросит — так и отвечать. Понял?
— А Богдану мне что отвечать? Отцу твоему что отвечать? — рулевой смотрел на неё серьёзно и непозволительно долго, сверлил острыми чёрными глазами, сурово сжав губы и ширя ноздри от сдерживаемого протеста. Так долго, что княжна первой отвернулась к штурвалу, толкнув его плечом.
— Это приказ, — бросила она напоследок, вцепившись в рукоятки. Не видя уже, как Михал кивнул ей и, беззвучно шепнув что-то сухими губами, вышел прочь.
Дымящий исполин опускался на землю, всё сильнее кренясь носом, оставляя позади густой чёрный шлейф и хлопающие цветки парашютов.
Княжна не слышала его предсмертных стонов. Она думала об отце, падая в одиночестве и полной тишине. Только скулил по коридорам забытый в кают-компании граммофон.