Бонко, который, в отличие от большинства спутников, уже успел передохнуть и покушать, оставил компанию и быстрым шагом двинулся в сторону госпиталя. Но по мере приближения к цели хоббит замедлялся и все больше сутулился, словно тяжелые мешки один за другим ложились ему на плечи. Что он скажет мэтрессе? Как он посмотрит в глаза Петре после всего, что видел там в подземелье?
Оказавшись у входа, он остановился и, долго возясь с кресалом, раскурил свою трубку. Нужно было просто отдышаться, успокоиться, и привести мысли в порядок. Бонко не был взбалмошным или легкомысленным, как о нем можно было подумать, глядя со стороны. Просто иногда окружающие вели себя так скучно, что трудно было удержаться от того, чтобы подразнить их. Но когда надо, он мог быть крайне рассудительным и осторожным хоббитом!
Час был ранний, и Бонко прикинул, как бы зайти внутрь, минуя юных обитателей дома, чтобы сразу попасть к хозяйке. Незачем было пугать детей своим грязным и усталым обликом, следами высохшей крови на одежде, и незабываемой вонью затхлого подземелья, наполненного мертвецами.
Пока Бонко стоял, закутавшись и дымя трубкой, у стены госпиталя, внутри послышались шаги, шум, скрипнула дверь и в сад вышла настоятельница. Сперва не заметив полурослика, она прошла по дорожке под сень деревьев и, остановившись, задумчиво погладила молодую листву, перебирая зелень тонкими пальцами.
В этот момент она почувствовала запах табака, который лёгкий ветерок прежде относил в сторону и оглянулась. Заприметив Бонко, женщина быстрым шагом подошла к нему и окинула встревоженным взглядом:
— Мессир Бонко? Почему вы здесь один? Что случилось с вашими товарищами? На вас напали те, кто приходил ночью?
Хоббит вскинулся и как-то застенчиво убрал трубку за спину, словно его поймали на чем-то предосудительном.
— Ах, госпожа Присцилла, столько всего нужно рассказать! Если не возражаете, пройдем дальше в сад, не хотелось бы встретить кого-то из детей сейчас.
— Товарищи живы за исключением одного, Тиса. Такой высокий хмурый воин, помните? Он погиб в подземелье. Но мои новости куда хуже. Дети, все они, включая юную Адельгу... они больше не вернутся в мир людей. Мне сложно объяснить это, пусть лучше брат Джошуа поведает вам после. Кроме того, мы нашли фермерскую дочку, Синтию. Ее растерзало жуткое чудовище из глубин. Мы его уничтожили, или нет, я не уверен, но пока оно исчезло. Ох, я сбивчиво толкую, потом разъясним все подробно, но сейчас... Видите ли, у нас на руках два тела – Тис и девица Синтия, и... и... понимаете, не хотелось бы нести их в город. Мы подозрительные чужаки, а местные... ну, вы сами знаете, — Бонко неопределенно махнул рукой, — Я пришел за советом и помощью, госпожа Присцилла. Нам бы отпеть и похоронить покойных по христианскому обряду.
Лицо метрессы ожесточилось, когда Бонко поведал ей об ужасной участи детей. Она махнула рукой в сторону часовни, стоящей поодаль от главного строения, и направилась вместе с собеседником туда. По мере рассказа её тонкие губы сжались, а во взгляде проступила сталь. Полурослик закончил, и тяжелое молчание повисло в воздухе. Спустя минуту или две Присцилла глубоко вздохнула и, повернувшись к распятию на стене часовни, перекрестилась и вознесла молитву за упокой душ павших. После этого женщина повернулась к Боггервиллю и жёстко произнесла:
— Мы не оставим павших без достойного погребения, но прошу, разъясните мне свои слова сейчас, мессир. Что за чудовище и почему не вернутся дети? Вы не сказали, что они мертвы, что же тогда за злой рок настиг их в том.. подземелье, да?
И тут, под строгим взглядом этой женщины, словно пелена спала с глаз Бонко. Как он мог забыть, даже после всего пережитого, о погубленных и растерзанных детях? Эх, прав был старина Айке – если уж решились на сделку с подземными дьяволами, о Присцилле нужно забыть. Но сейчас, перед ее лицом, хоббит не мог лгать.
— Они... Подземные карлы украли их души и обратили в себе подобных, — выпалил он, и замолчал, глядя на женщину широко раскрытыми испуганными глазами.
Взгляд Присциллы ожесточился, на мгновение Бонко показалось, будто она выместит свой гнев на нём, но женщина лишь задала вопрос, произнося слова скрежещущим, сухим и злым голосом:
— Те, что приходили ночью.. вот зачем они забирали детей. Самое удачное преступление в глазах Господа.. несчастные невинные души. Вы же убили их, уничтожили эту мерзость? А чудовище, монстр, о котором вы упомянули - он служил им?
— Нет. Мы убили только тех, что приходили сюда ночью. Мы пришли похоронить убитых, а после вернемся в подземелье, — Бонко твердо смотрел в глаза женщины. Затем отвел взгляд и вздохнул, — Нам пришлось нелегко там, в этой обители ужаса и отчаянья. Скажите, Присцилла, вы можете припомнить, какая стояла луна в ночи, когда похищали детей?
— Луна? Нет, не помню... - вопрос, кажется, сбил метрессу с толку. - Можно свериться с записями в городской ратуше и узнать наверняка, но почему вы спрашиваете про это?
— Они... Нам удалось узнать, что они приносят детей в жертву в новолуние. Во всяком случае, именно перед ним похитили Адельгу. Но зачем они вернулись после, я не понимаю. Может, и раньше их подлые нападения были нерегулярными. Сообщите хотя бы даты.
— Мессир, у меня здесь - Присцилла указала рукой на госпиталь, - пара десятков детей, которым нездоровится, а ещё множество дел, связанных с благоустройством и заботой о душах местных горожан. Я не помню точных дат, но пропадали дети примерно раз в месяц. Это могло совпадать с новолунием, да. Ужасные вести вы принесли, - женщина потерла лоб усталым жестом, - но после того, как вы с Божьей помощью уничтожите сих дьявольских отродий, Эгль сможет спать спокойно.
— Я передам остальным ваши слова, мэтресса, — устало произнес хоббит. Эта женщина не станет прислушиваться ни к каким аргументам. Ее интересует только возмездие. Впрочем, ее можно понять, ведь она защищает детей. — Куда нам перенести покойных?
— Дети ещё спят, - пожевала губами настоятельница. - Зайдите со стороны часовни, там есть калитка и небольшой сарайчик. Я сейчас отопру его, сложите павших внутри. Я же пока нагрею воды и найду ткань, дабы обернуть тела. Бегите к товарищам, да не медлите - когда город проснётся, незамеченными вам дойти не получится, а со стражей вы вряд ли легко объяснитесь!
В это время его товарищи, что отдыхали под деревьями, услышали вдалеке дробый стук копыт. Он нёсся со стороны фермерских полей, и даже не самый зоркий взор Доринга углядел вскоре пару скакунов, скачущих по направлению к мосту. Дварф живо распихал сомлевших товарищей и весь отряд залёг за кустами, росшими в придорожной канаве близ деревьев. Вскоре всадники поровнялись с ними и оказалось, что такие меры предосторожности были излишни: двое молодых людей, правящих конями, смотрели только вперёд, горяча скакунов. Через сёдла были перекинуты, как сперва показалось мжчинам, какие-то тюки, но когда всадники, вздымая желтоватую пыль, пронеслись мимо, искатели приключений увидели, что это были не тюки, а тела людей. Переглянувшись с недоумением, напарники поднялись и стали всматриваться вослед ускакавшим: куда они направляются и что стрялось, понять было решительно невозможно.
Бонко едва успел пробежать легкой трусцой пару десятков ярдов вниз от госпиталя к реке, как тоже увидел всадников, сворачивающих с дороги в его сторону. Полурослик быстро сориентировался и вернулся к ограде госпиталя, где и присел, спрятавшись за кустом. Двое молодых мужчин на взмыленных конях, через крупы которых были перекинуты чьи-то тела, подскакали к воротам и спешились. Один из парней побежал внутрь, в то время как второй, помоложе, обхватил голову мужчины, висевшего на крупе коня, как мешок картошки, и стал что-то приговаривать, гладя его по голове.
Вренулся первый всадник, а с ним и Присцилла, которой парень на ходу что-то втолковывал. Боггервилль разобрал только «белый конь среди ночи», «словно ниоткуда», «взбесился и по голове», а потом молодые люди стащили тело с лошади и полурослик с удивлением узнал в раненом давешнего фермера. Он был без сознания, а волосы спеклись от крови в грязный колтун, который закрывал пол-лица. Настоятельниц опустилась на колени около мужчины и, сжав в одной руке деревянное распятие, вторую простёрла над головой Грина. Лёгкое сияние окутало её ладонь, в то время как губы шевелились в молитве. В это время всадники сняли с лошади второго человека - паренька помладше, перемотанного окровавленными рубахами, и положили на траву рядом. Бонко аж закусил губу от досады: сейчас показаться тут всем отрядом, да ещё и с телами, было бы явно не кстати! Да ещё и конь, о котором говорили прискакавшие.. Неужели это кэлпи? Как же он оказался на ферме?